- вцепилась ему в плечо. И тут уж было не до документов, потому что
телеграфист выскочил на улицу и побежал, высоко подбрасывая колени. Раиса
неслась близко за ним, но все не могла дотянуться, а Коля бежал за ней,
понимая, что с каждым шагом удаляется от опасности. Правда, и кондуктор с
солдатами топали сзади, но Коля понимал, что не он уже - цель их погони.
он ринулся к беглецу, чтобы помочь преследователям. Телеграфист увернулся
и выкинул сахарницу. Сахарница была круглая, без крышки - крышку потеряли
уже давно. Она покатилась по камням мостовой, Раиса побежала за ней, а
кондуктор и солдат обогнали Колю и скрылись за углом, преследуя
телеграфиста.
наследил, и Раиса была недовольна, даже не смеялась, когда Коля попытался
юмористически рассказать, как воспользовался случайно найденными
документами какого-то Берестова. Коля стал целовать Раису, но та
уклонилась от ласк, сказав, что сейчас из киндергартена придет ее
Витенька.
в котором сообщал, что мичман Фок Павел Иванович - чистый русак из
Пензенской губернии. Там же говорилось, что в ночь с третьего на
четвертое, будучи на вахте, мичман проверил часовых в подведомственной ему
носовой орудийной башне. Затем он хотел спуститься в бомбовый погреб, но
часовой, не доверяя немцам, не пустил Павла Ивановича. Часовой был напуган
недавним взрывом на <Императрице Марии>, взрыв был именно в бомбовом
погребе. Говорили, что это дело рук немецких шпионов.
честь полностью погубленной. Он поднялся к себе в каюту и тут же
застрелился. Но застрелился не потому, что в самом деле испугался
разоблачения, как говорили досужие сплетники в городе, а в глубоком
душевном расстройстве.
мичмана Фока по постановлению команды состоятся 6 марта в десять утра.
зевак на площади еще не было - соберутся через час-другой.
делалось дальше - по мере свободы и инициативы, - было задумано другими, и
славу тоже делить с другими. Когда приехавший якобы на отдых генерал
Жанен, соглядатай Клемансо, воодушевляясь, слушал планы Колчака и по карте
следил за воображаемыми движениями флота и десантов к Константинополю, он
делал вид, что заслуга в этом плане принадлежит именно деятельности и
энергии Александра Васильевича, но тот-то знал, что решения принимаются
даже не в Петрограде - скорее в Париже.
но и его стратегического чутья.
не стоящие упоминания. Даже если они называются Тихоокеанским флотом, так
и не пришедшим в себя после Порт-Артура. Балтийский флот вроде бы главный
- под боком императора, на виду. Но всю войну простоял на якорях. Кроме
экипажей субмарин да тральщиков, мало кто нюхал порох. Флот без цели -
флот, наверняка уже разагитированный социалистами, готовый к слепому
бунту, и в будущем - страшная опасность для порядка в государстве - за три
года безделья и мужеложства по кубрикам и гальюнам из балтийских моряков
создались отряды черных убийц. Об этом Александр Васильевич говорил Жанену
и Ноксу, старался убедить их. Но союзные представители только вежливо
кивали, не давая себе труда задуматься. Согласился только генерал
Алексеев, но станет ли он реально главковерхом - одному Богу известно.
последовательно проводил в жизнь разработанную программу. У него была
великая цель, цель настоящего флотоводца и вождя - отнять у Турции
проливы. То, что не удалось князю Олегу, удастся Александру Колчаку. Этой
идее Колчак был предан с момента своего вступления в командование
Черноморским флотом и до последнего дня на этой должности. В отличие от
десятков куда более заслуженных и высоких чинами генералов и адмиралов,
князей и министров, Александр Васильевич отлично понимал, что страна
движется к пропасти и единственное, что может остановить ее от падения, -
это победа в войне. Победа спишет все - после побед революций не бывает. И
если удастся выиграть эту гонку - они толкают к пропасти, а мы оттягиваем
оттуда, - будет спасена империя. Империя, республика - не суть важно, хоть
Колчак и не считал себя демократом, рассуждая, что демократия хороша для
европейских стран, где хабеас корпус и прочие законы о личности уже
пятьсот лет как существуют и любой швейцарец скорее поставит яблоко на
головку сорванцу, чем поступится свободой. В России нужна твердая рука.
Рука, которая приведет к порядку, потому что даже в Англии сначала был
Вильгельм-завоеватель, а лишь через много лет - парламент.
поддерживал их неуклонно, добиваясь одного: матрос должен быть сыт, но
занят, занят так, чтобы ни минуты свободной, чтобы отработал - только
спать! Но сыт.
до самых турецких и болгарских берегов, несли охранение, проводили
стрельбы. Как только возвращались в Севастополь, тут же начиналась
погрузка боеприпасов и угля, уборка и ремонт - и так до следующего выхода
в море. Матросы редко выходили на берег - это объяснялось войной. И не
бунтовали. И даже не было среди них столько агитаторов и недовольных, как
в пятом году, когда восстал <Князь Потемкин>. Правда, Александр Васильевич
был не столь наивен, чтобы полагать, будто на флоте все идеально и что
Севастополь, бастион порядка, устоит в море бунтов, готовых охватить
Россию. В частности, адмирал с опаской поглядывал на город, где словно
тифозные микробы вылезали на свет мастеровые многочисленных морских и иных
фабрик и мастерских, запасники и резервисты, а также солдаты береговых
частей. Так что водораздел проходил не только между Севастополем и
Россией, но и внутри Севастополя - между флотом и берегом.
ничего еще не решал. Вечером Колчаку доложили, что в городе происходят
аресты лиц, коих подозревают в немецком происхождении. В городе
подготовлены манифестации. Именно завтра и следует противопоставить
анархии порядок.
как течет время. Всю жизнь он презирал Романовых, всегда надеялся на то,
что скоро они исчерпают свою карму и падут, потому что веревки, которыми
привязаны эти гири к ногам народа, уже сгнили. И уж кого-кого, но
Александра Васильевича нельзя было заподозрить в приспособлении к
обстоятельствам. Милая, ласковая, талантливая Аня Тимирева может
подтвердить, что еще в конце прошлого года он писал ей, <что готов был
приветствовать революцию, которая установила бы республиканский образ
правления, отвечающий потребностям страны>. Он был искренен - он всегда
был искренен с возлюбленной. Но не всегда договаривал до конца. Колчак был
убежден, что России нужен республиканский строй, чтобы он успел ворваться
в Дарданеллы и прибить свой червонный щит к вратам Царьграда: красный цвет
- цвет власти.
должность. Еще несколько дней назад даже для себя самого эти мысли были
табу - запечатаны семью печатями. А сегодня? Сегодня можно спокойно и
трезво взвесить шансы на будущее основных деятелей России. Сила человека
определяется не только и не столько его способностями и амбициями, как той
поддержкой, на которую он может рассчитывать. Корнилов популярен в армии,
в ее правом крыле, но за исключением ударного полка не имеет частей,
непосредственно ему подчиненных и верных. Рузский и Брусилов - штабные
полководцы, скорее исполнители, чем вожди. Вице-адмирал Максимов,
командующий Балтийским флотом? Он ничем не командует... А вожди
политические? Лидеры эсдеков - говоруны либо темные лошадки, скрывающиеся
по Ментонам и Базелям, - вряд ли у них есть поддержка более чем нескольких
сот таких же заговорщиков. Эсеры - Чернов? Спиридонова? Крестьяне могут
клюнуть на их призывы отдать землю, но крестьянство - слишком расплывчатая
категория. В России оно ни на что не способно, кроме вспышек слепого
бунта. Остаются правые. Дума. Родзянко. Милюков. Гучков. О либералах вроде
Львова и Керенского можно и не думать - они ничтожны...
дисциплинированную поддержку, подобную той, что имеется у Колчака в
Черноморском флоте. У Колчака. Он думал о себе в третьем лице,
отстраненно, будто читал книгу о жизни великого человека... А не поздно?
Тебе сорок семь, Александр Васильевич, у тебя неладно со здоровьем, в тебе
нет того задора и силы, как десять лет назад.
историю в спасительном направлении - значит не выполнить предначертания
судьбы, а за это судьба жестоко отомстит.