сподобишься! Впереди не меньше чем митрополит выступает: риза белая на
владыке серебром расшита, бородища до пояса, в руках посох
архипастырский - золотом на солнце сверкает. Следом - сплошь иерархи в
праздничных одежах, с образами да малеваными хоругвями; после -
чернецы иное распятие несут, огромное, сажени три длиной, а то и
поболе. И Христос на сем распятии - как живой! а за чернецами простой
люд валом валит, без гвалта-гомона, чинно да благородно. А в ушах уж
псалом звучит музыкою райской, и стелится поверх него - голос грозный,
с самого неба рушится:
расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его! Как
рассеивается дым, рассеяться им; как тает воск от огня, так нечестивые
да погибнут от лица Божия. А праведники да возвеселятся, да
возрадуются перед Богом и восторжествуют в радости! Аллилуйя!
аллилуйя!.."
было ведь уже! Спешил ворота отворять Свербигузу с Бульбенкой! А
оказалось: мара, обман чаклунский; спасибо ведьме - глаза раскрыла,
отвела колдовское наваждение. Как говорится, клин клином. Только... а
вдруг правда?! где она, правда?!
огнедышащих, и чорта с кулеметом, и иного непотребства в достатке. А
тут ведь слуги господни, не пекельные чудеса! Не поднимется рука в
митрополита стрелять! отсохнет! Да пусть и не во владыку, в старца
Божьего, пусть в чернеца наипоследнего - все едино ведь! Смертный грех
- монасей из рушницы, грех и святотатство!..
клал, думы тяжкие вьюнами заплетал. Чуял: башка навроде бонбы
Громовой, того и гляди осколками брызнет! А решиться ни на что не мог.
Стоял и смотрел.
ленте Кончились, то ли славы Господней испугался... а вернее всего -
без толку ему теперь палить было.
неба валится. Только слов не разобрать отчего-то, и веет от голоса
жутью смертной, до самых костей сквозняком пробирает. Вот и хохот
бесовский прорвался, визг, копытца топочут... А у ворот, у ворот-то!
Да что ж вы творите-то, слуги Господни?!!
распятием. Отходили на шаг, примеривались и, по команде владыки, с
уханьем вновь ударяли в тяжелые створки. Головой распятого Спасителя
били, еретики! Вон уж у Него и кровь на маковке выступила, окрасила
спутанные волосы, венец терновый, дерево креста...
сотника Логина!
выстрел, за ним второй, третий - и вот уже валится на доски моста
митрополит со лбом прошибленным. Глядит Логин и глазам своим не верит:
сквозь ризу, серебром шитую, доспех лыцарский проступает, а в руке у
владыки - уж не крыж пастыря, а меч длинный да узкий, с рукоятью в
завитушках.
начали. Видать, и москаль опомнился!
побежали к табору. Вот и трубы голос подали. Неужели отход трубят?!
Отступают басурманы!
поветрухой. Ирина Логиновна Загаржецка хочет палить из пузатой
гарматы. Добрый дядька боится в подвале. Злая-добрая тетка
переплевывается с кем-то ядовитыми закорлючками. Братик чинит цацки -
чтоб пуще бахали.
спасу.
костры. В кострах горят маленькие хлопчики. Горят, кричат; просят дать
им смыслу. Одну и ту же. Потом маленькие хлопчики выбегают из костров.
Они теперь большие, сильные. Убивают, кого хотят.
докричатся маленькие хлопчики.
только попроси, - машет крылышками розовая бабочка. - Ты только
попроси правильно, хорошо?"
собрать коллекцию бабочек.
Вытер лоб. С тупым изумлением уставился на багрово-черный след поперек
ладони. Ранили, что ли? Да нет вроде.
пороховнице дуля вприсядку скачет! Чем отбиваться, коли снова сунутся?
пороха и пуль кулаками сподручно только в пекло дорожку пробить. Но
говорить об этом вслух было никак нельзя. - Чумак, ты где?!
пороховой гари рожа.
Юдки, картавя больше обычного. - Как вы полагаете, сойдет кошерный
лоскут от моего лапсердака православному черкасу на перевязку? А то я
завязал, а теперь переживаю...
обрезанный, а по второму разу, сами знаете... хоть креститься, хоть
это самое - грех великий!.. да и больно...
входа в замок.
раз выкатывали из башенного входа кулемет.
приказу?! - Зарядов с гулькин хрен осталось, - скучно пояснил Шмалько,
усаживаясь прямо на ступеньки рядом с кулеметом. Рыла обоих с дружным
неодобрением уставились на закрытые ворота. - Все одно, ежели опять
полезут, створки вышибут к бесовой матери. А отсюда, в упор - больше
положим.
чуток - и протянул филижанку присевшему рядом на корточки чорту. Тот
отказываться не стал, хлебнул в свою очередь, с благодарным кивком
вернул есаулу угощенье и убрел себе в замок. Вернулся чорт быстро,
держа в разнопалых руках длиннющий протазан.
не нашлось у лыцарей вил.