история волнует его:
тогда же, когда мы начали готовить первых авиаторов. Мы рассчитывали, что
с 1920 года сможем запустить по два "Мономаха" в год. А потом появилась
Тускула... Мы просто не успели...
проклятым режимом царизма надо было кончать, но жаль, что программу
"Мономах" не удалось завершить. Всемирная Коммуния без эфирных полетов
показалась ему какой-то неполной, даже примитивной...
все поняли.
Михайлович. - Но для этого должна работать промышленность, лаборатории...
Работы требуют огромных затрат. Не говорю уже о том, что надо заново
собирать научные кадры. Если большевики займутся этим сейчас, то у них
уйдет на все лет двадцать...
спокойно, но в голосе дышала ненависть. - Они... эти... уничтожили все!
Даже то, о чем не имели никакого представления! Вандалы!
Михайлович покачал головой:
Аскольд Феоктистович. Большевики пришли уже на руины... К тому же, они
знали о "Мономахе", так ведь Степан Иванович?
красноватое лицо Венцлава. Да, он знал. Знали и другие - те, что пытались
сорвать старт...
убедительно, и Степа не выдержал: - О "Мономахе", кажется, знали в
Столице, но почему-то... То есть, это держалось в тайне...
таким как вы, Степан, пришлось бы многое объяснять... Между прочим, кто-то
из большевистского руководства собирает всех, кто работал над "Мономахом".
Интересно, для чего?
не только для этого. Да, ему и его товарищам ничего не объяснили. Что ж,
теперь он, Степа Косухин, добьется, чтобы им все-таки сообщили правду...
что надеется еще раз увидеться в ближайшее время. Генерал Богораз проводил
Косухина до подъезда, где терпеливо ждал черный автомобиль.
головой; в его голосе звучало явное удивление.
Перед встречей с вами мы договорились не употреблять в разговоре титулов,
чтоб, так сказать, не смущать гостя...
никакого внимания. Великий князь Александр Михайлович! Вот, значит, почему
его лицо казалось таким знакомым! Ведь портретов Николая Кровавого Степа
насмотрелся за свою жизнь более чем достаточно...
оживленные парижские улицы. Ему было не по себе. Он, конечно, и раньше
догадывался, что "Мономахом" руководят не крестьянские дети, как его брат,
и даже не профессора, вроде покойного Семирадского. Это была
государственная программа Империи, и неудивительно, что ее возглавил тот,
кто создал русскую авиацию и руководил перевооружением флота после Цусимы,
- великий князь Александр Михайлович, о котором большевик Косухин,
конечно, был наслышан. Самое ужасное, что Александр Михайлович тоже
понравился красному командиру Степе. Косухин понимал, что обязан
ненавидеть все это романовское отродье, шайку, три столетия сосавшую кровь
у простого народа. Еще год назад Степа почел бы за честь лично поставить
этого царского дядю к стенке, как товарищ Юровский в Екатеринбурге
разобрался с его племянником, а товарищ Чудов отправил под ангарский лед
кровавого Адмирала. Но теперь все выходило не так просто. Получалось, что
великий князь не пил народную кровь, вернее, не только занимался этим
привычным ему делом, но еще и строил самолеты, отправлял таких, как его
брат, учиться летать в Парижскую авиашколу и руководил эфирными полетами.
Выходит, сокрушая прогнивший царский режим, большевик Косухин и его
товарищи по партии уничтожили и все это! А что же строилось взамен?
Косухин привычно ответил: коммунизм - светлое будущее всего человечества!
Но откуда-то из глубин памяти пришел иной ответ: нет, они строили
Шекар-Гомп - Око Силы...
веселый - похоже, визит к страшному профессору Роберу прошел не так уж и
плохо. При виде Степы оба удивленно смолкли. Косухин слышал, как его о
чем-то спрашивают, сначала по-французски, затем - на ломаном русском, но
отвечать не было сил. В конце концов Тэд что-то сообразил; Степу усадили в
кресло, и Карно стал совать ему какую-то таблетку.
средстве для улучшения настроения и притащил пузатую бутылку с золотой
пробкой. Степа наконец-то усмехнулся и выдохнул:
Только чтоб вторым классом, а лучше третьим...
неуверенно взглянул на Шарля. - А может, все-таки...
слова вызвали почему-то еще большую растерянность, упрямо повторил:
не оказалось. Полученный в Бомбее паспорт был действителен, деньги
имелись, а пароходы по Балтике ходили исправно. Косухин заказал билет на
лайнер "Эссекс", который делал остановку в Гавре, а оттуда шел до
Стокгольма через Ревель. К величайшему облегчению Степы, плыть ему
предстояло вторым классом.
Валюженич и Шарль, решившие приобщить его к цивилизации. Косухина водили
по музеям, показывали Париж с Эйфелевой башни и даже по настоянию Карно
прокатили в Версаль. Степа подчинялся беспрекословно и даже пытался что-то
запомнить, но в голове творилось нечто странное. Все это происходило как
будто не с ним.
определенность, которую он напрочь утратил в последнее время. Там не
придется ничего решать - его дело выполнять приказы, вести в атаку
красноармейцев, чтобы скорее кончить войну. О мировой революции Косухин
уже почему-то не думал. Степа знал лишь, что ему надо вернуться,
рассказать все, что он увидел - а там пусть белый гад Арцеулов ставит его
к первой же стенке. Разве что хотелось поговорить с Ростиславом напоследок
- или хотя бы покурить вместе. Об ином варианте он не думал - Степа вдруг
понял, что сам расстрелять Славку уже не сможет...
помня разговоры приятелей, ожидал встретить жуткое чудище, евшее поедом
бедных студентов. Но Робер оказался молодым, не старше тридцати,
застенчивым интеллигентом, встретившим Степу необыкновенно любезно и
показавшим такие любопытные "артефакты", что Косухин поневоле
заинтересовался. Чуть подумав, выждав когда они остались вдвоем, он, отдал
профессору почти все свои франки, рассудив, что после Ревеля они будут ему
совершенно ни к чему. Ошеломленный профессор принялся было возражать, что
Степа внушительно заявил, что представляет большевистский фонд помощи
археологам. Трудно сказать, поверил ли мсье Робер, но забирать деньги
назад Косухин категорически отказался.
не хотелось.
отъезда Карно уговорил его заехать в гости. После Лувра и Версаля особняк
семьи Карно не мог поразить Косухина, хотя жил потомок знаменитого
революционера явно не по-пролетарски. Косухину был торжественно показан
портрет великого Лазаря Карно, который, как оказалось, был не только
руководителем революционных армий, но и знаменитым математиком. Затем
Степу заставили продегустировать какие-то отчаянно редкие вина из
семейного погреба, и, наконец, Шарль, как-то странно взглянув на Степу,
сообщил, что с ним желает поговорить его отец - сенатор Карно.
понадобиться этому столпу буржуазной власти. Шарль проводил Степу в
кабинет, сам же войти отказался, сообщив, что отец немного говорит
по-русски и Степан сумеет разобраться во всем сам.
Сенатор Карно - худой мрачный, чем-то похожий на портрет своего
знаменитого предка, и в самом деле сносно изъяснялся по-русски. И дело, по
которому он пригласил Косухина, тут же разъяснилось, поскольку сенатор
Карно был в кабинете не один. Присутствовал еще один гость. Великий князь
Александр Михайлович сидел возле камина, просматривая какую-то старинную
книгу и, увидев большевика Степу, приветливо улыбнулся.