Чтение 7–й страницы книги ~Старый год~

Призраки были не настоящими и не театральными. Это были какие-то наброски,
воспоминания о людях, клочки тумана, ошметки студня. Они стояли полукругом, и,
хотя лиц у них не было, казалось, что призраки улыбаются.

Разглядев их, Люська уткнулась лицом в плечо Егора, чтобы их больше не
видеть. Егор и сам был бы рад так сделать. Призраки вызывали первобытный
животный ужас.

- На прорыв! - завопил Пыркин, метнул бутылку вперед, она раскололась на
части, и земля вокруг сразу потемнела.

Призраки отшатнулись или отодвинулись на шаг, наверное от неожиданности. И
тут же опять шагнули к людям, еще ближе, чем раньше. От них шло электричество -
уже кололо кончики пальцев.

Егор обнял Люську, которая старалась вжаться в него. Он искал разрыв между
призраками, но путь назад был отрезан. Там уже скопились другие, они
покачивались, сливались и делились, как амебы.

- Прощайте, товарищи! - крикнул нелепый Пыркин.

И тут сверху раздался звонкий, залихватский лай. Так лают только
беспородные дворняжки - существа глупые и даже истеричные.

Комком черной шерсти сверху несся маленький лохматый пес.

Призраки раздались, рассыпали строй и стали превращаться в воздух, таять,
как ночные льдинки в весенней воде.

Пыркин быстро пришел в себя.

- А я что говорил? - произнесен назидательно. - Подкрепления приходят в
последний момент, когда на шею героя уже наброшена петля. Где тебя, сукин сын,
носило?

Пес прыгал, крутился, умудрился сделать сальто, обнюхивал Люську. Поднялся
на задние лапы и, бешено молотя хвостом, пытался дотянуться до руки Егора. Егор
погладил пса, и тот пришел в полный восторг - завалился на спину, все четыре
лапы в стороны.

- Жулик, забываешь, кто здесь твой хозяин и повелитель! - строго сказал
Пыркин. Но Жулик не обременял себя такими проблемами. - По какой-то загадочной
причине эти нелюди не выносят собачьего запаха, - пояснил Пыркин. - Почему,
скажи мне?

- А кто они такие? - спросил Егор.

- Бог их знает. Неизвестное природное явление. А вернее всего - остатки
людей, которые жили здесь, да все вышли.

- Куда вышли? - спросила Люська. Она так и не отпускала пальцев Егора.

Пыркин нагнулся, поднял комок земли, пропитанной водкой, размял в пальцах
и понюхал.

- Что удивительно, - сказал он, - крайне удивительно... Запах остается. И
вкус тоже. А насыщения организма не наблюдается.

Они стояли, не шли дальше, как будто набирались сил, чтобы продолжить
путешествие.

- Здесь, - сказал Пыркин, продолжая нюхать комочек земли, - никто не
умирает. Но люди постепенно изнашиваются. Говорят, что можно прожить тысячу
лет. Есть тут один фараон, только его давно не видели. Так постепенно можно
превратиться ни во что, но остаться молодым, что и ждет вас, мои дорогие
друзья.

- А почему надо бояться нелюдей? - Люська не прислушивалась к
рассуждениям.

- Они парализуют жертву электрическим зарядом, - сказал Пыркин. - А затем,
по слухам, высасывают ее. Нуждаются в энергии. А так как энергия относительная,
то насыщения не происходит... Ой, как выпить хочется. И захмелеть. Половину
жизни отдал бы, чтобы захмелеть.

Пыркин пошел вниз. Егор с Люськой спускались следом, держась за руки.
Люська все оглядывалась, словно опасалась, не догонят ли их призраки. Жулик
носился кругами, иногда начинал лаять, и его лай был приятен. Это был настоящий
живой собачий голос.

Они вышли на асфальтовую дорожку, которая тянулась вдоль воды, отделенная
от реки ажурной чугунной загородкой. Но там, где стояла бытовка, загородки не
было - оттуда можно было спуститься к воде.

Пыркин прибавил шагу, как бродячий рыцарь при виде своего замка.

Жулик сбегал к времянке, вернулся, проверил, все ли на месте, и убежал
снова. Он был здесь свой и ничего не боялся.

Через две минуты они оказались на бетонной площадке. Перед ними стояла
голубая бытовка, за ней скелетом щуки изгибался Метромост, который так и не
успели отремонтировать.

- Эй! - крикнул Пыркин. Голос его вновь звучал уверенно - Принимайте
гостей.

Из времянки вышла грузная женщина на слоновьих ногах.

В ней было столько жира и мяса, что свекольные щеки выпирали наружу,
прижимая темные глазки. Плотные, туго завитые волосы покачивались над головой,
словно девственный лес Амазонки, губы были накрашены ярким красным цветом.
Одета была женщина в некую бесформенную хламиду из синего бархата, но главной
ее особенностью было обилие золотых украшений. Егору показалось, что она
вот-вот рухнет под тяжестью золотых и жемчужных ожерелий и браслетов, а колец
на ее толстых пальцах было столько, что самих пальцев не было видно - лишь их
кончики с красными ногтями высовывались из золотых футляров.

Из-под платья виднелись синие шаровары, какие любят носить в домах отдыха
пенсионеры - Егор как-то навещал дедушку в Барвихе. Туфли были тоже золотыми, с
загнутыми носками, как у красавицы из мусульманского гарема.

- Гляди-ка, - произнесла женщина басом. - Молодежь явилась не запылилась.

Из-за спины женщины выглянуло низкое и широкое в плечах существо ростом с
Люську, но пожилое.

- Давно пора, - сказало существо. - Нам нужна свежая кровь.

Существо было облачено в черные брюки и черный фрак - наверное, так
одевались могильщики и гробовщики.

Оно вынуло руку из-за спины. В руке был черный, блестящий, правда
погнутый, цилиндр. Существо надело цилиндр, видно рассчитывая, что станет выше
ростом.

- Подходите, не стесняйтесь, - сказала толстуха. - Чего уж, мы с вами одна
семья.

- Это Люська Тихонова, - сообщил Пыркин, не скрывая радости. -
Представляешь, соседка по дому. Надо же, такое совпадение.

- У тебя все время совпадения, - проворчало существо в цилиндре. - Мне
приятно встретиться с новыми добровольцами. Как тебя зовут, корнет?

Человек глядел на Егора стеклянными бешеными глазами. И хоть был на голову
ниже его, показался Егору высоким и имеющим право приказывать.

- Егор!

- Фамилия, спрашиваю!

- Чехонин.

- Неправильно! Еще раз!

- Егор Чехонин. Георгий Артурович Чехонин.

- Из дворян?

- Кончай, Партизан, дети проголодались с дороги. - Толстая женщина
отодвинула его, зазвенели браслеты. - Сейчас чай будем пить. Вениамин, -
обернулась она к Пыркину. - Вы не возьмете на себя эту задачу?

- С удовольствием, Марфута, - ответил Пыркин. И уничижительное имя
прозвучало в его устах уважительно, почти подобострастно.

- А ты выпить принес? - спросила Марфута.

- В некотором смысле одна сохранилась. Пыркин вытащил из-за пазухи
последнюю бутылку водки.

- Пришлось от нелюдей отбиваться. Жулик спас.

- Да, - произнес Партизан. Непонятно было - с маленькой буквы его
произносить или с большой. - Теряем людей. Ты за Жуликом получше смотри, сведут
его у тебя.

- Ты точно знаешь? - спросил Пыркин.

- Сейчас только что проезжал самокатчик из дворца, - сказала Марфута. -
Узнавал, не держим ли мы животных. Испросила, каких животных он имеет в виду.
Есть указание, говорит, привезти на Киевский собаку. Очень они ее там хотят
испытать. Сюда, говорят, только люди попадают. А животные не попадают.

Жулик словно почувствовал, что речь идет о нем, подбежал к Пыркину и
улегся у него в ногах.

- Не попадают, не попадают, - проворчал Пыркин. - Неужели хуже людей?
Неужели у него тоже не бывает чувства полной безысходности, когда тебя никто не
любит и все хотят на живодерню отдать?

Пыркин пошел в дом, а Жулик затрусил за ним, что вызвало реплику
Партизана:

- Собакам не место в доме.

- Помолчал бы! - огрызнулся Пыркин.

- Пока что я руковожу нашим небольшим коллективом, - сказал Партизан.

Егор спросил Люську:

- Ты есть хочешь?

Спросил, потому что вспомнил, как сам он был голоден совсем недавно,
новогодней ночью.

- Не знаю, - ответила Люська. - Погляди. Между бытовкой и рекой на
площадке грудой лежали цилиндры, шляпы, фуражки, каски и кепки.

Марфута перехватила взгляд Люськи и ответила за Егора:

- Это Партизан собирает. Ему все носят. Он по размеру ищет и по форме. У
него голова как груша.

И Марфута засмеялась, оставив Егора в недоумении, шутит она или нет.

- А почему он Партизан? - спросила Люська.

- Пускай сам скажет.

- Пожалуйста, я готов, - ответил Партизан. Он уселся на стул с рваным
мягким сиденьем, что стоял, прислоненный спинкой к голубой стенке бытовки.

Изнутри зазвенело.

- Пыркин опять чашку разбил. На него не напасешься, - сказала Марфута. - У
него руки дрожат от алкоголизма. Алкоголизма не осталось, а руки дрожат.

- А ты бутылку в холодильник поставила? - спросил Партизан.

- Поставила, поставила, рассказывай, дети ждут.

У Егора возникали все новые и новые вопросы. Страха не было - попал в