сделаем. Ты сперва пана сотника нашего верни, а там и увидим. Понял
ли? А панна Загаржецка тебе в том поможет. Верно ли решил, пани-
панове?
взглядом за икону зацепилась. Спас! Тот, что Мыкола под рубахой через
Рубежи пронес!
рука...
вперед побежать, ступеней не считая. А ступеней много оказалось. Не
сотня, не две даже.
сотникова. - Красиво, Денница! А где твоя звездочка?
звездочка это, Ирина. Она не горячая. Она не светит. Это свет от
солнышка. Хочешь, мы потом туда слетаем?
помогут. Ты только глаза закрой. И не открывай, а то звездочки очень
горячие! Послушалась. Закрыла. Шестипалая рука коснулась ее пальцев...
платье серебряное, в волосах - обруч, тоже из серебра...
горячие, огнем пышут. Подивиться успела - сама на себя со стороны
смотрит! Ну точно, сон! Но как же это?
Бездна была - безвидная и пустая. А над Бездной - узкая лента дороги.
Чудится? Снится? Нет времени думать!
серебряный обруч в ее волосах.
радуга! Звенит празднично, на пределе слышимости - будто зовет. Текут,
струятся бесконечные переливы разводов, уносятся в зенит, туда, где
купол небесный раскрывается опрокинутым зевом воронки, ненасытным
ртом, хоботом, омутом, засасывающим водоворотом...
исполинское дитя, капризничая, вдруг решило втянуть обратно в свою
соломинку. Не надо этого делать! Пузыри надувают, а не втягивают! Они
невкусные! Остановись, дитя!
жадному отверстию в зените, колышется, подступает отовсюду. Рывок - и
вот она разом сжалась, поглотив дальние кусты боярышника, суматошно
взлетевших дроздов, одинокий домик у поворота дороги. Остановилась,
словно размышляя. Или отдыхая. Или переваривая проглоченное.
Замерла, помедлила. И снова - рывок вперед...
Красиво и уже почти совсем не страшно. Разве такое диво дивное,
разноцветье прекрасное - может быть страшным?! Ветром свежим веет,
звенит, зовет к себе. Обещает чего-то такое... светлое, ясное, какого
здесь не бывает.
наклеенными на внешней стороне век. Его глупые сородичи пятились от
невиданного чуда, что-то кричали ему, маленькому, меньше прочих - но
он уже не обращал на крики внимания. Пусть бегут, причитая, прочь,
пусть бросают хижины и рухлядь - они трусы и дураки.
герой.
радостным удивлением понял: лечу! лечу, братцы! Рядом, смешно
гримасничая, кувыркался в воздухе коротышка-хронг - словно и сейчас
собирался плеваться своими колючками. Глупыш! Страшно ему, видите ли!
Оно и понятно:
еще удивился: за что ежам такая честь - тоже лететь по воздуху, да в
придачу куда быстрее, чем он сам, герой и умница?!
жижей. Приникла, впиталась, растворяясь в нем и растворяя в себе. Лишь
тогда накатил страх. Запредельный, на грани с блаженством. Боли не
было совсем. Только липкое тепло, и изумление: это он? это он кричит,
самый маленький из карликовых крунгов?!
последним истошным воплем животный ужас, предчувствие неминуемой,
нелепой смерти!
радуга, сомкнулась вокруг карлика, - сквозь нее, сквозь эту
бесстрастную черноту долетел голос.
которого невольно попятилась сама Смерть.
жизни, впервые в буйной и бурной, как высверк шабли над головой, жизни
сотника Логина он не мог дочитать отче наш до конца.
нашим...
бунчук-паши боем взята, есаул Ондрий не всякому доверит, мне - и то
промедлил, старый рубака!
пошматовал, что и на исповеди не рассказать, иной раз от дюжины не
знаю как отмахивался, а от тебя, Душегубец, впору и не отмахнуться!
Славно ты моих Черкасов пластал там, на панской лестнице, Мацапуру-
упыря собой закрывая! Вовек не забыть, на Страшном Суде - и то вместо
грехов иное припомню: днепровский рыбак щуку-матку скучней пластает,
чем Юдка - черкасов-реестровцев...
Хотел сказать "аминь" - ан с первого раза не сложилось. Бульканье
горлом, и весь тебе "аминь". Словно горелка из опрокинутой бутыли.
Нелюдской, вражий голос; а вслушаешься - дитя блажит. Малое дитя, кому
не батьку выкрикивать на крыльце пекла запредельного, а на лозе
оструганной по двору гарцевать. Такое ночью в теплой хате приснится -
в ледяном поту кинешься в сени, долго будешь воду из кринки хлебать,
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Курылев Олег
Буркатовский Сергей
Афанасьев Роман
Ларссон Стиг