руками его шею, Егор шагнул вперед.
прочь из-за кулис, мимо рабочих, которые несли фанерную речку, мимо электрика,
который копался в распределительном щите. Они дошли до девушки, которая стояла
лицом к зеркалу в коридоре и старательно пела гамму.
несущественно.
Егору пришлось хуже всех, но он храбрился. Когда тебе двадцать два и ты
кончаешь университет, простительно храбриться в компании людей, ненамного
старше тебя, но облеченных правом тебя допрашивать. Больше Егору идти было
некуда. Так что для своего спасения Егор избрал позицию участника эксперимента.
Не кролика, не свидетеля, а участника. Сотрудника. Для него важнее было место в
нашей стае, чем своя роль в событии. Кажется, все мы, кроме Добряка, это
понимали и по мере сил Егору подыгрывали. Саша был нетактичен, и Егору ничего
не оставалось, как мысленно перевести его на положение прислуги. Тогда можно
Добряка игнорировать. Что Егор и делал.
завлаба, отрицательный ответ.
завтра во второй половине дня. А мы с Гариком останемся поговорим, хорошо?
еще кого-то из институтских гениев. Мне польстило, что Калерия готова обойтись
моей помощью.
и без того тощим, костлявым, а сегодня еще и выглядел изможденным.
косичкой. И серьга в ухе.
лошадиный хвост, но не может отступить, отказаться от бравады.
кинематографа он должен был обернуться и произнести самые важные слова. Но Егор
не обернулся. Дверь закрылась. И в то же мгновение, словно не в силах терпеть,
Добряк сказал:
безмолвствовала. Лишь Калерия произнесла, раскладывая бумажки на столе:
очередь:
согласится ли она с ним пойти.
Тамара.
или в Большой театр, можешь идти.
нас эпохалка?
насколько мы стали бесчувственными. Ведь на этот раз мы приблизились к
раскрытию главной тайны человечества. Две тысячи, лет человек размышлял, есть
тот свет или это выдумка?
Потому что сами еще не все представляете. Мне самой бывает жалко, что я
недостаточно верующая, потому что росла в атеистической семье; и в пионерской
организации. Но мне дурно делается от последствий!
водой. Мы с Калорией остались вдвоем. Мы молчали.
неглупым человеком, работаешь в институте, где отношение к чуду как отношение к
подопытной лягушке. Ты не обращаешь внимания на цвет ее изумрудных глаз, а
вспарываешь животик и глядишь, как сокращаются мышцы ног. Тебя волнует, хорош
ли скальпель, и плевать на то, что в мозгу умирающей лягушки стираются зачатки
восхищения красотами Вселенной. А рядом стоит Тамарочка, бездумный серафимчик,
и вдруг оказывается, что именно ей приходят в голову идеи, которые должны были
бы отяготить тебя.
размышления о вечном?
когда тебе этого не хочется.
начнет доказывать, что я идиотка с больным воображением.
черной зависти, что нашей лаборатории досталась такая тема.
положена.
стоит в дверях, худой, чуть сутулый, открытое приятное лицо городского
акселерата. "Здравствуйте, мне сказали, что Калерия Петровна... что я должен
все рассказать Калерии Петровне".
главный вопрос. Мне его зададут завтра, как только я войду в зал ученого
совета.
И некоторые из них побывали в нашей комнате.
начинать новый проект. Возможно, дорогой, а сейчас конец квартала...
после прохождения через бухгалтерию, дирекцию и плановый отделы превращается в
тему номер такой-то или проект номер такой-то бис. И наверное, в этом есть
некий высокий смысл. Для того чтобы достичь максимальной объективности в
исследовании, мы должны относиться к чуду как к подопытной лягушке.
чудес... или обычных совпадений в беседе коллег.
проедемся по его показаниям и поглядим, нет ли тут нестыковок.
кончается.
части нежности и изысканности облика она может дать сто очков вперед Калерии
Петровне. Но очарование длится ровно до того мгновения, когда наша лаборантка,
дитя харьковских окраин, открывает нежный ротик. Тамарочка стремится к знаниям
и даже третий раз подряд пыталась поступить на вечерний биологический в
университет. И мы все знаем, что года через два-три она обязательно туда
поступит, если ее не утянет замуж какой-нибудь молодец в "мерседесе". Ведь
среди них тоже есть посланцы провинциальных окраин, так и не поступившие в
университет. Впрочем, возможно, Тамарочка дождется своего доктора наук - как ни
странно, она предана биологии, искренне любит наш институт и всех нас. У нее
был неудачный, к счастью, краткий и почти забытый роман с циничным Добряком,
зато она до сих пор немного влюблена в меня. Она - неотъемлемая часть
лаборатории, и пускай молодец в "мерседесе" не спешит приезжать за ней к
воротам нашего особняка, без нее нам будет скучно.
потертый, мягкий, с подлокотниками. Не такими ли были пресловутые гамбсовские
полукресла? Этот стул предназначался для гостей. Как у знаменитого сыщика Ниро
Вульфа. В нем пересидело несметное число жуликов, гениев, проходимцев,
провидцев и идиотов.