Чтение 164–й страницы книги ~Рубеж~

Он понимает.

И не может больше ждать, резко кивая своему герою в мою
сторону.

- Заказ! - вырвалось умирающим, изодранным в кровь воплем
ночной птицы. - Заказ!.. Большой...

Я опаздываю.

Сале Кеваль, прозванная Куколкой

Летней ночью, на жаре кромешной, метелью обожгло:

- ...Батька! Лети... лети, батька!

Визг проклятого ребенка слился с порывом налетевшего сбоку,
предательски, ветра. Проморгавшись, Сале увидела совсем рядом с собой
героя Рио - тоже в седле. Князь не ошибся в выборе: сдерживая
пляшущего жеребца, герой показывал женщине пойманный на лету золотой
медальон..-

Они ударили одновременно: память и узкий клинок героя.

Никто не успел понять; никто не успел вмешаться.

Видимо, Рио только и ждал условного знака, потому что
мгновенно выхватил меч. Он и впрямь умел двигаться между секундами,
этот странствующий герой, лучший из немногих, - знатоки,
рекомендовавшие его, не солгали. Застыл с пером в руке сотник Логин,
не успел разогнуться скрюченный в три погибели есаул; тускло мерцали
чудные глаза каф-Малаха, погруженного в свои раздумья.

А острие меча уже скользнуло гадюкой по груди Блудного
Ангела...

Прильнуло; отпрянуло. Не удар, не смерть - поцелуй.

Игра-любовь.

Сорванный медальон, тесно обвившись цепочкой вокруг клинка,
драгоценной искрой мелькнул в воздухе. Птичья лапа мастера, вытекшего
почти совсем, метнулась было навстречу - достать! выпить!..

Не достала.

Он очень сильно толкнул женщину, бросившись вперед, - Консул
Юдка, Заклятый-Двойник; он сбил Сале с ног, вынудив больно удариться
коленями потому что сейчас ему было не до женщин на его безумном пути.

И кривая шабля перехватила прямой меч.

А небо упало еще ниже.

Все происходило просто, до смешного просто и обыденно.
Поступки, движения, даже слова, даже смутные образы, преломляясь во
льду сознания Сале Кеваль, выходили такими же обычными, как стертый
медяк.

Ничего ведь особенного не происходит? ведь так? ведь правда?

Ведь правда.

Вот: лопнула цепочка. Вот: легко скрежетнув по острию,
медальон взмывает над зубцами ограждения. Выше, еще выше. К радуге.
Вот: немыслимым, невозможным - иначе! - нечеловеческим броском князь
Сагор выплескивается вдогон, не оставляя про запас ничего, даже самого
жалкого остатка сил.

Стой, погоди, жизнь! не надо! не надо - в радугу!..

Вот: вспрыгивает на парапет черная тень. Одновременно с
порывом мастера. Каф-Малах, тот, кто прежде шутя прыгал через бездны,
сейчас способен лишь на этот балаган - привстать на цыпочки поверх
каменного зубца, потянуться шестипалой рукой за искрой из золота.

Но никто не успел.

Радуга хищной тварью соскользнула ниже всего на какую-то
пядь... Едва удерживаясь от желания зажмуриться, Сале Кеваль
заставляла себя следить за происходящим, плохо понимая: откуда? откуда
явилось омерзение, лживо смешанное с экстазом?!

Из какой геенны?!

Всего лишь навсего: червонными размывами поплыл силуэт
медальона, с чмоканьем всасываясь в разноцветье, багряной многоножкой
смазался, закрутился волчком паук-Приживник, многократно увеличиваясь
в размерах, теряя форму - и следом, беззвучно вопя, пошла вертеться в
смертном калейдоскопе фигура мастера, разом налившись перед гибелью
многими красками.

А во чреве души Сале, в сердцевине потаенной уж зашарили
липкие пальцы: иди, глупая! прыгни! растворись!

Ну же, Куколка!

Когда в сумасшедшей пляске над головой стало невозможно
различить - где паук рубиновый, где золото, где князь Сагор...

Когда из мешанины бликов вырвались и остервенело вонзились в
самую гущу радуги два пламенных силуэта...

Когда беспамятные Малахи, долго служившие своим живым тюрьмам
дегасимыми лампадами могущества, наконец обрели свободу в родной
стихии Рубежа...

...Сале все-таки сумела, заставила себя отвернуться.

Прямо перед ней, не отрывая от героя Рио ласкового взгляда
убийцы, смеялся Консул Юдка.

- Господин Консул! Это безумие! Прошу вас, не делайте этого!

Голос героя был тверд, но в самой сердцевине его вибрировала
тайная червоточина.

Словно подросток взрослым притворялся.

- Вэй, пан, шляхетный пан! - острый конец шабли Иегуды бен-
Ио-сифа приглашающе танцевал у самого лица героя. - Погляньте вверх!
радуга! видите? Говорят, красиво... Да только таким, как мы с вами,
всего два цвета до самого края и осталось! День-ночь, черный с белым,
и больше ни хрена собачьего! Смешай уголь с молоком да выпей! много ли
хорошего, кроме поноса, выйдет?.. Повеселимся напоследок, пан герой?
Или вам без хозяина несподручно?!

- Это безумие! О чем вы говорите?!

- Давайте, милый пан! Кат ваш новый заждался небось?.. У
каждого свой Запрет! - ну что же вы?!

- Я не буду с вами сражаться! Не буду!!!

- Ну тогда я тебя просто убью, дурак, - тихо сказал
рыжебородый Консул.

А над ними, успев поймать в броске золотую цепочку, верхний
конец которой уходил в радугу, висел черный каф-Малах. Между небом и
землей.

Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи

Батька молодец. Они думают, он за цацкой прыгнул.

А он за собой прыгнул. И дядьки с собою, не друг с дружкой
дерутся. Дядьки тоже молодцы.

Совсем большие стали.

А носатый, с бородой, всех больше.

Блудный каф-Малах, исчезник из Гонтова Яра

- Куда спешишь, бродяга? - без насмешки спросил Самаэль.

...Зачем, зачем я прыгнул?! зачем ухватился за цепочку?! Ноги
соскользнули с зубца донжона, потеряв опору. Пальцы закаменели на
холодных, крохотных звеньях, а пропасть под ногами терпеливо ждала:
кто из нас раньше? кто первым уйдет в никуда?

Глупый каф-Малах или она, пропасть гибнущего Сосуда? Впрочем,
для меня это мало что меняло...

- Ты всегда так жил, бродяга. Не сумев сделать свой
окончательный выбор: небо или земля? Свет или плоть? И умираешь ты
правильно, оставшись верен своей нерешительности: между небом и
землей, между светом и плотью.

Самаэль помолчал.

...Радостные сполохи бродили по его доспеху, розовому, словно
панталоны маленького княжича. Дурацкое сравнение. Он прав: я жил и
умру - дураком. Почему же тогда я не вижу света, что служит плотью
Ангелу Силы? почему я вижу просто плоть?!

Лицо в обрамлении крылатого шлема. Прекрасное, гордое лицо.

В кулаке зажата цепочка бывшего медальона. Прекрасная,
золотая цепочка; прекрасный, крепкий кулак с белесым пухом на тыльной
стороне.

Прекрасный я, которого скоро не станет.

- Мне даже жаль убивать тебя, бродяга. Ты наполнял смыслом
мое существование. Когда Служение становилось мне в тягость, я
вспоминал тебя. И понимал с новой силой: та ложь, что ты зовешь
свободой, - ложь вдвойне. Для ее обладателя и для окружающих. И еще:
ты зачал этого ребенка. Слышишь, Самаэль, князь из князей Шуйцы, на
пороге твоей смерти и моего триумфа, говорит тебе - спасибо.

...Он не умел лгать, Ангел Силы. Он говорил искренне.

- На пороге твоей смерти и моего триумфа... - задумчиво
повторил он, играя цепочкой. Поправился:

- ...моего триумфа, способного обернуться моей гибелью.

Да, он не умел лгать.

...Я смотрел в его лицо; я видел тайный замысел Ангела Силы,
приведший к сегодняшней ночи.

Видел так ясно, как если бы сам звался Самаэлем, как если бы
сам велел любой ценой доставить чудо-ребенка в гибнущий Сосуд.

Двойная игра; оса в медальоне.

ПРОЛОГ ВНЕ НЕБА И ЗЕМЛИ

Сосуд трескался неохотно.

Мир, весь в смертных переливах, упрямо не желал сдаваться.
Все эти деревья и заросли кустарника, холмы и овраги, все эти стены
замка, каменные плиты и дубовые балки, старинные гобелены и люди,
люди, люди, кем бы они ни называли себя и друг друга - все это
сопротивлялось радуге, как умело, и разноцветье живого из последних
сил рвалось прочь из разноцветья мертвого.

Вспыхивало, кричало, звало на помощь не звуком - буйством
красок. Как будто кому-то напоследок хотелось света, много света - и