лейтенантов послали в Морской штаб гонцами.
спортивный азарт. Ей нужен был именно Колчак - никто другой. И иные
кандидатуры отвергались немедленно - требовалось переспорить самого
адмирала.
<Руссо-балт> адмирала.
потому сразу оказался выше ростом, чем остальные. Так с автомобиля он и
говорил - не так громко, - многим не было слышно, но все молчали, откричав
торжествующе: <Колчак приехал! Ура! Наша взяла!> - и, придя в благодушное
настроение, замолчали и слушали адмирала, полные милосердия к поверженному
противнику.
Потому он сухо и быстро сказал, что не имеет новых вестей из столицы, а
завтра, по получении новостей, разошлет их по кораблям.
приказать шоферу ехать прочь. А ехать-то надо было через толпу -
автомобиль стоял почти в центре плаца.
пошел недовольный гул. Получалось, будто Колчак приехал только для того,
чтобы сделать выговор за непослушание.
телеграфист и кричал:
революцию!
гул, но сдался, и не потому, что оробел, а за отсутствием опыта таких
встреч. До того он встречал толпы матросов разведенными по шеренгам. И он
заговорил, а толпа затихала, стараясь уловить те, особенные слова, что
доступны командующему:
обстановке, которая нас окружает, нам не следует предаваться излишней
радости и спешить с необдуманными решениями.
крепнул, а площадь, в старании слушать, становилась покорной.
максимум напряжения, чтобы довести ее до победного конца. Враг еще не
сломлен и напрягает последние усилия в борьбе. Если мы это забудем и все
уйдем в политику, вместо победы мы получим жестокое поражение. Боевая мощь
флота и армии должна быть сохранена. Матросы и солдаты должны выполнять
распоряжения офицеров! Это будет залогом наших успехов на фронте!..
время царила тишина, так как неясно было, как же адмирал: за революцию или
за что еще?
отчаянный крик, будто человека озарило и он боялся, что упустит момент и
не успеет сделать самое важное.
Телеграмму!
флаг-офицеру, который сидел рядом с шофером. Тогда Колчак облегченно
улыбнулся.
адмирала завладел всей площадью. - Я разделяю ваше стремление. Сегодня же
будут посланы в Петроград телеграммы, в которых будет выражена твердая
поддержка Черноморским флотом Временного правительства. Завтра же
телеграммы будут напечатаны в газетах!
принято решение. Было достигнуто единство!
бескозырки и папахи.
понимал, что его отъезд, какими бы криками ни провожали его матросы и
солдаты, вызовет не успокоение, а новые сомнения и стремление участвовать
и далее в великих событиях, хотя никто толком не знал, как лучше это
сделать.
потому что там была связь с Петроградом, хотя, впрочем, из Петрограда не
поступало достойных внимания вестей. Там революция по случаю воскресенья
отдыхала, упиваясь недавней победой.
уборкой и готовкой, хотелось погулять по свободной России, и она сказала
Коле, что рассчитывает на его общество.
попросил только, чтобы прогулка произошла попозже - ему хотелось спать.
Раиса не стала спорить. Они не могли лечь вместе, потому что в любой
момент мог прибежать с улицы Витенька, и Коля был тому рад - он как
провалился в сон.
горячими щипцами завивала волосы. Коля с облегчением подумал: какое
счастье, что эта женщина - не его жена, что он может в любую минуту уйти
отсюда и забыть Раису. И сознание такой свободы было приятно и даже
расположило к этой толстеющей вульгарной мещанке. Пускай это сокровище
достанется Мученику.
воспротивилась - она хочет гулять с офицером. На его опасения она ответила
с ухмылкой:
тронуть?
из небольшого города, в котором некоторые фигуры, вроде бы и не имеющие
официального статуса, пользовались полной неприкосновенностью и
авторитетом.
Раисой - в бумажнике студенческий билет Андрея Берестова и его же единый
билет на московский трамвай.
дел лежал конверт с бумагами арестанта Андрея Берестова. Разумеется,
убегая, Берестов взять их не мог. Вначале Беккер не намеревался каким-либо
образом использовать чужие документы, но обстоятельства заставили его это
сделать. Оказалось, что этот шаг, предпринятый в минуту отчаяния, в самом
деле вполне разумен. Революция должна дать возможность начать новую жизнь.
Надо раствориться, стать незаметным, обыкновенным, как все, и именно с
такой позиции можно двигаться вперед. И куда лучше быть Андреем
Берестовым, нежели Николасом фон Беккером. Думая так, Коля усугубил свое
положение - фон Беккером себя называл только он сам.
появился хрустящий лед. К шести большие толпы собрались на Историческом
бульваре, у городской управы. Городская управа заседала, и люди хотели
знать, какие будут решения. По обе стороны толпы скопилось немало трамваев
и автомобилей, которые, не в силах пробиться, уже устали звонить и гудеть.
Но толпа шумела так, что гудков не было слышно. Время от времени на
верхней ступеньке управы появлялся кто-либо и сообщал, как идет заседание
в городской Думе.
насколько можно было, в дверях появился красный, распаренный городской
голова Еранцев, на груди которого, поверх жилета, висел на цепи серебряный
знак.
меры - все жандармы будут арестованы и полиция разоружена. Но из толпы уже
требовали разоружить и всех офицеров, потому что хороший офицер - это
мертвый офицер.
он сказал?>, <Что там сказали?>. Фразу передавали, и она катилась по
площади до трамваев, и все смеялись. Коля впервые услышал смех, вызванный
предложением кого-то убить.
кричал потный Еранцев. - Но в Морском штабе никто не берет трубку.
в сумерках были плохо различимы, а свет на улице не зажигали. После каждой
речи в толпе кричали <ура!> - люди замерзли и криками согревались.
видно, был городской. Он сказал, что офицеров здесь нет - офицеры
скрываются, готовят заговор - хотят вонзить ножи в спину революции.
Пошли туда! Возьмем всех на цугундер и спросим: а ну, за кого вы - за
народ или за царя!
окружающим: