рябая Хивря, так и не успевшая набрать воды и удиравшая - с пустыми
ведрами. Девушки разбежались - Оксана осталась, и пухлая нижняя губа
ее чуть подалась вперед, выдавая решимость:
веря ушам.
Сказала, что отдаст... если ты ведьму свою из дома выгонишь! Если сам
будешь в хате хозяином, а не ведьма и не вражье отродье. Слышал?
молчал. Оксана водила пальцем по старому коромыслу. Чего-то ждала.
деревянных ведрах, легло на Оксанины румяные щеки, блеснуло на белых
зубах, в черных, как сливы, глазах.
что этой зимой точно будут меня отдавать. Вон Касьян собирался сватов
присылать...
больные губы.
пропасть - чем с ведьмой... в одной хате!
увлажнились. Маленький нос покраснел.
построю. Отдельно жить станем.
все равно ты ведьмин сын.
роняя капли на снег.
теперь явился на вечерницы, ведя за собой музыкантов.
похоронили, в хате шаром покати, а сирота на заработанные денежки
музыку заказывает. Пусть болтают - зато молодежь рада, девушки
переглядываются, а парням завидно!
девушкам. И без того румяные девичьи щечки вспыхивают ярче, но Гринь
идет и не останавливается и, только оказавшись перед Оксаной,
протягивает руку:
неподвижным остается только Оксанино лицо - черные влюбленные глаза.
так бьет каблуками о землю, что со старого сапога срывается подкова -
да так и остается лежать в пыли, среди растоптанных рябиновых ягод.
тропка - видно, ходила по воду мельничиха Лышка.
Килина. Говорят, водилась с заезжим красавцем - кулачным бойцом, вот и
прижила ребеночка, да не стерпела позора, и прыг - в прорубь...
он, как бес, мел улицу красными штанами, и бабы шептались, а мужики
хоть и поглядывали хмуро - но ничего, не гнали.
то внизу по реке, прикрыли рогожей и так везли - а мороз был
трескучий, и когда Гринь, верткий и любопытный, пробрался сквозь толпу
на площади перед церковью, а Килинин отец приподнял рогожу... Гринь
успел увидеть запомнил навсегда. Девушка, как живая, с очень длинными
обледенелыми волосами, и вся во льду, вся во льду, и лед в открытых
глазах. Черная вода в проруби подернулась рябью. Гринь плакал.
руками в колени.
отдельно лежали праздничные плахта и рубашка, и пояс, и цветной
платок; отдельно развешены были детские сорочечки - тонкого полотна,
еще Гриневы.
встряхнула: полотно для пеленок. Желтоватое, тонкое, много раз
стираное.
через всю комнату, выбросить в сугроб...
вдруг с ужасом понял, что он заметно вырос - всего за два дня!
то, заскорузлым голосом. Мать отвернулась.
сундука.
вы его выносили... Ровно крысенка!
руки ее двигались ловко, быстро, такие знакомые руки...
ноги выкину! Коли хотите, чтобы жил ваш ублюдок, - ступайте из
батьковой хаты, чтобы духу здесь...
блеском глаза; против ожидания, Гринь не испугался. Наоборот - при
виде исчезника, греющего бока на отцовской печи, подступающие слезы
разом высохли:
кисловатый запах сеней:
рубашечку, уткнулась в нее лицом.
четыре пальца, на левой - шесть.
страшным - Длинные глаза близоруко щурились, черные собачьи губы были
странно поджаты: не то свистнуть собирался исчезник, не то плюнуть.
противный мороз. - В скалу свою забирай ее... В скалу, где сидишь! Там
пусть нянчит пащенка своего!
Четыре длинных пальца ухватили пасынка за горло, и свет для Гриня
померк.
было, что нового дождя не миновать.
Аккуратно очищали мозаику от принесенного водой песка, от жидкой
грязи. Толку в их труде было немного - когда дождь польет снова,
очищенные мозаики вновь затянутся грязью; тем не менее подметальщики с
упорством, заслуживающим лучшего применения, бродили и бродили, мели и
мели...
Относительное безлюдье позволяло разглядеть мозаику без помех; я шел,
смотрел попеременно под ноги и по сторонам, добрался до предместий,
миновал несколько кварталов, повернул опять к центру... Мозаика
интересовала меня все меньше и меньше.
обедневший, если вы встретите заброшенную кузню или пострадавшую от
пожара лавку - ничего особенного не придет вам в голову, в большом
городе нередки и взлеты, и несчастья. Но вот если разорившиеся дома,
заброшенные мастерские и унылые лица попадаются на каждом шагу - тут
невольно впадешь в меланхолию.
посмотрела на меня женщина, прогоняющая с улицы играющих детей. Как
вздрогнул мастеровой, у которого я хотел спросить дорогу.
тем тягостнее становилось на душе. Как будто туча принесла с собой не
только дождь, но и безнадежность и страх.