авантюрах его интересовала лишь разработка плана и самое начало действия -
рутина поддержания авантюры его обычно тяготила. Он мог сбрить бородку,
чтобы обмануть этих самых шпиков, но затем забывал брить ее ежедневно.
Начисто упустив из памяти, что он - глухонемой, Владимир Ильич счел жесты
Карлуши не более как нелепой игрой и отмахнулся от игры.
скрывал своего интереса к ним с Лениным, счел за лучшее сделать вид, будто
ничего не произошло, а Ленин между тем, вовсе увлекшись работой, начал
напевать, не размыкая губ, танец маленьких лебедей из <Лебединого озера>.
двадцать минут, но кондуктор, проходя по вагону, объявил с нескрываемой
скорбью человека, который привык к неизменной точности немецкого айсбана,
что отправление поезда задерживается еще на пятнадцать минут.
нависает серая громада Кельнского собора.
между ним и Платтеном, быстро поднялся, как только поезд замер у перрона,
и принялся одеваться. Платтен последовал его примеру.
пониже шляпу. Платтен принялся упрекать его за поведение в купе.
признавать мелких житейских ошибок. - И если я даже что-то произнес,
гарантируемо, что никто в купе этого не услышал.
Платтен. - Вас могли принять за английского шпиона.
отвратительна мысль о принадлежности к английской секретной службе -
Англию, в отличие от Германии, он никогда не любил, в англичанах было
много темного, тупого, и главное, они, по мнению Владимира Ильича, и были
тайно нечистоплотны и склонны к содомии.
чтобы слышать их слова, мысленно улыбнулся, так как каждому агенту приятно
сознавать, что он вышел на настоящего шпиона. Агента послал следом за
Лениным и Платтеном голубоглазенький бюргер, в действительности же
криминальный советник Ганс Фридрих Розенфельд, уже во Франкфурте
заподозривший в шпионаже транзитных пассажиров из Женевы.
Гертрудой, а также агент в Кельне, который спешил по перрону вслед за
социалистами, и знать не знали об Ульянове-Ленине и мало представляли себе
значение российской революции. Зато были уверены в том, что английские
агенты буквально наводнили Германию, и потому были на страже и следили -
не попадется ли агент в их поле зрения.
газеты - сюда уже поступили газеты с севера Германии и даже из Голландии и
Дании. Не отходя от киоска, Владимир Ильич разворачивал газеты, отыскивая
сообщения из России. Одно из сообщений заставило его выругаться понемецки
сквозь стиснутые зубы.
совсем рядом молодого человека в сером пальто и с определенным наклоном
головы, что выдавало его принадлежность к секретной полиции.
Керенский назначен военным министром? Не сегодня-завтра он объявит себя
диктатором!
глухонемой швед!
Если не случится чуда, я опоздал! К тому же нас никто не слышит.
сигнал Гансу Фридриху Розенфельду, чтобы тот возвращался к поезду. - Но вы
ошибаетесь. Я вас слышал. И вам придется снять вещи с поезда и
проследовать за мной в управление.
лишь устало улыбнулся, как положено улыбаться героям, завершившим трудную
и опасную операцию по обезвреживанию группы английских шпионов.
Севастопольский Центральный Военный исполнительный комитет (ЦВИК), в
котором говорилось, в частности, следующее:
ЦВИКа полковником Верховским, на стол в адмиральской каюте <Императрицы
Екатерины>, где он держал свой флаг. Сам же Александр Васильевич быстро
ходил по каюте - шаги съедались толстым ворсом ковра, останавливался на
секунду у раскрытого иллюминатора, резко поворачивался - кидал издали
убийственный взгляд на бумагу, лежавшую на столе. Подходил к ней,
намереваясь разорвать, но не рвал, а замирал у двери, где рядом с
Верховским стоял Коля Беккер, он же мичман Берестов.
ли это, спросил Колчак у Верховского. - Мария Федоровна во главе заговора!
Как вам это нравится?
положение адмирала шатко - неизвестно было, что решат в Петрограде.
Севастопольский совет был адмиралом недоволен, потому что тот никак не
желал признавать революцию. То есть формально он ее признавал и присягнул
Временному правительству, но не скрывал того, что на первом плане для него
остается победа над германскими варварами и их турецкими союзниками, а это
может быть достигнуто лишь путем укрепления боевого духа войск и флота, то
есть строжайшей дисциплиной, которой, оказывается, мешают митинги и
шествия. Совет же, независимо от того, что думал каждый член его в
отдельности, зависел от настроений береговых частей и матросов экипажей. А
те с каждым днем все менее желали побеждать Германию и соблюдать
дисциплину и все менее любили строгого учителя. Полковник же Верховский
хотел сберечь голову и желательно пост, даже если это было связано с
нелояльностью к Колчаку.
выразил полное согласие с Колчаком. Беккеру было нечего терять, зато он
был многим обязан Александру Васильевичу. И только ему. Ведь именно
вице-адмирал, умевший ценить преданность и еще более находчивость, после
инцидента во время митинга вызвал к себе прапорщика Берестова и предложил
ему перейти на флот с повышением в чине и пребывать далее для особых
поручений при особе командующего. Карьера Беккера, сделавшая столь скорый
и неожиданный скачок, приобрела новые очертания. Ведь за три года
прозябания в Феодосии в крепостной артиллерии он поднялся всего-навсего от
вольноопределяющегося до прапорщика. Здесь же за неделю он стал мичманом
флота, сшил себе мундир у хорошего портного, и, когда Колчак увидел его
впервые в штабе, он несколько секунд, несмотря на свою замечательную
зрительную память, никак не мог сообразить - кто же этот знакомый ему
высокий, стройный мичман.
- Берестов Андрей Сергеевич! Вы рождены для морской формы.
что было нелегко сделать, а Колчак ему ничем не помогал, полагая, что
щенки учатся плавать, только будучи скинуты в воду. В ином случае пловца
не получится. Разумеется, у новых коллег Беккера не было к нему никакого
расположения. Беккер попал в свиту, которую его новый знакомец
капитан-лейтенант Сидоренко, человек, принадлежавший к обидчивой породе
украинских националистов, называл сворой. Он должен был ждать поручений,
тогда как каждый из прочих людей, окружавших Колчака, имел свое дело,
занятие или основания для безделья. Впрочем, последних было мало - они
быстро пропадали, если острый взгляд адмирала выхватывал их из толпы, как
трутня из роя пчел.
Васильевич, совершив еще один круг по каюте. - Потому что от нас именно
этого и ждут. Мы игнорируем донос, копия его летит, если уже не улетела, в
Петроград, где у нас с вами немало врагов.
Коля вскинул голову, изящно устроенную на высокой шее, потому что оценил
слово <мы>, сказанное адмиралом.
и достаточно мелочи, чтобы все погубить.
но Коля кивнуть не посмел, потому что в святая святых его не допускали.
Свержин Владимир
Березин Федор
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Бажанов Олег
Лукьяненко Сергей