покрытое трупными пятнами, скрюченные руки с искривленными отросшими ногтями,
лопнувшая на груди рубашка, покрытая почерневшей кровью. Ноздри ощутили
омерзительный запах разложения. "Господи! Уже смердит; ибо четыре дня, как он во
гробе..."'
осмелился взглянуть, все вернулось на свои места. Костер, испуганный человек в
пастушеской куртке...
хрипло и тихо. - Уйди прочь! Вернись к тому, кто прислал тебя...
понять, кого они нашли возле лионской дороги. Но теперь, когда передо мною
наконец был зрячий, меня объял ужас.
католиком! Я не виноват! Я сам не знаю, что происходит!
который, как я хорошо помнил, должен висеть на груди, - серебряный крестик с
чернью на тонкой цепочке, - но пальцы поймали пустоту. Креста не было. И тут я
сообразил, что его не было и прежде - с того момента, как меня окликнул
лейтенант Дюкло. Этот крестик принадлежал тому, кем я был раньше...
помочь. Я хочу помочь...
глаза. Я понял - он беседует с Тем, Кто не пустил меня на такое близкое небо...
Шалье, извиняюсь, белый весь!
мертвец ты, мол, лицо у тебя синее... Или черное, уже не помню. Я потому вас и
позвал...
ты, и рота твоя - мертвецы. Уйди, мол, в ад, откуда пришел...
просто сошел с ума! Он ничего не понял! В его глазах я обычный "синий", которых
его больной разум посчитал - всех, скопом - синерожими упырями.
заметил я.
будем? Его в Биссетр' надо - там таких и держат!
Биссетр, а на гильотину.
Хотя жалко - он ведь больной, за себя не отвечает... Но я ведь не могу его
отпустить!
вот отпустить - нет. Лейтенант задумался, а потом махнул рукой:
Выпить бы вам!
идет не о лекарстве. Точнее, не о том, что мог бы прописать ротный лекарь
гражданин Леруа.
Посье, которому была доверена борьба с пробкой, возился подозрительно долго, но
наконец одержал-таки победу над непокорным сургучом. Гражданин Дюкло нетерпеливо
хмыкнул, подставил кружку и протянул мне:
не угадаете...
нетерпеливо поглядывавшего то на кружку, то на бутыль. Я решил никого не томить
и поднес кружку ко рту.
успокоится огонь, вспыхнувший у меня в желудке.
гражданин Шалье! Эх, пропали пять ливров!
грапп, причем не самый лучший, поскольку настоящий грапп никогда не дерет так
горло. Значит, этот скорее всего не из южной Оверни, а с севера, да и виноград
не самого удачного урожая.
выпить полную, заявив, будто медицина давно установила, что вина если и полезны
для здоровья, то только в небольших дозах, а грапп - даже не вино, а просто
издевательство над виноградом. Он же предпочитает помар, в крайнем случае
кло-де-вужо, но исключительно из Бургундии. Тут уж не выдержал сержант Посье, с
возмущением заявивший, что помар пусть пьют монашки в обители Святой Цецилии, а
кло-де-вужо из Бургундии годится исключительно в качестве уксуса. Кло-де-вужо
можно пить лишь то, что изготовлено на западе Шампани, а лучше и его не пить, а
пить светлое воллене из той же Шампани. Если же употреблять что-нибудь из
бургундских, то исключительно нюи, но не всякого урожая, а лучше всего 1779 и
1783 годов.
прибегнуть к авторитету науки, сославшись на мнение какого-то Себастьяна
Мерсье', а уж Себастьян Мерсье лучше знает, какие вина во Франции стоит пить, а
какие - нет...
Увидев, что дело дошло до Себастьяна Мерсье, лейтенант Дюкло подмигнул мне и
заявил, что этот Мерсье - явный аристократ, а патриоты должны пить исключительно
грапп, после чего предложил выпить по второй причем по полной.
лицом, прикрыл глаза, вероятно, уйдя в размышления о науке, а лейтенант с
гражданином Посье внезапно заговорили о театре. Похоже, это было продолжением
давнего спора, начатого не сегодня и не вчера. Предмет дискуссии поначалу меня
удивил, но затем я понял: санкюлоты из Внутренней армии верны себе - сержант
решительно заявил, что гражданин Шометт, прокурор Парижа, должен наконец
озаботиться и закрыть большинство этих вертепов, а еще лучше - все. Актеров же,
предварительно изъяв из их среды явных контрреволюционеров, должно направить на
изготовление селитры и рытье братских могил на Блошином кладбище.
надежное подспорье в деле патриотического воспитания всех добрых французов, а
посему надлежит лишь запретить ненужные и вредные произведения слуг деспотизма -
всяких там Корнелей, Расинов и прочих Мольеров (что, впрочем, гражданином
Шометтом уже сделано), изъять из прочих пьес старорежимные обращения "сударь" и
"господин", заменив понятными и близкими каждому патриоту словами "гражданин" и
"товарищ" (что тоже сделано, хотя и не всюду), и следить, чтобы не ставились
такие контрреволюционные пьесы, как "Друг законов". Впрочем, лейтенант был
полностью согласен с необходимостью революционной чистки театров. По его мнению,
следовало первым делом отправить под "бритву" весь бывший Королевский театр в
полном составе, что, впрочем, тоже делается, ибо большая часть
актеров-контрреволюционеров уже арестована.
друга санкюлотов гражданина Шометта, а заодно и за гражданина Ру'. Я не стал
спорить и походя поинтересовался, не знают ли уважаемые граждане улицу Синий
Циферблат. Или площадь. Или переулок. Там, как я пояснил, находится какой-то
театр, весьма патриотический по духу, который мне очень советовали посетить.
впоследствии покончил с собой в тюрьме.
равно как площади или переулка, они не знали. Название же сочли хотя и не
контрреволюционным, но весьма странным. Во всяком случае, ни в предместье
Сен-Марсо, ни в Сент-Антуа-не, ни в центре Парижа подобного названия они не
встречали. Сходить же мне лучше всего в театр имени Марата, где ставят такие
патриотические пьесы, как "Проводы добровольцев в Северную армию" и "Дерево
Свободы".
Леруа ее пришлось попросту вливать, после чего ротный лекарь стал из красного
пунцовым и медленно осел на расстеленный на земле плащ. Остальные остались
сидеть, но речь их начала немного походить на наречие ирокезов. Я почти перестал
вслушиваться, отвернулся, вдохнул холодный осенний воздух и вдруг понял, что
совершенно трезв, словно пил не всесокрушающий огненный грапп, а упомянутое
доктором кло-де-вужо.
не делся. Он вернулся и сейчас был вновь рядом. Только теперь я начинал понимать
весь ужас случившегося.
задумывался о простой и очевидной вещи. Мертвые не возвращаются. А если
возвращаются - то не по божьей воле. Странно, я даже ни разу не вспомнил о
Творце! А ведь когда-то я был добрым католиком! И теперь этот священник...
потерявший ногу тоже чувствует боль в несуществующем колене! Фантомная боль! Я -
такой фантом, помнящий свои привычки и слабости - но не помнящий самого себя.
Священник что-то увидел. И я увидел тоже - его глазами. А если так - то чья воля
лишила меня покоя? Моя собственная? Или чья-то еще? Тогда кто Он? Во всяком
случае, не Тот, в Кого я когда-то верил и Кому служил несчастный пленник...
дегустация граппа происходила не только возле нашего костра), гражданин Дюкло
виновато доложил, что священник бежал. Точнее попросту ушел, ибо он, лейтенант
Роллинс Джеймс
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Рыбаков Вячеслав
Посняков Андрей