Чтение 16–й страницы книги ~Печать на сердце твоем~

- Погодите! - Згур досадливо махнул рукой и шагнул вперед, прямо к связанному "чугастру".

- Ты... Ты чего на меня напал?

Неизвестный ответил не сразу. Горящие гневом глаза впились в лицо Згуру, волосатые ноздри с шумом втянули воздух.

- Я... Я вольна людь! Не роб!

- Как? - В первый миг Згур подумал, что ослышался, но затем сообразил: "вольна людь" - свободный человек! Ах вот оно что!

- Холоп это! - тут же встрял кто-то. - Купили давеча, да, видать, зря серебро извели! Дикун!

- Не роб я! - неизвестный рванулся, но тугие веревки держали прочно. - Вольна людь! Вольного роду!

- Я же тебя не ловил! - Згур даже растерялся, наконец сообразив, что к чему. На душе стало мерзко. Этот страшный человек считает себя свободным. Как и он сам. Наверно, пленник... - Я просто вышел воздухом подышать!.. Просто...

- Волотич это! - пояснил "дикуну" один из кметов.В гости к нам. Да тебе-то что, тебе, лешаку, абы кулаками махать!

- Волотич...

Разбитые губы шевельнулись, повторяя незнакомое слово. Качнулась косматая голова.

- Звиняй, паря! Ошибся, выходит!

- Да ладно! Здорово дерешься!

- Ты тож. Тока подучиться б тебе чуток... Згур усмехнулся - злость прошла, и он вдруг понял,что сочувствует "чугастру". "Вольна людь" не желает быть

холопом." Надо будет поговорить с Ивором...

- Как звать-то?

Ответа долго не было. Взгляд "дикуна" вновь стал настороженным, словно в вопросе мог крыться неведомый подвох. Наконец негромко прозвучало:

- Ярчук. Роду Бешеной Ласки. Венет я.

Договорить не дали. Дюжина рук вцепилась в "дикуна", оттаскивая назад, к черному зеву подвала. Згур отошел в сторону, повторяя про себя странное имя. "Ярчук" - это, кажется, пес. Да не простой, а тот, кого навы и прочая нежить боится. А вот кто такие венеты, слыхать не приходилось. Видать, издалека попал сюда этот косматый с перебитым носом...

Згур проснулся от скрипа двери, но глаз открывать не стал. Кто-то стоял на пороге. Стража? Но к гостям Палати-на принято стучать, а ежели бы пришли в колодки забивать, то не стали б дожидаться.

- Не спишь?

Згур дернулся и открыл глаза. В маленькое окошко лился неяркий утренний свет. Ивор сын Ивора, Великий Палатин Валинский стоял на пороге, словно не решаясь войти.

Мгновения шли, и Згур наконец-то опомнился. Он ждал этой встречи. Не здесь и не сейчас, но ждал.

- Чолом, Палатин!

Згур вскочил, накинул плащ, руки привычно скользнули на бедра.

- Сотник Згур, Вейско Края...

Ивор усмехнулся, покачал русой с проседью головой:

- Эх, Згур, Згур... Вольно, сотник. Садись, говорить

будем.

Садиться не хотелось - стоя разговаривать было легче. Но тяжелая рука Ивора легла на плечо, и Згур послушно опустился на ложе.

- Можешь не рассказывать, знаю. Но почему ты? Хотелось ответить резко, с ухмылкой: "Не ожидал?" -или даже: "Не рад?", но Згур вдруг понял, что задираться

совсем не хочется.

- Я оказался рядом, Палатин. Наверно, судьба. Или боги.

- И тебе ничего не приказали в Коростене? Ах, вот оно что! Палатин не верит в судьбу. Впрочем, он прав.

- Мне ничего не приказали. Точнее, приказ был - держаться от всего подальше.

- Тогда я рад.

Ивор улыбнулся, рука вновь легко коснулась плеча.

- Я рад, что ты так решил. Потому что это решил именно ты. Почему - не так важно. Приказы надо не только слушать, но и отдавать. В том числе и самому себе. Ты становишься свободным, и я рад.

- Свободным?

Перед глазами встал опутанный веревками бродяга. "Я вольна людь!" Наверно, для Ярчука из рода Бешеной Ласки свобода - это отсутствие веревок. Но Ивор говорит об ином.

- Свободен? - повторил Згур, чувствуя, как давняя злость вновь лижет сердце. - Ты тоже стал свободен, когда изменил Краю? И теперь хочешь, чтобы я...

Он не договорил, отвернулся. Злость куда-то пропала. Да и на кого злиться? На Ивора? На себя самого?

- Велга не считает меня изменником, Згур. Но дело даже не в этом. У каждого человека есть выбор - всегда, даже у плахи. У меня он тоже был тогда, двадцать лет назад. Я мог выполнить приказ - и бросить Алану в плену. Если ее свобода - цена моей измены, то я согласен. И ты тоже - цена моей измены. Я ни о чем не жалею, Згур. И, надеюсь, не пожалеешь и ты...

- Я!.. - Згур вскочил, слова мешались, путались. - Я согласился только потому, что меня попросил Кей! Он... Он мой командир! И еще... Я считаю... Я думаю, что Краю не нужен Огрин в Железном Венце. Правительница поймет...

Обо всем этом Згур думал уже много раз - по дороге в Валин. Велга поймет, поймет Барсак. Он - не изменник...

Ивор вновь усмехнулся, но ответил твердо, без улыбки:

- Может, ты и прав, Згур. Велегост нужен Краю, как нужен и мне. Но об этом ты подумал уже потом, правда? А тогда тебе просто захотелось согласиться, пусть даже нарушив волю самого Дия Громовика. Это и есть свобода...

Згур невольно кивнул. Убедили даже не слова, а голос - спокойный, рассудительный, с чуть приметной лукавинкой. Палатин, наверно, прав...

- Нельзя жить по чужой воле, Згур. Те, кто верит в Вознесенного, считают, что свобода выбора - это высший дар богов. Это самое дорогое, Згур. И за это дорогое приходится очень дорого платить. Но пренебрегать этим даром - худший из грехов...

Згур вновь кивнул, соглашаясь, но внезапно вспомнил. Тонкие руки в золотых кольцах, тихий, словно неживой голос. "Ему все верили, Згур! Ему нельзя не верить!" И.- слезы матери...

Он словно очнулся. Сирии! Птица Мары-Смерти со сладким голосом. "С ним трудно спорить!" Да, спорить трудно. Но он и не станет.

Згур медленно встал, усмехнулся. Удивленный Ивор умолк.

- Я не верю в Вознесенного, сиятельный. Ты прав, все очень просто. Кею Велегосту грозит беда, и я захотел ему помочь. Вот и все. Если для этого нужна свадьба - то пусть будет свадьба. Даже если это выгодно тебе. Кстати, Улада согласна?

Последние слова он произнес легко, почти небрежно, но сердце замерло. Они говорят о свободе, о власти, но ведь речь идет о человеке - о нелепой, некрасивой девушке, которую он уже однажды предал.

- Улада? - Палатин явно удивился, пожал плечами. - Думаю, согласна. Черемоша словно боги послали. Теперь она уже не верит в эту дурь.

Дурь? Згур вздрогнул, как от удара. Вот, значит, как!

- Я должен поговорить с ней, Палатин. Сегодня. Ивор, кажется, хотел возразить, но, подумав, кивнул.

Згур вздохнул с облегчением. Если Улада не согласится, он пошлет всю эту затею прямиком к Косматому в берлогу.

- И еще. Ты вспомнил Черемоша. Где он?

Палатин, явно удивившись, недоуменно пожал плечами:

- Не знаю. Где-то у лехитов. Я выслал этого сопляка вместе с женой. Пусть охолонет слегка...

Згур облегченно вздохнул. Черемош жив и на свободе. И то хорошо!

- Пойду! - Ивор весело улыбнулся, словно разговор был о сущих пустяках. - Пора к свадьбе готовиться. Тебе, кстати, тоже. Поговори с дворцовым управителем, он расскажет, что надо будет сделать. К Уладе тебя позовут...

- Погоди! - Згур заспешил, видя, что Палатин уходит. - Вчера ночью я видел одного человека. Его зовут Ярчук. Твои люди схватили его. Он не холоп, он свободный человек...

- Как? - Палатин был, похоже, изумлен. - Згур! У меня во дворце не одна сотня таких Ярчуков! Почему ты вспомнил о нем?

Хриплый надсадный голос. "Я вольна людь! Не роб!" Сказать? Навко Волотич понял бы сразу...

- А он хорошо дерется. Меня с двух ударов уложил. Зачем тебе такой холоп? Ивор удивленно моргнул:

- Как зачем? Ты же сам сказал: хорошо дерется. Как зовут, говоришь? Ярчук? Ладно, узнаю...

Негромко хлопнула дверь, и Згур остался один. Кажется, все, что должно, сказано. Но на душе было тревожно. Может, этот страшный человек в чем-то и прав. За свободу приходится дорого платить.

Дворцовый управитель, толстый одышливый человечек с навечно приклеенной к лицу угодливой улыбкой, поймал Згура сразу же после завтрака. Толстячок был почти что не в себе - свадьба, свалившаяся зимним снегом на голову, привела его если не в ужас, то в состояние, весьма к ужасу близкое. Ничего не было готово - ни посуда, ни столы, ни наряды. Не ведали толком даже кого приглашать - то ли всех подряд, то ли с разбором. А ежели с разбором, то кого звать - всех ли дедичей или только тех, кто познатнее.Как с купцами валинскими? На прежние свадьбы их всегда кликали, да ныне Палатин отчего-то не распорядился...

Все это было сообщено Згуру на едином дыхании. Он уже открыл было рот, чтобы внести ясность, но управитель вновь заголосил, сетуя на то, что скатертей тоже не хватает, а накрывать столы простым полотном - стыд и срам. И ложек серебряных мало. Давно заказать хотели, да все недосуг было, и вот теперь выбирать придется, кому какую ложку класть. А ежели ошибка выйдет? Ему, управителю, голову снимут, да и не в голове даже дело. Честь порушится, а ради этой чести он, толстячок, уже третий десяток лет в Палатах служит. Он еще при Кее Уладе служил, все порядки ведает, а вот теперь даже не знает, как быть...

Згур слушал, стараясь не улыбаться, дабы не обидеть ретивого толстячка. Помочь он ничем не мог - ни с ложками, ни со скатертью. В Коростене свадьбы играли скромно, а в селах, таких, как Бусел, и подавно. Звали соседей, пекли каравай, застилали лавку медвежьей шкурой...

Впрочем, нашлось дело и для Згура. Повздыхав и посетовав, управитель сменил тон и принялся подробно объяснять, чего и как надлежит делать жениху. Вскоре Згур понял, что пропал: запомнить все поклоны и приветствия, да еще слово в слово, кивок в кивок, было совершенно невозможно. К тому же он не просто жених - обручник, женихова тень. А обручнику на таких свадьбах всего труднее:

вроде как жених, а вроде и нет. Влево шагнешь - себя вкупе с женихом ославишь. Вправо - не заметишь, как сам женихом станешь.

В конце концов Згур взмолился, заявив, что ничего запомнить не может, и не его это, обручника, дело. Пусть сами ложки считают и под руки, ежели надо, ведут. Управителя чуть не хватил удар, но затем, чуток подумав, он тяжко вздохнул и сообщил, что приставит к "господину обручнику" двух холопей посмекалистей. Один будет в левое ухо шептать, второй же-в правое. А надо будет - и под локти поведут, оно и прилично, и "господину обручнику" удобно.

Згур облегченно вздохнул, но его беды на этом не кон' чились. Управитель лично отвел дорогого гостя к кравцу, дабы тот уже сейчас принимался за свадебный наряд. Кравец, детина - сажень в плечах, радостно осклабился и вцепился в Згура так, словно собирался вздергивать его на дыбу. Без дыбы, правда, обошлось, но пришлось больше часа простоять, раскинув руки, а ухмыляющийся детина вкалывал в Згура иголки и время от времени довольно похохатывал. А на пороге уже ждал чоботарь, но тут обошлось. Новые, еще не надеванные сапоги Великого Пала-тина пришлись как раз впору, и Згур был отпущен с миром - до вечерней примерки.

Все это казалось игрой - странным нелепым игрищем, не имеющим отношения ни к нему, ни к Уладе. С трудом верилось, что все это - всерьез, что Уладу действительно отдают замуж, и причиной тому - он сам. То и дело вспоминался далекий Тирис, душная комнатка на постоялом дворе, смятое покрывало на узком ложе. "Ты ведь не женишься на мне, наемник? Тебе не позволят?" Да, ему не позволят. Он и сам себе не позволит...

К Уладе его не пустили, пообещав кликнуть, когда можно будет. Згур не настаивал. Даже если Ивор прав и девушка согласна, что он ей скажет? Згуру казалось, что он слышит ее удивленный голос: "Почему ты? Почему опять ты, наемник?" Что ответить?

В конце концов Згур махнул рукой, решив не торопить судьбу. Дело сделано, жалеть поздно. А у него еще есть забота.

Стражники у входа в дворцовый подвал долго не хотели пускать незваного гостя, но Згур повысил голос, и дверь все-таки открыли, посоветовав держаться от "дикуна" подальше и рук не протягивать - дабы не укусил. Как выяснилось, кмет-первогодок сунулся было к Ярчуку - и вот теперь лежит, весь в повязках да припарках, и хорошо, ежели вообще встанет. Згур невольно усмехнулся - нагнал "чугастр" страху на служивых!

Ярчук сидел на соломе, уткнув бороду в деревянную колодку, сжимавшую руки. Еще одна колодка была на ногах, и от нее змеилась цепь, приклепанная к вбитому в кирпичную стену крюку. Згур покачал головой - даже медведей так не стреножат. Да, свобода стоит дорого...

Он хотел поздороваться, но слова не шли. О чем говорить с вольным венетом? Рассказать о разговоре с Палати-ном? Но ведь Ивор ничего не обещал!

- Учиться пришел?

Згур вздрогнул. Ярчук говорил, не поднимая головы, и в голосе его звенела злая насмешка.

- Нет! - Решение пришло внезапно, само собой. - Ярчук, я рассказал о тебе Великому Палатину. Он обещал разобраться. Давай так: ты дашь слово не убегать, а с тебя снимут колодки. Палатин разберется, обещаю.

Венет удивленно поднял голову и внезапно застонал, ухватившись рукой за поясницу. Наконец, отдышавшись, криво усмехнулся:

- Слово? Слово дорогого стоит, боярин!

- Почему - боярин? - удивился Згур. - Кто такой боярин?

Теперь уже удивился "дикун".

- А скажешь - не боярин? Бона, одет в чистое, да при поясе, выбрит да умыт.

Похоже, в земле неведомых венетов умываться было позволено только боярам. Згур невольно усмехнулся.

- Боярин - это дедич? Ладно, пусть боярин. Если ты согласен, я скажу страже...

- Остынь! - Серые глаза сверкнули. - Не надобь мне твоего добра, боярин! Колодки - не слово, не удержат. Иди отсель, доброхот!

Узник медленно, с немалым трудом приподнялся, расправил широкие плечи. Згуру вновь стало не по себе. Он ведь хотел помочь...

- Ты мне не веришь?

- Тебе?

Ярчук вновь зашелся в долгом стоне, откинулся к холодной стене, прижимая руку к пояснице, затем резко отвернулся - беднягу рвало. Згур понял - дела венета плохи. Это не просто застуда от ветра да мороза. Видать, крепко скрутило, если такой, как Ярчук, стона сдержать не может!

Немного придя в себя, "чугастр" вытер губы рукавом, скривился:

- Верить? Чистой ты больно. Все вы, бояре, мягко стелете! Клятвой связать удумали? Не выйдет! Это ты тут, паря, добрый да ласковый, а у себя дома небось робов тож в колодках держишь да батогами ластишь?

Згур скрипнул зубами. Его, воина Края, вольного волотича, смеет попрекать какой-то лесной дикарь! И за что? Поистине, добрые дела всегда наказуются!

- Я служу Велге, Ярчук! У нас в Крае холопов нет. Вы, венеты, видать, горазды людей оскорблять! Он вышел, не оборачиваясь. Сзади донесся негромкий стон - иного ответа Згур не дождался.

К Уладе его позвали ближе к вечеру. Дородный осанистый слуга строгим тоном велел приодеться да кудри расчесать, дабы видом своим негожим уныние не наводить. Згур лишь плечами пожал. Его новый наряд еще только шился, кудрей же он отродясь не имел - светлые волосы стриг "в скобку", чтобы сподручнее шлем надевать. Оставалось провести по "кудрям" деревянным гребнем и поправить рубаху. Слуга неодобрительно покачал головой, но спорить не стал.

Згур ждал, что его поведут на второй этаж, где, как он знал, были покои Улады, но слуга кивнул на лестницу, что вела вниз. Оставалось лишь удивляться. Они прошли широким коридором, повернули налево и остановились возле высоких дверей, по бокам которых недвижно застыли вооруженные кметы. Згур поразился: красная горница! Тут Палатин суд вершит да послов принимает. Почему здесь?

Долго удивляться ему не дали. Слуга трижды ударил в дверь тяжелой тростью. Послышался скрип - одна из половинок медленно растворилась. Згур невольно усмехнулся. Ну конечно! Две створки раскрывают лишь для Палати-на да для Кеев, ежели они из Савмата в гости пожалуют. Вот где Ярчуковы "бояре"!

- Сотник Згур к сиятельной Уладе, дочери Ивора, Великого Палатина Валинского!

Згур вновь улыбнулся, но на душе стало горько. Будь он ровней, этот горластый не забыл бы сказать и о его отце. А так он просто "сотник Згур". Хорошо еще, не "наемник"!

Кресло Палатина смотрелось настоящим троном -'-ножки и подлокотники сверкали литым серебром, по спинке расползся трехголовый Змей, сверкая глазами-самоцветами, рядом, у подножия, замерли кметы в дорогой алеманской броне. Не хватало лишь мелочи - маленького Железного Орла. Впрочем, место было оставлено - на самом верху резной спинки. Згур еле удержался от усмешки. Орел да Венец - только этого и недостает сиятельному Ивору!

Впрочем, сейчас кресло пустовало. Улада сидела рядом, в кресле поскромнее и пониже. Узнать длинноносую было мудрено, и Згуру подумалось, что голосистый слуга не зря тратил силы, поясняя, кто пришел и к кому. Сам он мог бы и ошибиться.

Девушка сидела ровно и прямо, уронив руки на резные подлокотники. Набеленное лицо было недвижно, даже глаза светились не привычным живым блеском, а больше походили на самоцветы. Серебряная сетка легла на волосы, лоб охватывал сверкающий обруч. На платье лучше и не смотреть - за такой наряд можно купить даже не село, а целый посад. Згур вздохнул. К чему это все? Длинноносая хотела его удивить? Ну что ж, будем считать, удивила.

Его толкнули в спину, и Згур, опомнился. Сейчас самое время поклоны бить да в ноги падать. Нет, не дождется, "боярыня"! Згур расправил плечи, улыбнулся прямо в неподвижное каменное лицо.

- Чолом, сиятельная! Здорова ли ты? Не больна ли? Кажется, так и должно послам обращаться, но, конечно, не в таком тоне. Згур почувствовал, как в спину ему вновь воткнулся чей-то ретивый кулак. Он лишь дернул плечом, не желая связываться. Неужели она так и будет сидеть?

- Здравствуй, сотник! Я здорова, здоров ли ты? Ярко накрашенные губы дернулись и вновь застыли. Згур понял - Улада не шутит. Его вновь ставят на место. Только теперь, в дворцовых палатах, это легче, чем на лесной поляне или в черном подземелье.

- Простыл малость, - Згур вполне натурально кашлянул, почему-то вспомнив Ярчука. - Все в трудах, сиятельная, все в заботах...

Говоря это, Згур, не глядя, показал кулак тому, кто стоял сзади. Кажется, подействовало - невидимый доброхот на этот раз ничем себя не проявил.

- Труды твои на благо Ории вознаграждены будут, сотник. Однако же прибыл ты по делу, и о деле будет моя речь. Ведомо мне, что согласился ты стать обручником жениха моего, славного Кея Велегоста, сына Войчемира...

Да, она не шутила и даже не играла. Игры кончились, Сиятельная Улада говорила с сотником Згуром именно так, как и должна разговаривать дочь одного из первых вельмож Ории.

- ...Ведай же и ты, сотник, что радостна мне эта новость, но еще радостней станет день, когда смогуя повидаться с будущим мужем моим, Кеем Велегостом. Тебя же ждет моя благодарность и щедрая награда от отца моего, сиятельного Ивора сына Ивора, великого дедича Дубеня, наместника и Великого Палатина Валинского. Пока же иди, не надобен боле. Как понадобишься, кликнут...

Згуру показалось, что ладонь девушки вновь бьет его по лицу. И поделом! Можно было не смолчать, надерзить в ответ. Да только зачем? Все и так ясно...

Кресло давно опустело, а Згур все стоял, словно надеясь, что Улада вернется. Но горница была пуста, если не считать безмолвной стражи и нетерпеливого слуги за спиной. В конце концов Згура слегка подтолкнули, намекая, что пора честь и место знать. Услужливый холоп перестарался. Згур перехватил руку, резко рванул, бросил обмякшее тело на пол и, не слушая жалобных воплей обиженного в лучших чувствах слуги, повернулся и, не оглядываясь, шагнул к порогу.

Зимний вечер наступил рано, но забот хватило до самой полуночи. Вновь пришлось зайти к кравцу, поспешившему с радостным хмыканьем утыкать Згура иголками, затем в дворцовой кладовой ему долго подбирали шапку, да не простую, а с красным верхом, горлатую, шитую серебром да бисером. А дальше - и того хуже. Толстячок-управитель привел двух ухмыляющихся холопов, дабы те гостю все про свадьбу изъяснили, а буде не изъяснят - подсказали. Холопы оказались почти на одно лицо - оба рыжие, конопатые и ушастые, не иначе - братья. И звали так, что перепутать можно - Лешко да Вашко. Згур был отдан им на милость, но вскоре стало ясно, что милости ждать не придется. Лешко, по всему видать старший, с усмешкой пояснил, что господская свадьба - не всяким там селянским чета, а посему к делу надлежит подойти серьезно, можно сказать, ответственно. При этих словах Вашко мерзко хихикнул, Лешко тоже осклабился, после чего принялся обстоятельно пояснять, что есть свадьба и как на оной свадьбе жениху себя вести надлежит, дабы не осрамиться и в придачу живым остаться. При этом Вашко то и дело посмеивался и даже гоготал, а Лешко обстоятельно перечислял все хитрости да тонкости, коим не было видно конца. Разо-шедшись не на шутку, парень напялил на умиравшего от смеха приятеля девичий убрус и начал показывать наиболее важную часть обряда вживую, изображая, соответственно, жениха. При этом "жених" заговорил густым басом, "невеста" же перешла на писк и даже весьма натурально всплакнула.

Наконец Згур взмолился, попросив дотошных ребят быть с ним рядом и вовремя подсказывать, что и было ему обещано, после чего Лешко махнул рукой, заявив, что в таком деле главное - принять ковш румского или алеман-ского, а дальше все само, как по маслу, пойдет. Вашко, ги-гикнув, добавил, что жениху, конечно, обычай пить не велит, обручник же - другое дело, ему в трезвом виде на свадьбу идти как-то даже негоже. Главное - остановиться вовремя, у брачного ложа, на которое обручнику надлежит ложиться, во-первых, одетым, во-вторых, с мечом в руках, меч же должно положить между собой и невестой, а можно и не класть, особенно если жених приедет не скоро, а невеста хороша. Лешко с видом знатока добавил, что в давние годы обручники так и поступали, и припоздавший жених порой заставал невесту уже с приплодом, который - смех, да и только! - считался вполне законным. Продолжать эту неисчерпаемую тему парни не смогли - хохот буквально валил их с ног. Наконец Згуру предложили выпить упомянутый ковш уже сейчас, дабы назавтра не оплошать.

Парни Згуру понравились, но пить он не стал, хотя во рту было горько, и несколько глотков того же румского пришлись бы кстати. Странная мысль не покидала его:перед боем не пьют. Мысль нелепая, неуместная, но Згур привык верить предчувствиям. Он даже ощутил знакомый холод, идущий от самого сердца - как тогда, год назад, ранним утром на Четырех Полях. Их сотня выстраивалась, утаптывая глубокий хрустящий снег, а из-за леса уже выкатывались орущие толпы, потрясавшие каменными секирами...

Надо было выспаться, но хлопоты не кончились. В своей комнате Згур застал девицу, которая с озабоченным видом расстилала его ложе. Делала она это, наверно, уже в десятый раз, поскольку, тут же оставив ни в чем не повинную подушку, радостно обернулась и поспешила ухмыльнуться - не хуже самого Лешко. Згур начал понимать. Девица, явно из дворцовых холопок, была хороша, быть может, даже с излишком. Большие, ярко накрашенные губы алели на набеленном лице, высокие груди так и норовили прорвать полотняную рубаху, платье же, предусмотрительно снятое и аккуратно сложенное, лежало тут же, на ложе. Згур застыл у порога, девица же вновь ухмыльнулась и не спеша провела по губам дразнящим язычком.Згур почему-то подумал об Иворе, затем - об Уладе. Не они ли расстарались? Вспомнилась набеленная кукла в горнице, обещавшая "кликнуть" его, буде возникнет надобность, и душу вновь захлестнула злость. Ну и пусть! Говорят, так тоже мстят. Наглая холопка по крайней мере похожа на женщину, а не на кмета из дворцовой охраны. Пусть сиятельная Улада подавится своей гордыней, а он будет всю ночь сжимать эту послушную плоть, это покорное мясо, с которым не надо ни о чем говорить, как не разговаривают с обжаренной на вертеле косулей...

Девица, словно услыхав его мысли, шагнула ближе, рубаха сама собой приспустилась, оголяя белое плечо, ткань на груди заколыхалась, грозя порваться на клочья. Холопка, явно искушенная в подобных делах, молчала, будто чувствуя, что первое же слово может спугнуть, но молчание ее казалось красноречивее любых слов. Згур усмехнулся, зачем-то поправил ворот рубахи...

"...Я тебе ничего больше не должна, наемник! Слышишь? Мы в расчете!" Большие неумелые губы, скользящие по его лицу, отчаяние в широко раскрытых глазах. "Ты ведь не женишься на мне, наемник? Тебе не позволят?" И крик, отчаянный крик: "Не его! Не его!.."

Згур глубоко вздохнул, помотал головой. Нет, даже если это месть, мстить он не станет. Не имеет права.

Девица, что-то почуя, нерешительно замерла. Згур облегченно вздохнул, словно избавившись от мары, и весело улыбнулся:

- Постелила? Ну, беги!

Накрашенный рот изумленно раскрылся, но Згур уже шагнул к ложу, взял сложенное платье:

- Лови!

-А-а...

Девица была в растерянности, явно не зная, что делать. Згур вновь усмехнулся, кивнул:

- Беги, беги! Как понадобишься - кликнут!

Похоже, искусительница ничего не поняла, но объясняться Згур не стал и выразительно указал на дверь. Холопка шмыгнула носом, нерешительно шагнула к порогу. Когда дверь с легким скрипом затворилась, Згур облегченно вздохнул и рассмеялся. Интересно, к кому сейчас побежала смазливая девица?

Спать расхотелось. Згур упал на ложе, закинул руки за голову и стал глядеть в низкий неровный потолок. Ну что ж, он, кажется, опять сделал глупость. Не первую и не последнюю. Где же он ошибся? Когда? Впрочем, ответ ясен: прошлым летом он оказался слишком непонятлив. "Не Палатина, не Кея. Ее - как выйдет". Исполни он приказ - и не было бы ничего. Мертвую Уладу ели бы черви где-нибудь в лесном овраге, а он спокойно служил бы в Коростене. Наверно, ему бы уже дали учебную сотню - дядя Барсак обещал... Не вышло. И хвала Матери Болот, что не вышло! Лучше так, чем всю жизнь видеть по ночам ее призрак...

- Згур!

Знакомый голос сдернул с места, заставил вскочить. Улада стояла в дверях - не в нелепом драгоценном наряде, а в обычном платье, отросшие за эти месяцы волосы падали на плечи, на бледном лице не осталось и следа румян

-Улада? Я...

Руки зачем-то потянулись к горлу - застегнуть ворот. Девушка хмыкнула:

- А я хотела взглянуть, как ты развлекаешься с Гилкой. Чем она тебе не полюбилась? Под ее подолом все наши парни перебывали. Она и двоих приголубит, и троих. Говорят, шестерых тоже.

Вот, значит, как? Похоже, сиятельной Уладе мало торжественного приема в горнице. Растерянность прошла, Згур развел руками:

- Худую девку прислала... боярыня. Подтоптанную больно. Неужто лучшую не выслужил?

- Выслужил?!

Улада рванулась вперед, схватила за плечи, острые ногти впились в кожу.

- Ты выслужил только одно, наемник! Кол, на который хотел посадить тебя Палатин! Понял? Интересно, как ты с ним сговорился? Пообещал помирить с Велегостом да

свадьбу сыграть? Теперь понимаю! Какая же ты сволочь, Згур!

Внезапно она заплакала, как тогда, в Тирисе. Згур осторожно коснулся ее плеча, но Улада отстранилась, помотала головой: