Чтение 19–й страницы книги ~Старый год~

голосом.

- Ухожу, ухожу, но мне хотелось бы, чтобы маркиза Люси присутствовала на
аутодафе.

- Я запрещаю ей.

- Ну ладно, ладно, тебе лучше знать, старая клизма. Мы повеселимся без
вас. Я ухожу. Отдыхай, набирайся сил, береги свою алую кровь, моя прелестница.
Для тебя я запущу все часы, и время покатится вновь.

- Идите, идите и пришлите мне новую железную дорогу вместо той, которую
сломал этот идиот Дантес, - проворчал доктор.

- Распорядитесь, - рявкнул император, кладя руки на плечи велосипедистов.

- Разумеется, - сказал Дантес, - сам сейчас пойду по магазинам и отыщу
железную дорогу лучше прежнего. Пускай тараканы катаются.

- Тараканов здесь нет! - завопил из кабинета доктор. - И ничего от Дантеса
я не приму. Он Пушкина убил.

- На хрен мне нужен твой Пушкин! - закричал в ответ Дантес. - Я убил
Марата!

Или они все сумасшедшие, или притворяются. А в самом деле они что-то
таят... Бананы!

- На площадь, на площадь, - закричал издали император. - Все на площадь, у
нас праздник! Аутодафе!

- Побежали? - спросил Дантес, как мальчишка. - А то все хорошие места
займут.

- Но это же инквизиция...

Дантес убежал, топая каблуками. Егор попытался вернуться в медпункт, но
дверь была заперта.

- Откройте! - Он постучал в дверь. - Это я, Егор. Я один.

- Мне плевать на то, что ты один! - послышался голос доктора.

- Пустите Егора, - попросила Люська.

Доктор открыл дверь. Выглянул в щелку, убедился, что Егор и в самом деле
один. Тогда впустил.

Бородка у доктора была седая, кривая, от этого он был похож на сказочного
гнома.

Люська лежала на койке за занавеской. Она прикрылась простынкой до
подбородка.

- Молодая кровь, - сказал доктор, - настоящая живая кровь. Сколько времени
понадобится, чтобы она стала раствором ненужных химикалиев?

- Больно? - спросил Егор.

- Нет, совсем не больно. Только я испугалась.

- Конечно. Она так неожиданно на тебя кинулась.

- Я не ее испугалась, - сказала Люська. - Я этого толстого испугалась. Ты
не представляешь, как он на меня смотрит. Он - ужасный человек!

Брови Люськи поднялись, губы дрогнули.

- Ну-ну, - сказал доктор. - Не разнюниваться. Павел Петрович ничего
плохого тебе не сделает.

- Егор, возьми меня к себе, - попросила Люська. Егор понимал, что взять ее
некуда. Бежать? И скрываться в голом лесу с привидениями? Тупик... Важнее
узнать, как можно выбраться из этого мира.

- Скажите, доктор, - спросил Егор, - а можно, чтобы она здесь подольше
полежала? Она же раненая.

- Не бойся, - улыбнулся сказочной гримасой доктор. - Я тебя понимаю. Она
еще полежит здесь. Ей нельзя вставать.

- Я могу встать, - возразила Люська.

- Ты что, не понимаешь доктора, что ли? - спросил Егор строго. - Сказано
тебе - лежи! А когда будет можно, я тебя возьму.

- Ты меня не оставишь? А то он мою кровь выпьет.

- Нет, не оставлю.

- Побожись!

- Ну, честное слово. А теперь молчи и отдыхай.

Егор обернулся к доктору, который смирно стоял рядом, сложив руки на
груди.

- Я не хочу здесь оставаться, - сказал он.

- Я тебе сочувствую, - ответил доктор.

- И нет возможности уйти отсюда?

- Необратима только смерть, - ответил доктор. - Но помочь тебе не могу.

Егор хотел доказать доктору, что ему обязательно надо уйти. Хотя бы ради
Люськи, которую они, конечно же, погубят.

Дверь распахнулась.

- Вот вы где! - рявкнул Дантес. - А ну быстро, быстро, сам император
спрашивал. Аутодафе начинается. Желательно присутствие маркизы Люси.

- И не мечтай, - сказал доктор. - Больная ослабела от потери крови. Ей
прописан постельный режим.

- Ха-ха, постельный! - воскликнул Дантес. - С кем постельный?

- Иди, мальчик, иди, - сказал доктор Егору. - Он же не отвяжется.

Они быстро прошли пустым гулким залом. Все ушли на аутодафе.

- Все ушли на фронт, - сказал Дантес и рассмеялся. У него был неприятный
смех.

Егор не задавал вопросов. Не может быть, чтобы такой человек был когда-то
кавалергардом. Если он и убил Пушкина, то не на дуэли, а из-за угла. Или из
гранатомета. Все обитатели вокзала собрались на площади. Но если в здании
вокзала они были толпой, то на площади люди потерялись в сером пространстве,
лишенном теней, и казались кучкой экскурсантов, ожидающих автобуса.

Рядом с автомобильной стоянкой торчал столб - бревно от какой-то избы,
вокруг была навалена куча деревяшек - большей частью сиденьев и ножек от
стульев, палок и досок. Возле столба спинкой к нему стоял целый стул. На стуле
сидела женщина-развалюха, которая хотела убить императора и чуть не убила
Люську. Руки женщины были заведены назад и примотаны проволокой к столбу.

Прическа-луковица рассыпалась и превратилась в неопрятное воронье гнездо.
Женщина чихала, шмыгала носом и не могла его утереть.

Неподалеку стоял рояль, которого Егор раньше не заметил. На крышке рояля
было укреплено кресло - в кресле сидел император. За спиной торчали
велосипедисты.

Когда Егор появился на площади, длинный сутулый мужчина в черном байковом
халате и рыжем клоунском парике кончал читать приговор:

- И потому маркиза де Помпадур приговаривается к сожжению на костре живьем
до исчезновения признаков жизни. Пепел ее будет развеян по ветру, а имя
вычеркнуто из всех справочников и учебников истории. Госпожа маркиза де
Помпадур, есть ли у вас что сказать уважаемому собранию перед началом публичной
казни?

Казалось, что женщина страшно устала, голова ее немощно свисала, из
гнезда-прически высовывались тряпки и концы проводов.

- Говорите, маркиза! - потребовал судья. Маркиза подняла голову. Страшное
намазанное лицо с потекшей тушью вокруг глаз оглядело маленькую толпу. Маркиза
постаралась что-то сказать, не получилось, и она плюнула на мостовую.

- А загорится? - громко спросил император.

- Должно загореться, - сказал чернобородый лысый человек в красном
пиджаке. Егор догадался, что это палач.

- Тогда начинай.

- А причастие?

- Покойная была неверующей, - сказал император. - Я был с ней близок, я
гарантирую.

Он снял корону и кружевным платком вытер лоб. Палач поднял с земли палку,
на конце которой была намотана темная тряпка. Дантес, который уже оказался у
костра, вытащил из кармана зажигалку и чиркнул ею. Зажигалка загорелась. Огонек
был бесцветным и маленьким. Егор заподозрил, что его обманули, - ведь говорили,
что бензина здесь нет и оттого машины не могут ездить.

Дантес поднес зажигалку к тряпке, и факел вспыхнул. По толпе прокатился
шум или, скорее, вздох многих людей.

- Ну-ну! - прикрикнул на зевак император. - Я не потерплю здесь жалости.
Она ведь нас не пожалела. Или кто-то готов занять ее место и освободить маркизу
от наказания?

Никто не откликнулся.

- Начинай! - приказал император.

Палач поднес факел к костру. Он совал его в разные места, под дрова, под
стул, на котором сидела женщина, огонь занимался, сначала робко и нехотя, а
потом поднимался выше, почти без дыма.

В отвращении отвернувшись, Егор увидел старичка. Старичок был древним как
мир. Он был ветхим музейным стулом, который существует только потому, что на
нем висит табличка "Не садиться!".

Старичок был бесплотен. Плоть его улетучилась - то ли за долгую жизнь в
настоящем мире, то ли за бесконечность, проведенную вне времени.

Хрупким, как скорлупа гусиного яйца, был круглый желтый череп. Под его
куполом прятались выцветшие глаза, а между ними торчал нос, настолько туго
обтянутый кожей, что казалось - она вот-вот лопнет.

Двигаясь, старичок легко припадал на правую ногу, и видно было, что тело
его ровным счетом ничего не весит, иначе торчащие худые кривые ноги не
выдержали бы тяжести тела, даже малой.

Увидев старичка, Егор подумал, что не следовало бы такому дряхлому
созданию приползать на аутодафе. Но, может быть, он был дружен с мадам де
Помпадур и теперь переживает за нее?

А старичок между тем пробирался меж зрителей, стараясь оказаться поближе к
костру, и зеваки сразу расходились при его приближении, то ли жалея его, то ли
испытывая брезгливость. Ведь стаи животных не любят дряхлых самцов, их
загрызают. А может быть, старичка побаивались. Конечно, не его самого, а
коренастого громилу в белой куртке, на которой был нашит красный крест. Громила
шагал почти вплотную за старичком, опекая его и не давая упасть под порывом
ветра.

Подобравшись ближе к сцене, на которой должно было разыграться действо,
старичок обернулся, громила быстро опустился на четвереньки, а старичок уселся
ему на спину. Никто не удивился, только Егору это было в диковинку.

Маркиза де Помпадур спокойно и даже с вялым интересом наблюдала за