мне было. Видение и голос: "Гревская площадь". Казнь видела. Казненный
на нынешнего господина Мацапуру смахивал. А когда ему отсекли голову и
народ начал расходиться, то к палачу подошли...
сотникова. - Пан Станислав мне рассказал! Настоящий пан Станислав! То
были его батька и он сам! И батька его позвал ту пекельную тварь к
себе на цепь! Вон, поглядите: голова уж другая - а тварь старая! То не
пан Станислав! То вообще не человек!
круги по залу. Тихие, страшные. Женщина чувствовала: все взгляды
сейчас устремлены на нее. Что ж, они правы, эти люди: сказавший
"афаль" да скажет "бар". Их свела Судьба, и теперь им суждено вместе
спастись или вместе погибнуть.
бестелесное существо с очень большой жизненной силой. Может жить в
человеке, в оружии, в драгоценных камнях... иногда - в старых
зеркалах. Но предпочитает человека. Если же подселится - постепенно
выдавливает... нет, скорее переваривает, съедает хозяина. И
захватывает тело. Говорят, случалось, напрямую из тела в тело
переходил, но чаще - через вещи. Сперва позвать просит, а там...
паузу вклинился изумленный вопрос сотника Логина:
дух злой, навроде беса? души жрет?
прозвучал неожиданно резко. - Глупости это. Суеверия. Приживник -
отнюдь не злой дух, что человека пожрал. Наоборот. Это человек,
пожравший злого духа. Сале Кеваль заметила: произнося слова "злой
дух", каф-Малах всякий раз усмехается.
исчезник. - Я попробую. Только словами - трудно. Надо показать. Иди ко
мне, Иегуда бен-Иосиф. Поможешь. Ты ведь уже почти понял... тебе будет
легче.
и шагнул к каф-Малаху.
чем.
совсем немного - Блудный каф-Малах, исчезник из
Гонтова Яра
стоит, а потупил ясны очи в мать сыру землю, и не просто потупил, а
будто кары небесной ждет. За спиной садик раскинулся: сливы, абрикосы
и тот чудной плод, что Свербигузу змеюка в рот совала, и уж вовсе то
яблоко не яблоко вишня не вишня, а так - рви да жуй, коли жизнь не
мила.
вечные.
веранде лавки вдоль стола с двух сторон притулились: у стены и у
перильцев резных.
Это ежели наотмашь, по правде, а коли с вежеством сказать: старый,
очень старый человек. Сидит, губами толстыми плямкает; на ребятишек не
глядит, все на Логина.
божья! Вон та девка чернявая - точь-в-точь ведьма Сало! Только
росточком не вышла, а так на одно лицо... Рядом с ней верный есаул пан
Ондрий примостился, заместо шабли линейку в руках вертит. А вон и
Мыкола, и Хведир в окулярах, и Яринка-егоза...
вьюнами закрутились, аж до плеч, как у старика в креслице. Еще раз
пригляделся сотник Логин, повнимательнее: да что ж это творится, люди
добрые? И у есаула пейсы, и у Мыколы, а Хведир и вовсе ермолку
плисовую к маковке пришпилил!
меламеду? Отродясь слов таких не знал, а тут само всплыло, ровно из
проруби, да со значением...
греху - свое воздаяние, всякому грешнику - свое пекло, наособицу! Да
после такой насмешки сковорода каленая раем покажется, о котле со
смолой будешь молить чертей, как о манне небесной...
с праведным, трефное с кошерным. Теперь я знаю, как это бывает.
здесь первым выперся.
отцом? "Правильно, - отметил про себя Логин пархатый. - Бей своих,
чтоб чужие боялись! Молодцом, дедуган!"
кагалом: и Яринка пищит, и Мыкола басом, и ведьма дискантом, и Хведир
навроде дьячка пьяненького с клироса подтягивает. Боже мой милостивый!
- и сам пан сотник мимо воли голосит:
за спиной дедугана человек объявился. Какой там, к арапам, человек -
чорт! давний знакомец! Подмигнул Логину глазом желтым: дескать, как
оно в гостях? - и давай меламеда по веранде катать.
сердце пану сотнику вещует: к нему, к Логину Загаржецкому клятый дед
обращается. Хоть и зовет по-своему, по-собачьи, а к нему. Да и
остальные примолкли, ждут. - Неужто не слышал от учителей Торы, от
опор синагоги: как обуял бес бен-Тамлион дочь римского императора, как
рабби Шимон бар-Йохай изгнал того беса именем Святого, благословен Он?
Мало тебе сих рассказов?!
в синагоге отродясь не бывал. Вот дьяк Фома Григорьевич, нюхнувши
доброго табачку, - тот и впрямь любил в сотый раз излагать, как
Христос-Спаситель гнал бесей из одержимого, гнал, да в свиней, в
свиней!..
ворчит старый, очень старый человек, и я знаю: он действительно
сердит. Ему, способному сказать между делом: "Четверо ненавистны
Святому, благословен Он, и я их не люблю..." - о да, ему по сей день
втайне хочется признания у банальных соседей по улице, ему хочется их
восторгов, рукоплесканий вместо тайных плевков вслед, когда рав Элиша
мирно трусит по улочке на своем осле.
будет, посмеиваясь над самим собой, втайне желать этого до самой
смерти...)
кажется: душу сей взгляд наизнанку, как прачка холщовую свитку,
выворачивает. - В свиней можно. Свинья - тварь грязная, неразумная, в
нее бесам двери настежь открыты... То ли дело - человек. Сперва
глянешь: чем лучше свиньи? - да ничем! Где образ Его? где подобие?! А
приглядишься, протрешь глаза: нет врага человеку, нет друга, нет
насильника, и спасителя нет! Сам он себе и враг наизлейший, и друг
верный, и насильник опасный и спаситель долгожданный... Все двери в
душу свою только сам открыть-закрыть может. Увидите одержимого,
знайте: собой он одержим, не бесами пустыми...
значит одержим безумец! враки!) - а от той нелепицы в голове ровно
сквознячком продувает. Метет пыль по закоулкам, серую паутину комками
сбивает, да в окошко, в окошко, по ветру...
об ангелах. Свет они есмь, и в мир плотский лишь в одеждах сего мира
спуститься могут. Только где ж им взять одежду ту? где найти, помимо