Чтение 9–й страницы книги ~Тринадцать лет пути~

придется экономить. Все. От питания до мелочей.

И вдруг заплакала Армине.

- Мы должны решить это все вместе, - сказал капитан-2. - А это сразу
не решить.

Все разошлись, почти не разговаривая.

Павлыш даже понимал, почему. Если бы решение было менее важным, если
бы это была не собственная жизнь, люди, наверное, остались бы в
кают-компании, спорили, обсуждали.

А тут все на какое-то время стали друг другу чужими.

И расходились тихо.

И Павлыш понял, что он не хочет подходить к Гражине и не хочет
утешать Армине, которая плакала тихо, отвернувшись к стене. Ей бы уйти к
себе в каюту.

Павлыш пошел по коридору.

Он шел долго.

Потом оказался в пустой оранжерее. Это было ненамеренно. Просто его
подсознание вспомнило о вчерашнем путешествии.

Сейчас оранжерея показалась еще более жалкой.

Кошка, застигнутая Павлышем у двери, сиганула в сухие кусты,
послышался треск ветвей. Павлыш поскользнулся на лишайнике, выросшем между
гряд. Потом сел на грядку. Как будто был на Земле и вышел в огород, в
маленький огород, который пестовала его бабушка в Скнятине, под Кимрами.

Павлыш не думал о том, что ждет его. Это было еще слишком невероятно.
Он думал о том, что не успел сделать на Земле и что отложил до своего
возвращения. Симона, она кончила институт три года назад, звала на
подводную станцию в Гавайях. Он очень хотел туда слетать. Потом ему стало
жалко бабушку. Потому что он ее никогда не увидит. А если увидит Симону,
то она будет старой. Они с Жеребиловым строили катер. Давно строили,
третий год. Жеребилов сказал перед отлетом: "Шпангоут я за год одолею, а
обшивка на твоей совести". А почему они не отдали книгу Володину?
Догадается Володин взять ее? Она на второй полке у самой двери. Там же
кассеты диксиленда. У бабушки в деревне он посадил три яблони. Эти яблони
тоже будут старыми. Бабушка стала слаба, яблони могут вымерзнуть, если
наступят сильные морозы... все это были ничего не решающие мысли.

И Павлыш понял, что он думает обо всем этом так, словно он уже решил
лететь дальше на "Антее". Потому что примеривается к потерям.

И примиряется с потерями.

Он вспомнил, что ему как-то попался фантастический роман. Из тех
старых романов, которые появились еще до отлета "Антея". Там люди жили на
космическом корабле поколение за поколением, рождались, умирали на борту и
даже забыли постепенно, куда и зачем они летят. А если у них с Гражиной
будут дети, то те вырастут к возвращению на Землю, и совершенно не будут
представлять себе жизнь на Земле. Да и они тоже не будут это представлять.
Возвращение со звезд в мир, который ушел далеко вперед и забыл о тебе. К
другому поколению. Ископаемый герой С. Павлыш! Где ему место? В
заповеднике?

Так когда-то люди осваивали Землю.

Уходили в море полинезийские рыбаки, их несло штормом. Или течением.
Многие погибали. Но одна пирога из тысячи добирается до нового атолла или
даже архипелага. Люди выходили на берег, строили дома, и только в легендах
оставалась память о других землях.

И потом этот остров открывал капитан Кук. Хотя полинезийцы не знали,
что их открывают. Может быть, это закон распространения человечества, о
котором еще не знает наука?

А что если мы никогда не вернемся на Землю?

Связь так и не восстановится и почему-то - мало ли почему - "Антей"
останется у Альфы Лебедя. Он же старый корабль...

Вдруг Павлышу показалось, что в оранжерее холодно и неуютно.

Кошка сидела неподалеку, смотрела на него, склонив голову. Может,
вспомнила о том, что люди кормят кошек?

- Ничего у меня нет, - сказал Павлыш вслух.

Кошка метнулась серой тенью к кустам и исчезла.

Павлыш пошел прочь.

Ему вдруг захотелось, чтобы рядом были какие-то люди, нормальные
люди, которые знают больше тебя.

И он пошел к кабинам.

Там были уже двое.

Витийствовал Варгези. Павлышу было ясно, что он - главная оппозиция
на корабле.

- Гуси спасли Рим, - говорил Варгези, глядя на Павлыша пронзительными
черными глазами. - Но никто не задумывается о их дальнейшей судьбе. А ведь
гуси попали в суп. В спасенном же Риме. Так что на их судьбе факт спасения
Рима никак не отразился. Представляете, что говорили их потомки: наш
дедушка спас Рим, а потом его съели.

Варгези сделал вид, что улыбается, но улыбка не получилась.

- Мы не гуси, - сказал Павлыш.

- Пришло молодое поколение, готовое к подвигам, - сказал Варгези
язвительно.

- Формально Варгези прав. Но дело не в том, гуси мы или нет, - сказал
Станцо. - Главная ошибка нашего доктора заключается в том, что домашние
гуси функционально предназначены, чтобы их кушали. Спасение Рима для них
случайность.

- Я все равно в принципе возражаю против героизации, - сказал
Варгези. - Чего только человек не натворит в состоянии аффекта. Муций
Сцевола даже отрубил себе руку. В тот момент он не представлял себе ни
болевых ощущений, на которые он обречен, ни того, как он обойдется без
руки.

- Так можно опошлить что угодно, - не выдержал Павлыш.

- Слава, не перебивайте старших, - сказал Варгези. - Я понимаю, что
мои слова вызывают у вас гнев. Но научитесь слушать правду, и вообще
научитесь слушать. Мы покоряем космос, а уважать окружающих так и не
научились.

- Меня все это касается больше, чем вас, - Павлышем овладело
упрямство.

- Любопытно, почему же больше?

- Вы уже все прожили, - сказал Павлыш. - А я только начинаю.

- Вы что же думаете, что мне надоела жизнь?

- Нет, не надоела, но вы много уже видели. Вам будет что вспоминать.
А мне мало что можно вспомнить.

- Аргумент неожиданный, - сказал Станцо, - но очень весомый.

- Значит, вы за то, чтобы повернуть обратно? - спросил Варгези.

- Не надейтесь, я вам не союзник, - сказал Павлыш... - Если все
решат, я согласен лететь дальше.

- Почему, юнга?

- Потому что не верю в то, что подвигов не бывает.

- Значит, вам хочется славы? Хоть через тридцать лет, но славы? И вы
не уверены, что вам удастся ее нажить без помощи аварии, которая
приключилась с нами?

- Я не думаю о подвиге, - сказал Павлыш убежденно. - Но мне будет
стыдно. Мы вернемся, и нас спросят - как же вы испугались? И все будут
говорить: "На вашем месте мы бы полетели дальше".

- Такая опасность есть, - произнес Джонсон. - В воображении каждый
полетит дальше.

- В воображении очень легко идти на жертвы! - почти закричал Варгези.
- В воображении я могу отрубить себе обе руки. Им, которые так будут
говорить, ничего не грозит. Они не запаковывают себя на четверть века в
ржавой банке, которую закинули в небо.

- Жалко, - сказал Станцо.

- Что жалко?

Станцо говорил очень тихо, будто не был уверен, стоит ли делиться
своими мыслями с окружающими.

- Жалко, что мы не долетим.

И в слове "мы" умещалось очень много людей. Как будто Станцо вдруг
представил себе всю Землю, которая не долетела до цели.

- Жалко было бы в случае, - почти закричал Варгези, - если мы знали,
что от нашего полета зависит судьба, жизнь, благо Земли. Но поймите же -
ни один человек не заметит, долетели мы или нет. А вот если мы не
вернемся, нашим близким будет плохо. Только в фантастических романах и
бравых песнях космонавты навечно покидают родной дом. Ради Прогресса с
громадной буквы.

Павлыш не заметил, как вошел капитан-1. Может он стоял давно, его
никто не видел.

- Простите, - сказал он. - Можно я не соглашусь.

- Разумеется, - проговорил Варгези воинственно. - Мне будет интересно
узнать, в чем моя ошибка.

- Не ошибка. Перекос. Вы сказали, что никого не трогает, долетим мы
или нет...

- Конечно, "Антей" давно лишь символ.

- Вы говорите, что этот полет не отразится на судьбе Земли.

- А вы можете возразить и на это?