Чтение 47–й страницы книги ~Вернусь не я~

...И в самом деле! Ввалилась в шатер к великому ванакту, изнасиловала его,
как какая-нибудь Айгиала, расхвасталась, понимаешь!

Взялся за край белого покрывала...

- Нет! - крикнула она. - Светильник, пожалуйста. Потуши!

Еще чего! Так как женщина может почувствовать власть над мужчиной? А
мужчина над женщиной?

- Нет...

Покрывало лежало на ковре, еще теплом от наших тел.

-Не смотри! Стыдно...

Зажмурилась, прижала ладони к лицу. Сверкнули в неровном свете
изукрашенные ногти на маленьких пальцах...

На ней был золотой поясок - почти такой же, как тогда, в Хаттусе. Впрочем,
не на поясок я глядел.

...В Хаттусе мои гетайры пялились на обычную девчонку, дочь какого-то
неведомого жреца. Они не знали, их взгляды скользили мимо, не задевая гордости.
Теперь я знал, кто она. Я смотрел на царицу.

- Зачем... так, Тидид? Зачем? Зачем унижать... Хотелось сказать, что в
этом тоже урок. Незачем указывать мне мое место. Опасно это! Но тут же понял -
плохо дело.

Всхлипнула горлом, опустилась на ковер, так и не отрывая ладоней от лица.
А потом заплакала - тихо, безнадежно.

- За что?.. За что... Нельзя... Как я теперь?..

И тут я понял, что случилось. Царица подарила мне свою любовь. Я превратил
царицу в шлюху. Собака я-и любовь у меня собачья! И нет ничего страшнее, чем
вновь почувствовать дыхание ночного ветра, увидеть отблеск ночного зарева.
Почувствовать, увидеть... потерять.

Валуны на горной дороге мертвы. Им не больно.

- Не плачь, не надо...

- Ты... Что же ты сделал со мной, ванакт? Тебе ведь известны обычаи Азии.
Темнота смывает грех, а теперь я ничем не лучше жрицы Астарты или девки с
базара!.. Знаешь, в Лидии когда-то правил царь Гиг. У него была красавица-жена,
и Гиг любил хвастаться ею. Однажды он решил показать ее обнаженной - вопреки
всем обычаям - своему воеводе. Тот спрятался в ее спальне... Когда царица
поняла, что опозорена, то предложила воеводе выбор: или он умрет, или убьет
Гига и сам станет царем и ее мужем...

-И... и что он выбрал?

- То, что выберешь ты, Диомед...

- Э-э-э, ванакт Диомед! Зачем отпустил ее, зачем не оставил? Хорошая
девушка, правильная девушка, хорошо на тебя смотрела. А уходила - совсем не так
смотрела. И я смотрю на тебя, Диомед-родич, смотрю - понять не могу. Умный
вроде, да? Смелый вроде, да? А если смелый, если умный - протяни руку, ее за
руку возьми! Я вот что тебе скажу, только ты не обижайся: глупый ты, Тидид,
совсем глупый!

* * *

Я ждал, что наутро в лагере будет плохо. Ошибся. Стало не плохо - стало
хуже некуда. Над шатрами реял геройский храп вперемешку с похмельным чадом,
Ио-Ко-рова слизнула шершавым языком последних дозорных, а самые ретивые уже
вовсю грузили корабли. Воины Гунея

Кифийца, радостно подвывая, выбивали подпорки из-под черных дельфинов.

-А ударь, к примеру, даже не троянцы, не амазонки - какая-нибудь
приблудная разбойничья шайка? Славный котел придумал ты, Приам! Два дня - и мы
уже разбиты без всякой драки. Даже если это НЕЧТО - выдумка, разве сможет
пьяндыга Атрид вновь поднять войско, вновь заставить идти на смерть?

Сорвана глотка от крика, ноют разбитые костяшки. К счастью, не все
сдурели. Хмурый Аякс побрел на берег - разбираться с излишне резвым Гунеем, мы
с Лигероном занялись дозорными, остальные разошлись по шатрам - устраивать
побудку с последующим отливанием морской водой.

К полудню утихомирилось вроде. Да что толку? Будет еще завтра, будет и
послезавтра.

А возле Крепкостенной - пусто. Заперты Скейские ворота, недвижны дозорные
на высоких башнях. Замерла Троя. рловно и не перемирие, словно вот-вот бой
начнется - решающий, главный... А почему, собственно, "словно"?

Ждет Крепкостенная... Дни считает, часы, каждый стук капли в клепсидре,
каждый удар сердца.

Ждет!

- Агамемнон! Атрид! Проснись! Проснись немедленно! Надо что-то делать...
Войско - уже не войско, даже не толпа! Атрид - ты же верховный вождь, ты же
воевода! Проснись, дурак козлобородый!

- Д-диомед, ты? А что случилось? Они уже с-сдались? И снова серые
ширококрылые птицы неслышно парят над лагерем. Взмах, взмах, взмах... Там, где
будет труп...

- И чьи это корабли, Идоменей?

- Не знаю, слишком далеко они были. Гнаться мы не могли, у меня только три
кимбы на воде. По виду не наши - троянские. И не финикийские, те не спутаешь.
Знаешь, мне показалось, что это корабли из Кеми. Приметные очень, с красными
бортами...

- Да брось, откуда тут кемийцы? А вот все остальные... Говорят, корабли
Приама совсем рядом, в Геллеспонте...

Почему никто не смотрит на небо? Ведь птицы уже совсем низко, даже клекот
слышен - торжествующий, победный. Говорят, мой Дед, мой НАСТОЯЩИЙ Дед, когда-то
посылал орла, чтобы тот клевал печень Амирану-Прометею.

А кто прислал этих? Их не видят - никто, кроме меня, даже Калхант...

Но разве трупы могут видеть?

- Да брось, Тидид! Нет там никаких орлов. И троянцев нет, и хеттийцев. Я
сам вместе с Фоасом все у Трои этой проклятой оглядел. Мы заставы к самой
Ассуве послали - и ничего... Да почему ты такой грустный, Диомед?

- А ты что-то больно веселый, Капанид?

- Я?! Веселый?! Собака ты, вот что я тебе скажу. Она, басилиса моя, всю
ночь меня прождала, а я по твоей милости... Знаешь, она о тебе все время
расспрашивает, что да как. Вот чуть обвыкнет - поговорите. Она... она хорошая
очень!.. Тидид, а ты мне поможешь с моей, которая в Аргосе? Ты же ванакт! Шепни
жрецу...

- Стрепсиаду?

- А хоть ему! Сделаем мою... бывшую... э-э-э... дулькой!

Никто не видит серую стаю, никто не слышит орлиный клекот. Так и должно
быть, наверное. Не видим, не слышим... Гелен предупреждал не зря, и Цулияс
предупреждала не зря.

НЕЧТО!

Почему я не упал к ней в ноги, почему не прижался лицом к ее коленям?
Испугался? Проще было поставить ее на место - голую, униженную, оскорбленную.
Не простит - она гордая, хеттийская царевна. Она и так подарила мне все, что
могла, даже саму себя, даже свой венец.

Что выбрал незадачливый воевода царя Гига?

- Менелай! Нужны твои спартанцы. Все! Надо выставить дополнительных
дозорных, и на равнине, и у берега...

- Ты... Ты был в Трое, Тидид? Ты видел ее... Елену?

-Да...

- Какая она теперь? Нет, не говори, я сам... седой. Что с нами происходит,
Диомед? Мы же старики! А мне только двадцать три... Знаешь, я не вернусь в
Спарту. Даже когда... даже если победим, если Елена и я все-таки... Что мне
делать дома? Я ведь там чужой, басилей-зять. Зя-тек... Раньше хоть немного
уважали - из-за нее, из-за Елены. Выбрала меня все-таки! А теперь... Всякий...
всякая сволочь будет показывать пальцем на меня... на нее... И я буду помнить -
каждый день, каждый час. Лучше утонуть в Океане!..

- Есть такая земля - Азия. У тебя осталось войско, у тебя еще достаточно
сил. Найди себе страну на кромке мира. Говорят, там есть край, где растут
лотосы - цветы заб-вения...

- Азия... Значит, ты все-таки был там, Тидид? Расскажи!..

Птицы исчезли только на закате, когда сверкающий венец Солнцеликого утонул
в Лиловом море. Исчезли, зато пришли ОНИ.

Пес - Дурная Собака Небес - пугливо прятался между лап Орионовой стаи,
убежав к самому горизонту, за молчаливо плещущий звездным огнем Эридан,
когда-то принявший в свои вечно сонные воды павшего с небес Фаэтона. А правее,
точно на юге, под блеском Овна Золотое Руно, собрались все ОНИ. Красным огнем
горел Арей, сине-белым переливалось знакомое око Афродиты, маленький, еле
заметный зрачок дяди Гермия весело подмигивал, оранжево горел венец Деда-Зевса,
не блекнущий даже рядом с серебристой Селеной-Артемидой.

Крон-мертвец разместился чуток в сторонке - неяркий, сонный, словно
Прадеду были уже неинтересны дела темные. Он сделал свое дело, Крон-Время, и
теперь про-бто дремал, прекрасно зная, что вскоре увидит.

Злой блеск ИХ взглядов впивался в глаза. И меркли испуганные звезды.

- Зачем волнуешься, родич Диомед? Что на небо смотришь, что там видишь?
Все в порядке, Тидид. Дозорных я оставил, всюду поставил, коней стреноживать не
будем, пать по очереди будем...

-- Не знаю, Фоас. Что-то... Не так что-то!

- Сам вижу, сам понимаю. Плохая земля! И люди тут плохие, и кони плохие, и
собаки плохие. Ничего, скоро домой поплывем, да? Не смотри ты все время на
небо, родич Диомед, небо тут тоже плохое!

АНТИСТРОФА-II

Добряк Морфей, лучший друг на войне, на этот раз не был милостив. Не
торопился, медлил, заглядывал исподтишка, окружая себя бесформенными радужными
призраками, - и снова исчезал, посмеиваясь. Сон не шел, ныли руки, закинутые за
голову, духота шатра казалась особенно невыносимой.

...Ковер все еще пах ее телом.

И наконец, как всегда неожиданно, черная тьма сменилась неярким отсветом
ночного костра. Знакомая поляна, тропинки крестом, брошенные на теплую землю
Серые эфебские плащи..