Чтение 4–й страницы книги ~Тринадцать лет пути~

зале. Тренажеру столько же лет, сколько оригиналу.

Студенту положено знать тренажер как свои пять пальцев. Если повезет,
то он увидит когда-нибудь кабины "Антея".

Помимо долга, отличное знание студентами этого дремучего зала
объяснялось иной традицией: зал был самым укромным местом в институте, его
лесом, его парком, его лабиринтом. И никому не сосчитать, сколько судеб
было изменено, погублено или спасено в его полутемных закоулках, сколько
здесь произошло решительных объяснений, задушевных разговоров, случайных
встреч, драматических расставаний. Да и сам Павлыш всего месяц назад
услышал решительное "нет" в тесном отсеке между блоком 8-Е и макетом
энергонакопителя. После этого Павлыш прогулял два дня, несмотря на то, что
решалась его судьба - лететь или не лететь. Когда вернулся, выслушал
справедливый выговор декана, и в наказание все воскресенье пылесосил зал.
Декан, сам бывший антеевец (тридцать лет назад он провел на нем тринадцать
месяцев) полагал, что самое полезное для студента, это познавательное
наказание. Разумеется, декан не говорил студентам, что его жена, сама
генный конструктор, ныне солидная дама, сказала ему "может быть" именно у
блока 8-Е.

Макеты блоков в институте были немы. Блок на "Антее", если приложить
ухо к его теплому матовому боку, низко жужжал, как далекий шмель.

И Павлыш понял, что институт так далек, словно, он, Павлыш, летит на
"Антее" уже сто седьмой год.

Доктор Варгези сидел на неудобном высоком вертящемся стуле у стойки с
пробирками. Он контролировал плотность и состояние раствора.

За его спиной находилась ванна - свинцового цвета шар. От нее
тянулась к Земле незримая нить. Там, на другом конце, дежурный проверит,
плотно ли прилегает к тебе одежда, нет ли в карманах металлических вещей,
затем впустит тебя в раскрытое чрево кабины, напоминающей вспоротый кокон
- как будто ты - куколка. Студенты называли кабину "испанской вдовой". Это
доказывало, что кто-то из них читал историю инквизиции. "Испанская вдова"
- изощренное орудие пыток. Она напоминает поставленный на попа саркофаг,
утыканный гвоздями - остриями внутрь. Когда человека ставили внутрь, а
затем закрывали половинки "вдовы", острия гвоздей вонзались в тело
несчастного.

Здесь гвоздей не было, но были захваты.

Отправляемый объект должен был быть очень четко зафиксирован.

Информация о его габаритах, массе и весе уходила на приемную кабину
заранее - за несколько сотых долей секунды до переброса.

Когда ты через мгновение - субъективно оно могло показаться вечностью
- оказывался, допустим в Антарктиде, то "испанская вдова", в которой ты
приходил в себя, также туго сжимала тебя в гибких, упругих захватах. От
этого всегда возникало ощущение того, что никакого перелета не было.

На "Антее> кабина выглядела иначе. Здесь во избежание ошибок,
опасность которых резко увеличивалась с расстоянием между передающей и
приемной кабинами, человек должен был погрузиться в ванну с тягучим
киселеобразным раствором - ни о какой одежде и речи не было. Вещи
неорганические шли через вторую кабину, грузовую, в небольших контейнерах.
Размеры кабин ограничивали возможности снабжения корабля. За сто лет на
Земле научились сооружать более крупные кабины, но на "Антее" оставалось,
естественно, старое оборудование.

Доктор Варгези, прямой начальник и руководитель практики Павлыша,
проверял плотность раствора - его состав должен абсолютно соответствовать
составу в земном центре. А после каждого запуска в нем неизбежно
происходили микроизменения от контакта с человеческим телом.

- Ты чего пришел? - спросил доктор. - Тебе еще рано.

- Я себя хорошо чувствую, - сказал Павлыш. - Я был в старой
библиотеке и в пустой оранжерее. И в бассейне.

- Зря мне об этом рассказываешь, - сказал доктор. - После
космического переноса следует отдыхать в течение суток.

- Я, честное слово, себя хорошо чувствую, - сказал Павлыш. - А когда
Макис прилетит?

Макис был сокурсником. Их двоих отобрали с курса для стажировки на
"Антее".

- Ты же знаешь, - сказал Варгези, и поправил белую шапочку, которую,
как утверждали, он не снимал даже ночью, скрывая лысину, - у них как
всегда неразбериха. Я жду Макиса, а перед сеансом идет информация - ждите
биолога До До Ки, который оказывается бирманской женщиной средних лет. А я
вообще ее не встречал в списках. Ты же знаешь.

Павлыш не стал спорить, хотя знал, что Варгези преувеличивает.

- Я диких кошек видал, - сказал Павлыш.

- Я бы не удивился, если бы здесь водились удавы, крокодилы и летучие
мыши, - сказал Варгези. - Ископаемое чудовище, а не корабль. Если он
доберется до цели, это будет такая развалина, что стыдно показаться на
люди.

- Вы думаете, что "Антей" развалится?

- Курсант, ваши шутки неуместны. С "Антеем" ничего не случится. Хотя,
конечно, надо было еще пятьдесят лет назад вернуть его на Землю.

- Почему?

- Современные корабли передвигаются вдвое быстрее.

- Так это современные, - Павлыш поймал Варгези на логической ошибке и
обрадовался. Остроносый Варгези ему не нравился. Он умел находить дурное в
любой светлой вещи. Конечно, психологически - психологию Павлыш проходил -
в большом количестве желательно разнообразие эмоциональных типов. Вернее
всего, Варгези попал сюда именно для разнообразия. Но он надоел Павлышу
уже в Центре подготовки на Земле, где они оказались в одной комнате.

- А кабины? - Варгези никогда не сдавался в спорах. - Это же прошлый
век!

- В них многое заменено.

- На такой кабине я бы не рискнул отправиться к маме в Милан.

- Но отправились сюда.

- Они работают на пределе. Я не удивлюсь, если кабина откажет. И ты
понимаешь, что это значит?

- Вряд ли нас отправили бы сюда, если так опасно.

- Речь идет о тщеславии целой планеты. - Варгези почесал переносицу.
Когда он сердился - всегда почесывал переносицу. А я что делаю, когда
сержусь? - подумал Павлыш. Никогда не приходило в голову.

- Тщеславию человека можно поставить предел. Всегда есть кто-то над
ним. Общество, государство. Но жертвой тщеславия целой планеты может стать
не только дряхлый корабль - целый континент. "Антей" давно уже не корабль,
а символ. Символ нашего всесилия, символ нашей гордыни. Мы, видите ли,
бросили вызов Галактике! Нам не страшны расстояния! А разум молчит! Зачем
нам этот "Антей" и это путешествие, которое потеряло смысл до его
завершения?

- Вы же знаете, что это не так.

- Докажи, юноша. - Движения Варгези оставались размеренными и
сдержанными. Он зафиксировал результаты анализа, слил пробирки, отнес их к
мойке, потом снял халат, тщательно сложил его. - Докажи мне, что мы с
тобой не жертвы тщеславия очень многих людей, каждый из которых бессилен,
но представляющих вместе эфемерную субстанцию - мнение планеты!

- Но сколько сделано за эти годы. - Павлыш вдруг почувствовал себя на
экзамене. - Сколько опытов, открытий. Сколько еще будет сделано! В конце
концов даже если корабль не долетит, само путешествие - это уже великое
событие! Но вы знаете, что мы долетим. И установим там, на планете кабину.

- А планета будет пустая!

- Пустых планет не бывает! Эта кабина будет первой станцией в
Галактике - мы сможем переноситься за миллиарды километров так, словно
остаемся на Земле.

- Пустая кабина на пустой планете!

Павлыш развел руками.

Станцо, который вошел в отсек и видно стоял все это время неподвижно,
слушал, неожиданно вмешался в спор.

- Джованни, - сказал он физиологу, - не смущай молодежь.

- Пускай закаляется.

- Что тебя ест?

Станцо - шеф телепортационного центра. Он раньше работал вместе с
Варгези. Станцо - редкое исключение на корабле. Он здесь второй раз. Он
уже отбыл одну вахту шесть лет назад.

- Энергетический предел, - сказал Варгези. - Ты же знаешь.

- Об этом думают люди, которые умнее нас с тобой.

- Умнее нас с тобой никого нет, - возразил Варгези. - И я утверждаю,
что весь этот эксперимент полетит к чертовой бабушке.

- Ладно, не будем об этом, - сказал Станцо.

И Павлышу показалось, что Станцо не хочет вести этот разговор при
студенте. Как бы подтверждая подозрения Павлыша, Станцо сказал:

- Если ты не устал, отправляйся в кают-компанию. Там нужны крепкие
молодые руки.

- Зачем?

- Вернее всего - резать салат.

За сто лет "Антей" оброс традициями, как днище парусника ракушками.

Одной из традиций, хранимой свято, был Двойной обед.

Пересменка на "Антее" проходила в течении недели. По мере того, как
на корабль прилетали новые члены экипажа, "старики" уходили на Землю.
Наступал момент, когда примерно половина "стариков" уже возвратилась на
Землю, а половина "новичков" оказалась на корабле. И в этот день, третий
день пересменки, происходил Двойной обед.