это и к лучшему в моем положении... Хотя нет, вру...
могу прочитать вам любую оду Горация - на выбор. Когда я их успел выучить?
И древнегреческий помню... И английский... Чушь, правда?
добавил Пустельга.
ваше. Словно тот, кто ушел, оставил кое-что из багажа...
кому багаж принадлежал?
грабителя с домовладельцем. Помните О. Генри?
раз лежал в ленинградском госпитале. Он кивнул.
потянуло, пора на воздух... Ну, мочой поросенка меня не пользовали, но все
прочее, кажется, применяли. Ваши, так сказать, коллеги, были весьма
навязчивы. Правда, обошлось без выбитых зубов. Пока, во всяком случае...
вовремя сдержался.
и покачал головой. - Ведь я, если не ошибаюсь, вражина калибру немалого!
Так нет, подавай им каких-то дхаров. Слыхали о таких?
неплохо различал ложь - едва ли хуже самого Пустельги.
прошу прощения, гражданам, с Лубянки, я был чуть ли не главным специалистом
в стране по дхарам. Мне даже статьи показывали - мои. Ну хоть убей не
помню! Ни языка, ни истории, ни заклинаний этих дурацких... Они что там, в
Большом Доме, зубы лечить вздумали без стоматолога? Я им латинские
заклинания предложил - не хотят... Ладно, пойду...
свою неживую ладонь, но Сорок Третий улыбнулся и крепко пожал ее.
возражаете?
вас...
были неопасны.
махнул рукой. - Налево! Там один бедолага, ему еще похуже вашего, надо
словцом перекинуться... Холодно, правда? А ведь скоро Пасха... Впрочем,
вы-то, конечно, атеист.
взгляд на пустынный ряд балконов, а затем осторожно положил руку на плечо
Сорок Третьему. Тот обернулся.
атеиста, и Бог бережет. - Я не все сказал, товарищ Сорок Третий...
используют. Догадались?
Наша встреча была подстроена, ключи вам подброшены. Теперь ясно?
усмешкой.
- Я должен определить, в самом ли деле у вас амнезия. Я - эксперт.
кроны деревьев. - Вы что, вроде ясновидящего?
слышался крик ночной птицы.
негромко проговорил наконец Сорок Третий. - Чуть не раскаялся,
представляете... Ну что, определили?
он поступил правильно. - У вас почти полная потеря памяти, так же, как у
меня. Ни дхарского языка, ни дхарских заклинаний вы не помните. Так что
больничный покой вам обеспечен...
забили бы раба Божьего до смерти, и без всякого толку для дела диктатуры
пролетариата. А спросить можно?
Хотелось не солгать.
проводил его взглядом и повернул обратно, в теплую палату. Только сейчас
Сергей понял, как он замерз. Апрельская ночь и вправду была холодна...
вызов к товарищу Иванову для немедленного отчета. Следовало получить новые
инструкции, ведь главное уже выполнено, однако следующий день прошел
совершенно безмятежно. Вновь анализы, процедуры, беседы с врачами. Майору
наконец и самому стало интересно. Кое-что походило на знакомый
ленинградский госпиталь, но некоторые вещи насторожили.
следовало разговаривать с тяжелобольным. Пустельга старался как можно
точнее отвечать на вопросы, врач улыбался, кивал и задавал новые. Смутила
не сама встреча: все-таки он находился, как ни крути, в психиатрической
больнице, обеспокоили сами вопросы. Улыбающийся медик интересовался
отношениями Сергея к курам, уткам, спрашивал о его кулинарных вкусах. Любой
ответ вызывал радостную усмешку, которая в конце концов довела Пустельгу
почти до бешенства. Если он болен, то пусть спросят прямо, он еще
достаточно разумен, чтобы контролировать свои чувства!
что если дело зашло слишком далеко? Что если психиатр беседует с ним именно
так, как и полагается говорить с неизлечимыми психами? Куры, утки, любимые
сорта мяса, прожаренные и непрожаренные бифштексы - что за этим крылось?
Майор невольно вспомнил подследственных, которые тоже не могли разобраться
в совершенно нелепых на первый взгляд вопросах и хотели одного - доказать
свою невиновность. Но нитка цеплялась за нитку, и к концу допроса самые
искренние ответы подследственного без труда подтверждали его вину -
истинную, а часто и вымышленную штукарем-следователем. Пустельга наслушался
подобного в Ленинграде, а до этого, быть может, и сам загонял невинных в
угол. Правда, ловкие приемы психиатра грозили, в худшем случае,
принудительным лечением, а допрос вел арестованного к верной гибели.
латынь, держится, несмотря ни на что, с немалым достоинством... А что если
бы этому зэку, когда он очнулся в больнице, не стали говорить о том, кто он
на самом деле? Сообщили бы, к примеру, что он... сотрудник НКГБ? Изменился
бы человек? Превратился бы волк в пса?
Кое-что и он, и Сорок Третий все же помнили, пусть и смутно. Волк оставался
волком, а он, бывший сотрудник НКВД - загонщиком. Правда, ему, Пустельге,
почему-то не хотели рассказывать о его последнем задании. Из-за
секретности? Или... Или из-за того, что тогда произошло нечто, после чего
старший лейтенант Пустельга... действительно стал врагом народа! Не
вымышленным, не безвинной жертвой, а настоящим!
Собственная биография теперь виделась совсем иначе. Кто был тот,
исчезнувший Пустельга? Отец-большевик, несколько лет бродяжничества,
колония имени Дзержинского - карьера чекиста была, так сказать,
запрограммирована. А дальше? Средняя Азия - что он там делал? Что увидел?
Майор помнил свежие сводки: на Памире по-прежнему держались несколько
антисоветских "зон", куда большевикам не было ходу еще с начала 20-х, шли
аресты мусульманского духовенства, а заодно и представителей местной
интеллигенции - естественно, за шпионаж, вредительство и диверсии.
беззакониях представителей власти, многие из которых в свое время успешно
сменили басмаческий маузер на партийный билет. Каким вернулся оттуда
Пустельга? Ведь почти все ташкентское управление НКВД сменилось, старый
состав "вычищен", можно сказать, Сергею повезло.
важным, причем недолго, с сентября по ноябрь. Что он искал? И почему сгинул
не только он, но и какой-то неведомый нынешнему Сергею капитан Ахилло? Это
не арест, они оба просто пропали! Пустельга в конце концов очнулся в
ленинградском госпитале, а Михаил? А что если они успели узнать нечто,
заставившее их изменить прежние убеждения? Да и что нынешний Сергей знал об
убеждениях того, кем был раньше? И вот старший лейтенант Пустельга теряет
память, а Ахилло... ударяется в бега! Почему бы нет?
забыть. Узнать бы, что в самом деле случилось с их группой! Но Сергей уже