Чтение 28–й страницы книги ~Кровь пьют руками~

окна не заметил? Прятались, что ли?

- Привет. А Пирр где?

- Занят гнедой. Дела у него сегодня, - бросает в пространство Фол,
независимо щелкнув хвостом.

Можно не размышлять, что за "дела" у Пирра.

Небось едва мы тронемся, за нами скрытно последует изрядная
мотокавалерийская группа прикрытия во главе с гнедым китоврасом.

Тьфу ты, пропасть, слово-то какое дурацкое, а ведь привязалось!

- Добрый день, господа! - Лель уже спешит навстречу, широко улыбаясь. -
Господа... и дама! Прекрасная дама, мечта любого рыцаря!!

Он галантно склоняется к руке Папочки, тронув губами матовую кожу
запястья, чуть повыше кожаной перчатки - и надо же! - Папочка неожиданно
расцвела, зарделась и, кажется, даже малость смутилась. Когда еще дождешься:
двуногий кавалер ей ручку целует! Впрочем, у кентов всякие телячьи нежности,
насколько я знаю, вообще не приняты.

- Ах я, растяпа! - внезапно хлопает себя по лбу Лель знакомым жестом. -
Надо было микроавтобус пригнать!

- Это еще зачем?

Фол недоуменно моргает, втайне ища подвоха.

- Как - зачем? Для вас. Вы ведь в это не влезете! - Лель кивает на
"Вольво".

- А мы своим ходом, - многообещающая . улыбка Папочки цветет махровой
сиренью. - Если яхонтовый пожелает, еще и его подвезти сможем! Эх, дальняя
дорога, король червовый!..

- А не отстанете?

- Если дорогу покажешь - гляди, чтоб самому не отстать!

Батальная картина маслом: "Фол принимает вызов".

Мечта Эрмитажа.

- Трассу на Богодухов знаете? Там у заброшенной деревни грунтовка на
Малыжино - в курсе?

- Так... в общих чертах.

- Тогда гонки отменяются, - разводит руками Лель. - Еще заблудитесь... Ну
что, поехали?

Салон машины внутри обит дорогой скрипящей кожей, а видно сквозь
затемненные стекла прекрасно, как через обычные. Выходит, это они только
снаружи - затемненные...

Мы с Ерпалычем усаживаемся на заднем сиденье, Лель устраивается впереди,
рядом с водителем. Водила у них тот еще орел: плечи мощно распирают кожаную
куртку, затылок в три складки, короткая стрижка (но не "братковская", а скорее
боксерская, "ежиком") и совершенно пустой взгляд. Даже не просто пустой -
тусклый, засасывающий, хуже омута. Будто саму твою душу на опохмел выпить
норовит; причем безо всяких усилий со стороны его, взгляда, обладателя"
Обладателю наплевать, обладатель вас всех в гробу видал, в белых тапках: и
тебя, и душу твою... При нашем появлении он лишь коротко косится поверх
мехового воротника - и далее вновь сидит не шевелясь, скифской бабой у музея
краеведения. Хочется выяснить: дышит ли?

И где они такого типа откопали?

- Если хотите курить, - оборачивается к нам Лель с переднего сиденья, - то
пепельница сбоку, в дверце. Сигарету?

- Спасибо, у меня есть. - Я достаю пачку "Атамана" и вопросительно гляжу
на Ерпалыча.

Досадливая отмашка: курите, мол, Алик, я вам не указ, потерплю!

- Погодите-погодите... - бормочет старик, ухарским жестом сбив облезлую
шапку на затылок. - Малыжино... Богодуховская трасса... Это бывшее имение
Голицыных?

- Совершенно верно, Иероним Павлович.

Лель протягивает мне зажигалку.

Интересно, есть ли на свете хоть что-нибудь, чего старый Сват-Кобелище не
знает? Я, например, вообще плохо помню, кто такие эти Голицыны. Вроде князья
какие-то были, еще за царя Панька...

Прикуриваю. Одновременно, сытым котом на теплом подоконнике, начинает
урчать двигатель. Я невольно слежу за движениями шофера - они на удивление
точны и экономны. Профессионал. Сразу видно. Зря я на него бочку катил; а
глаза... мало ли, у кого какие глаза!

Может, это контактные линзы отсвечивают?

Машина мягко трогается с места.

- Вот в этом самом Малыжино, куда мы с вами, Алик, сейчас благополучно
едем, - птичья лапка Ерпалыча слегка треплет меня по плечу, - в девятнадцатом
веке князьями Голицыными был основан дом призрения для душевнобольных и
неполноценных граждан.

Дым встает мне поперек горла, и некоторое время я отчаянно кашляю.

- Дом презрения? Для психов? Собирали их туда скопом, садились вокруг в
кресла средь шумного бала - и презирали?

- Это Олег Авраамович так шутит, - сообщает Ерпалыч с интересом слушающему
Лелю. - Можете посмеяться, автору будет приятно. На самом деле ему прекрасно
известно, что означает дом призрения. Нечто вроде частной благотворительной
клиники. Позднее, уже при Советской власти, к ней пристроили интернат для
умственно отсталых детей. Если не ошибаюсь, он действовал как минимум до
Большой Игрушечной...

- И сейчас действует. Вкупе с клиникой, - вежливо уточняет Лель.

- А, так вы нас к юродивым решили определить?! - Ерпалыч мгновенно
превращается в язву двенадцатиперстной кишки. - Правильно, нам с Аликом самое
там и место!

- Ну, в интернате не только юродивые, как вы их изволили величать! Там у
нас разные люди есть...

- Фимка, например, - бурчу я себе под нос, но у Леля начинается мания
величия: он если не Гойя, то Бетховен.

Глухой, в смысле.

Свернув на Рымарскую, машина сперва резко тормозит, а там и вовсе
останавливается. Пробка. Толпа людей - человек сорок, не меньше, все в римских
тогах, лавровых венках и сандалиях на босу ногу! - запрудила улицу, мешая
проезду. Машут искусственными снопами колосьев, у многих на плечах глиняные
кувшины с водой; женщины поголовно - с зажженными свечами, укрывают огоньки от
ветра. Скандируют хором:

"Мать Светило, зять Ярило, дочь Звездило! Не злата-сребра прошу, не денег
медных-бумажных, а прошу билетов продажных! Все дороги на мои пороги, во
седьмом часу всех врагов зассу, люд хороший хлопнет в ладоши!" Трое мужчин
постарше прилюдно мочатся на тротуар; остальные зябко восхищаются - холодно
ведь, не приведи Бог, замерзнет! Жорики стоят поодаль, ухмыляются, но разгонять
не спешат. И без того ясно: театр "Березиль" премьеру на удачу заговаривает. А
которые облегчаются - директор театра, главреж и зав. постановочной частью.

Без этого дела никак, будь ты хоть Станиславский, хоть Шекспир самолично.

Наша "Вольво" сдает задом, сквозным двором выезжает в Классический
переулок, и машина вновь набирает скорость.

- Уж не ваш ли центр эти богоугодные заведения и содержит? - упрямо
возвращается Ерпалыч к старой теме. Сейчас старик не язвит, я это чувствую.

- Наш.

Лель абсолютно спокоен.

- Позвольте в таком случае полюбопытствовать, господин Лель: зачем вашему
центру сия благотворительность? Опыты на душевнобольных кроликах ставите?

- Ну зачем же так, Иероним Павлович?! - кажется, Лель обиделся или искусно
притворился обиженным. - Хотя... отчасти вы правы! В числе прочих исследований
мы лечим несчастных душевнобольных. Применяя новые, экспериментальные методики.
И результаты, смею вас заверить, изрядные! Приедете - сможете сами убедиться.

- Непременно, непременно убедимся! - заверяет нашего гида Ерпалыч. - А
скажите-ка, если сохранился интернат и даже клиника - может, там у вас и еще
кое-что уцелело?

- Что именно, Иероним Павлович?

- Помнится, в свое время Голицыны заложили в имении обширнейшие винные
погреба с весьма и весьма ценным содержимым. Вдруг уцелел бочонок-другой? Не
все в восемнадцатом разграбили?

Ерпалыч хитро щурится, пряча ухмылку в клочковатый ворот кожуха, и на сей
раз я не могу понять: шутит старик или пытается выяснить что-то свое, мне
совершенно неясное?

Лель долго медлит с ответом.

- Погреба-то сохранились, Иероним Павлович, мы их как подсобные помещения
используем; а вот вино - увы! Вынужден вас разочаровать. Впрочем, если у вас
есть карта, на которой обозначен не известный никому тайник, - я с
удовольствием составлю вам компанию в качестве еще одного кладо... вернее,
виноискателя!

В салоне повисает пауза, и я от нечего делать начинаю глазеть в окно.
Неровная дорога изрядно обледенела, но "Вольво" идет ровно, без рывков,
скорость практически не чувствуется, надо отдать должное шоферу. Да и машина
небось соответствующим образом заговорена. Гляжу на спидометр. Ну, ясное дело,
идем под сто двадцать при знаках-ограничителях!.. Где оберег-нелегал брал,
водила?! Ладно, свои люди... Поворот. Еще один. Подъезжаем к Окружной - я даже
не заметил, когда мы пересекли Полтавский шлях. Справа мелькает синий указатель
с белой надписью: "На Богодухов". Чуть позади катят Фол с Папой: кентавры явно
решили особо не напрягаться и не играть в догонялки. Скорее всего Пирр со
товарищи также следуют за нами - но в пределах видимости не показываются.

Это правильно. Глупо лишний раз светиться. А машину нашу кенты не потеряют
- в последнем я уверен.

- А кроме призрения душевнобольных, - нарушает наконец затянувшуюся паузу
Ерпалыч, - чем вы там, в Малыжино, занимаетесь?

- Вас больше интересует теория или практика? - с готовностью подхватывает
Лель.

- М-м-м... пожалуй, теория. Кое-что из практики мы надеемся увидеть
сегодня собственными глазами.

- Ну да, понимаю, - кивает наш гид. - Вы ведь всегда особое внимание
уделяли теоретическим разработкам. И именно благодаря этому лаборатория "МИР",