Чтение 20–й страницы книги ~Старый год~

действиями палача. И вдруг закричала:

- Ну больно, больно же! Ты с ума сошел! Женщина стала биться, стараясь
освободиться от пут. Сучья и палки начали потрескивать, люди на площади тоже
зашумели, неясно было только, радуются ли они крикам женщины или возмущаются.

- 0-о-ой! - пронзительно завизжала женщина.

- Нельзя же так! - закричал Егор. Еще минуту назад он думал, что жизнь
этого мира не касается его - как будто смотришь кино. И вдруг закричал и
побежал к костру.

Огонь быстро поднимался, его языки нежно и ласково трогали женщину,
которая продолжала биться и кричать.

Дантес кинулся за Егором.

Внимание зрителей на несколько секунд переключилось на эту погоню. Дантес
не успевал догнать Егора, император закричал:

- Ату его, ату мерзавца!

В сцену вмешался палач в красном пиджаке, который перед тем стоял с
факелом в руке, высматривая, куда бы еще ткнуть, чтобы лучше горело.

Услышав крики, он резко развернулся и успел выставить факел как шпагу на
пути Егора.

Егор не почувствовал ожога, но тут на него навалился Дантес и принялся
молотить кулаками.

Егор еле отбивался - Дантес был вдвое больше и сильнее. Женщина уже не
кричала, а звала маму, плакала, и треск дров перекрывал ее прерывающийся плач.

И больше Егор ничего не помнил...

Он никогда раньше не терял сознания и думал, что сознание теряют лишь
романтические барышни. А тут потерял его сам. И не понял, как это случилось.
Только когда пришел в себя, понял, что опозорился на глазах у всех этих чужих
людей.

Он лежал на асфальте, под голову ему кто-то подложил скатанную в ком
тряпку. Над ним склонилась белая борода доктора. Пахло нашатырем, внутри
свербило. Егор никак не мог сообразить, что же случилось.

- Спокойно, - сказал ему доктор. - Все в порядке, ты очень переутомился и
перенервничал. Все же первый день... у тебя был тяжелый день.

Егор попытался встать, но, когда сел, сразу закружилась голова.

- Полежи, - сказал доктор.

Только тут Егор вспомнил, почему оказался на площади.

Лежа, он повернул голову.

В нескольких шагах от него стоял обгорелый черный столб. К столбу было
что-то привязано. Но это не было человеком, а так, черной тряпкой...

И Егор ощутил отвратительный запах костра, смешанный с запахом горелого
мяса.

- Тошнит, - сказал он. - Я хочу уйти. Доктор помог ему подняться.

Чуть в стороне на совершенно пустой площади стоял прямой как палка
Кюхельбекер.

Он не делал попытки приблизиться к Егору. Просто смотрел - то ли на него,
то ли на кострище. Егор с трудом тащился за доктором.

Когда они проходили мимо Кюхельбекера, тот сказал - скорее доктору, чем
Егору:

- Я ведь любил ее.

- Ах, чепуха! - сказал доктор. - Вы никогда не любили. Вы не способны
любить.

- Ты ошибаешься, Леонид, - сказал Кюхельбекер с горечью. - Но мне не
везло. К тому же она всегда помнила, что она - маркиза.

- Она была такая же маркиза, как я китайский император. Егор всем весом
опирался на маленького доктора. Тому было тяжело, он даже клонился под этой
ношей.

Егор не хотел оборачиваться к кострищу, но обернулся.

- Чего ты хочешь, мальчик? - спросил Кюхельбекер. Он был высокий, сухой и,
наверное, ломкий, как богомол. Если нажмешь как следует, рука треснет и
отломится, как сухая ветка.

- Вы же знаете, - сказал Егор. - Я хочу уйти отсюда.

- Это очень трудно сделать, - сказал Кюхельбекер. От неожиданности Егор
даже остановился, чуть не свалив доктора.

- Значит, можно? Все-таки можно? - Егор даже оторвался от доктора и сделал
шаг к Кюхельбекеру.

- Не место и не время для разговора, - сказал Кюхельбекер.

Они не успели дойти до медпункта. У входа в вокзал их ждал велосипедист.

- Молодого человека ожидают у императора, - сказал он.

- Нет, нет, нет! - воскликнул доктор. - Он болен, ему требуется отдых.

- Приказано доставить!

- Пускай идет, - произнес Кюхельбекер. - Я там буду тоже.

- Как только освободитесь, - сказал доктор Егору, - сразу ко мне.

- А куда же еще, - ответил Егор. - У вас Люська.

Император встретил его жирным хохотом. Он сидел на своем троне в комнате
милиции, вокруг горбились холмы ковров. В углах комнаты горели керосиновые
лампы.

- В обморок упал! - смеялся император. - Ты что же, не видал раньше, как
баб на кострах жгут?

Егор не ответил. Вопрос был издевательский. Император знал, что Егор не
мог этого видеть.

- Хочу поговорить с тобой об интересных вещах, - сказал император. -
Сегодня я свободен.

Егор плохо себя чувствовал, словно заболел гриппом, - голова гудела, и в
горле першило.

- Пускай он сядет, - сказал старик Кюхельбекер. - Мальчик устал.

- Пора быть мужчиной, - возразил император. Но тут же смилостивился и
велел садиться на ковер.

Егор уселся на мягкую вершину коврового холма. Когда император двигал
головой, на лысине вспыхивало множество зайчиков от керосиновых ламп.

- А ты уйди, - велел император Дантесу, который сунулся было в дверь.

Наступила пауза. Она длилась с минуту. Император разглядывал Егора. Потом
спросил:

- Каким видом спорта занимаешься?

- Легкой атлетикой, - сказал Егор. - Но нерегулярно. А еще в детстве меня
отдавали в теннисную школу, но я не показал себя.

- Себя надо показывать, - сказал император. - А как вообще в Москве
обстановка?

- Какая обстановка?

- Политическая.

- Много интересного, - сказал Егор. - Магазины открываются...

- Преступность растет?

- Преступность растет. Рэкет. Мафиозные разборки.

Император сочувственно покачал головой.

- А у нас этого нет, - сказал он. - У нас порядок.

- У вас порядок - жечь людей! - вырвалось у Егора. Император усмехнулся;

- Иногда приходится прибегать к жестким мерам. Что делать, если люди
возомнили себя бессмертными? Хотя бессмертия, как такового, не бывает.
Продление жизни, как правило, объясняется падением других функций.

Почему-то император показал на Кюхельбекера. Он подождал, пока Егор
очистит банан, и спросил:

- А что еще? Ты рассказывай, рассказывай. Например, о своей семье.

- Семья как семья.

- Отец есть?

- Есть.

- А что же ты не захотел с ними оставаться?

- У меня был конфликт. .

- Ну ладно, не рассказывай. В сущности, мне и не очень интересно, что у
тебя за конфликт. А как у Людмилы семья? Неблагополучная?

- Не знаю. Я там не был.

- Но она, безусловно, рассказывала.

Егор понял, что император притворяется Павлом. И неумело. Говорит как
современный человек. Они тут играют в игры, ленивые игры, потому что боятся
потерять власть. Хотя зачем человеку власть в этом холодном болоте?

- Ты слышал мой вопрос, Егор?

- Она живет с матерью, - сказал Егор. - Отец их бросил. Мать со своим
новым мужем, или кто он там ей, пьет. Они бьют Людмилу. Она от них убежала.

- Ясно. Неблагополучная семья, - сказал император. - С этим что-то надо
делать?

- Она уже хочет вернуться, - сказал Егор/

- Разумеется, - согласился император. - Что ей сейчас делать? Рано.

Он достал длинную тонкую руку, выпиленную из кости. Пальцы руки были
загнуты. Этой рукой он принялся чесать себе спину под бронежилетом.

- Никогда не снимаю бронежилет, - сообщил он Егору. - Потому что никому не
доверяю.

- А вы бросьте все это, - сказал Егор.

Император нехотя засмеялся. Побулькал в горле. И сказал серьезно:

- У нас беда. Никто не стареет. Ты скажешь - это счастье. Но ребенок не
может стать взрослым, бутон цветка не может распуститься и расцвести. Ты меня
понимаешь?

- Понимаю.

- Я должен тебе признаться, - продолжал император. - Я полюбил твою
спутницу Людмилу. Я полюбил ее искренне и нежно. Но мое стремление к ней
противоречит моей порядочности. Это... как бы найти нужное слово? Подскажите,
канцлер... - Император повернул голову к Кюхельбекеру.

- Это неприлично, - отыскал нужное слово Кюхельбекер.

- Вот именно. Бутон должен раскрыться, чтобы цветок соединился со мной, с
пчелой, которая прилетит выпить его нектар. Но я нетерпелив. Живу вне времени.
Для тебя пройдет пять лет, для меня - один бесконечный день.

- Но как же...

- А вот вопросов не надо, - оборвал его император. - Могут быть пожелания.

- Нам с Люсей пора домой, - сказал Егор, словно предыдущего разговора не