Юлий БУРКИН

АВТОБИОГРАФИЯ

(сказка)

Искусство, прежде всего, должно быть ясно

просто; значение его слишком велико для того,

чтобы в нем могли иметь место "чудачества".

Максим Горький.

Я нахожу, что действительность есть то, о

чем надо меньше всего хлопотать, ибо она и

так не преминет присутствовать с присущей ей

настырностью.

Герман Гессе.

Родиться меня угораздило в 1960 году. Слово "угораздило" я употребил
не потому, что этот год был чем-то особенно ужасен. Вовсе нет. Год как
год. "Угораздило" я употребил к самому факту своего рождения.

Дом, в котором меня угораздило, был деревянным и одноэтажным. В
садике росли малина, крыжовник, яблоня и черемуха. Именно с черемухой
связано мое первое в жизни трагическое воспоминание.

Соседские пацаны лазали в наш сад и обирали его. Папа с мамой гоняли
их. В моем детском сознании четко зафиксировалось: "Это - враги". И вот
однажды, будучи в саду один, я увидел, как "большие мальчишки" снова лезут
через забор.

Я стал кричать: "Уходите, это наш сад! Я сейчас папу позову!"

Мальчишки взяли меня за ноги, за руки, перетащили через забор и,
посадив на бесконечный зеленый теннисный стол, принялись всячески
по-детски измываться надо мной. Но я не обижался, даже наоборот: при
ближайшем рассмотрении "большие мальчишки" оказались вовсе не такими уж
монстрами, как я их себе представлял, а напротив, довольно симпатичными
ребятами, и их внимание льстило моему тщеславию.

Под конец один из них спросил меня:

- Хочешь, никто у вас больше черемуху воровать не будет?

Я ответил:

- Ага.

- Тогда запомни: если только полезет кто-нибудь через забор, кричи...
- и он произнес мне на ухо некую волшебную и совершенно непонятную мне
фразу. Чтобы не забыть, я, к великому восторгу пацанов, дважды повторил ее
вслух.

Естественно, едва появившись дома, я немедля сообщил близким
радостную весть: "Папа, мама, я теперь знаю, как сделать, чтобы у нас
черемуху не крали!" "Ну и как?" "Нужно просто сказать: "Х... тебе, а не
черемухи!".

- Хм, - сказал папа задумчиво, - что ж, может быть...

Но вот реакция мамы была самой что ни на есть несоответствующей моим
благим намерениям.

С тех пор я никогда не прислушивался к советам людей. Но советчики у
меня все же были.

Дело в том, что такой ничем вроде бы не примечательный снаружи дом
наш имел-таки достопримечательности: в подвале его жил Мерцифель - старый
злыдень, а на чердаке - крылатый мечтатель Лаэль. Но об их существовании
не знал никто кроме меня. Так получилось. Вот их-то советы были всю жизнь
для меня значимы. Возможно, что и к сожалению.

С годами стало заметно, что не очень-то я вышел ростом. И, может быть
потому, я так полюбил деревья. В школьном уже возрасте я не знал большего
наслаждения, чем забраться на высоченный тополь (они росли вдоль проезжей
части нашей улицы) и смотреть на жизнь сверху.

Всегда, даже просто проходя мимо высокого дерева, я испытывал
странное щемящее чувство. И я не любил смотреть вперед. Я любил смотреть
по сторонам и вверх.

Я видел большие деревья,

Мне чудилась странная вещь:

Будто я ветром наполнен весь.

Ветром лиловых небес.

Единственное, что росло в соседнем дворе - подсолнухи.

И еще там жила девочка Дина.

Звонкое чувство высоты испытывал я, встречая ее. "Мы живем", -
сказала она однажды, и я ощутил, как это важно.

Мерцифель Дину недолюбливал; он вообще высоты боялся. А если он чего
боялся, то и ненавидел. Но если он чего-то очень сильно боялся, то и
ненавидеть по-настоящему опасался; а потому он Дину, на всякий случай,
только недолюбливал.

В школе мы сидели за одной партой. Но когда в третьем классе у нас
началась мода "щупать" девчонок, Дина была единственной, кого я не решился
тронуть. А когда в седьмом мы, наоборот, стали влюбляться, я, конечно, в
нее влюбился. И остальные мальчишки тоже.

Но она была так высоко, что это не имело значения. Только Лаэль,
летая, умел быть столь же.

Школа кончилась однажды. И однажды же, порвав связующие с окружающим
канатики, я побрел.

- Смотри, - крикнул мне вдогонку Мерцифель, - утонешь послезавтра!

Быть может, это он просто пошутил так, но, возможно, что и правда
предвидел что-то. Он способен. Если так, то спасибо ему, ибо с тех пор я
купался только со спасательным кругом и так и не утонул.

Я после заметил: он всегда хотел мне напакостить, а на самом деле -
выручал. А Лаэль, наоборот, добра мне желал.

И вот еще что занятно: они, сама противоположность, в конечном счете
одно и то же делали. Вот и тогда. Школа кончилась однажды, я забрался на
чердак и спросил Лаэля:

- Нужно ли мне уходить? Деревья перестали расти. А я хочу выше.

- А Дина? - спросил Лаэль, покрываясь голубыми пупырышками.

- Конечно, - ответил я, - но я ведь и не видел никого больше.

- Иди, - сказал Лаэль и закутался в крылья: боялся, что, уходя, я
открою дверь и промелькнет сквозняк.

Я спустился в подвал:

- Нужно ли мне уходить? Деревья перестали расти. А я хочу выше.
Конечно, Дина. Но кроме нее я никого и не видел.

- Потеряй же и ее, хе-хе, - проскрипел Мерцифель, пахнув мне в ноздри
зубовной гнилью. - Иди.

Один желал счастья мне, другой - гибели. Но "иди" сказали мне оба.

Когда узнала Дина, заплакала. И моя беззащитность отразилась в ее
слезах. А потом она вынула из кармана семечко подсолнуха. И сказала:

- Возьми.

Я взял. А ее поцеловал в мокрые веки, чувствуя, как земля становится
шаткой.

- Зачем ты идешь? - спросила она. Что я мог ответить? Только то, что
я должен увидеть многое.

Я слышал, есть дивная птаха,

В крутом магаданском краю,

Так поет, как не поют в раю

Ангелы песню свою.

Сперва я шел пешком. После случилось заскочить на платформу поезда.
Вокруг были ветер и деревья. Они переполняли меня и изнутри. Ветер и
деревья!

Ветер, деревья и звезды.

В городе, куда я попал, я сразу увидел высоченные стволы. У меня дух
захватило. Но чуть приглядевшись, я понял, что веток-то на стволах нет.
Это же просто-напросто столбы.

- Почему? - спросил я у первого встречного.

Чтобы единообразие, - объяснил тот.

- Но ведь столбы - не деревья.

- Деревья. Если подразумевать. Мы подразумеваем.

- А как это делать?

- Конечно, по команде. Команда делится на две части - предварительную
и исполнительную. Предварительная - "Подразуме...", исполнительная -
"...вать!" Понял?

- Понял.

- Ничего ты не понял! Если бы понял, ответил бы: "Так точно!"
Теперь-то понял?

- Теперь-то так точно. Только у меня не получится.

- Будем тренироваться. Становись! Равняйсь! Смир-р-рна! Под зелеными
столбами деревья подразуме-е-вать!

Я попробовал. Честно попробовал. Ничего у меня не вышло.

- Не могу, - признался я.

- Не можешь - научим, не хочешь - заставим. Хватит разговоры
говорить, продолжим занятия. Равняйсь. Смир-р-рна! Подразуме-е-вать!!!

Я напыжился изо всех сил. Но безрезультатно.

- Столбы, - констатировал я.

- Уклоняться?! - двинулся на меня горожанин. - Да за такое, знаешь,
что бывает?

- Я же не виноват, что это - столбы, - сделал я шаг назад.