Косухина, заслуга.
посчитает невесть кем, чуть ли не сообщником этих, со свастиками. Это
обидно, но Степа считал, что должен быть выше обывательских обид. Силу,
угнездившуюся в Шекар-Гомпе, не сокрушить ни вдвоем, ни втроем. Значит,
надо было действовать по-другому. Кроме того, странный гость, приходивший
к ним ночью, велел именно ему, Косухину, разузнать, что творится здесь.
Выходит, как ни кинь, он поступает верно...
никто не обращал на него внимания. Справа темнели огражденные высоким
забором бараки. На вышках торчали охранники, но никто из них покуда Степой
не заинтересовался. Молчал и монастырь, словно появление незваного гостя
было здесь делом обычным и вполне допустимым.
просто срежут пулеметной очередью с ближайшей вышки? Это показалось
настолько реальным, что на миг Косухину стало холодно, но он сцепил зубы и
продолжил путь, держа курс прямо на монастырь. Нет, не должны! Он
представлял себе тех, кто сейчас - в этом Степа был абсолютно уверен -
следит за ним с вышек, почти неразличимых в темноте монастырских стен. Он
идет открыто, не прячась, не пытаясь перебраться через ограду. Значит, он
должен вызвать по крайней мере любопытство. К тому же Степа один, а
значит, те, кто охранял монастырь, могли его не опасаться.
уже разобрать, что гул идет со стороны стройки, но не от подъемных кранов
- они поднимали свои решетчатые шеи почти бесшумно, - а откуда-то из-под
земли, из потревоженных недр. Степе даже показалось, что гудят не моторы,
а нечто совсем иное, куда более мощное и невиданное. Впрочем, Косухин не
стал предаваться догадкам. Его вдруг поразила еще одна неожиданная мысль.
Весь его расчет строился на том, что его должны встретить люди - хорошие,
плохие, но люди. А что, если здесь лишь те, кого он уже видел в Иркутске и
потом, в тайге? Арцеулов называл их оборотнями. Он сам - славными бойцами
305-го полка. Вспомнились страшные неживые глаза, неуклюжие, немного
медлительные движения. Перед глазами встало странное неузнаваемое лицо
Феди Княжко...
слово никак не приходило на язык. Там, в Иркутске был товарищ Венцлав, с
которым по крайней мере можно говорить, как с человеком. Или почти как с
человеком...
поздно. Склон горы был совсем рядом. Степа мог уже рассмотреть длинный ряд
вырубленных в скале ступеней. Подниматься в Шекар-Гомп предстояло долго, и
каждый гость был превосходно виден сверху, со стороны ворот.
и подождать, как вдруг показалось, что откуда-то донесся порыв ледяного
ветра. На миг перехватило дыхание. Сердце сжалось, и в то же мгновенье,
Косухин понял, - ветер тут совершенно ни при чем. Из темноты вынырнули
серые тени. Секунда - и три огромных пса окружили Степу, молчаливо скалясь
и сверкая красноватыми глазами. Косухин замер. Собаки - или волки, понять
трудно, - тоже остановились, отрезая путь к отступлению.
виделись...
туда, куда его привели бы и так - ко входу в Шекар-Гомп. А вот теперь ему
велено подождать...
лежавшей на горе, то ли откуда-то со стороны. Косухин взглянул в лицо
первому, кто подошел к нему, и облегченно вздохнул - лицо самое
обыкновенное, человеческое, к тому же косоглазое, такое же, как у монахов
или тех типов в серых полушубках. У этих были такие же японские винтовки,
только полушубки черные, почти как "гусарский" наряд Арцеулова.
монахи со страху ума лишились..."
мгновенье четыре ствола смотрели Степе в грудь. Так и подмывало поднять
руки, но Косухин решил рискнуть.
винтовок нерешительно заплавали в воздухе, затем один из солдат
неуверенно, по слогам произнес:
испугать охранников, полез в нагрудный карман. Солдаты ждали. Степа достал
удостоверение, но показывать его не стал, махнул бумагой в воздухе и
повторил:
понимаете.
вероятно старший, что-то коротко бросил остальным. Винтовки опустились,
один из солдат повернулся и быстро зашагал куда-то в сторону, скрывшись в
густой тени. Наступило молчание.
охранников. Обыкновенные азиаты, вероятно, такие же бхоты, как и все
прочие. Полушубки теплые, сидят ладно, на ногах какие-то странные сапоги с
меховыми отворотами, на шапках хорошо знакомый Степе знак. Только сейчас,
в мертвенном свете прожекторов, свастики казались не голубыми, а
черными...
солдат в черном вместе с кем-то другим, в таком же полушубке, но без
винтовки. Косухин вгляделся - лицо у этого человека было русское.
Казалось, неизвестному совершенно неинтересно, каким это образом человека
из России занесло сюда. Он хотел посмотреть документ - и только.
кто говорил по-русски, рассматривал ее долго, затем сложил, но не вернул,
а сунул в карман:
невыразительным, словно мертвым. - Здесь ваши полномочия недействительны.
что такое Сиббюро? Я даже командира дивизии могу снять и вот этой самой
рукой порешить! Ежели я тут - значит, надо!
Человек, говоривший по-русски, минуту простоял молча, затем бросил:
спрятанном в унте, он предпочел умолчать.
Степу, правда, без особого пыла и, в общем, неумело. Будь на то Степина
воля, он пронес бы не только стилет, но и наган.
двинулись влево. Степа с достоинством проследовал за ними, стараясь на
всякий случай запомнить дорогу.
говорил с ним, - резко махнул рукой. Блеснул свет, часть склона отъехала в
сторону, открывая замаскированный вход.
освещался огнем масляных ламп. Здесь он казался раза в два шире и был
залит электрическим светом. По стенам змеились толстые кабели, то и дело
попадались какие-то щитки, сигнальные лампочки и отверстия для вентиляции.
внутренность тоннеля. - Да, сила!.."
дверей, закрытых металлическими плитами. Степана подвели к одной из них.
Старший вновь сделал знак, металлическая плита разъехалась на две
половины, открыв небольшую освещенную кабину. Степа шагнул первым, вслед
за ним вошел один из солдат и тот, кто говорил по-русски. Металлические
двери опять съехались, и Косухин почувствовал, что кабина поехала вверх.
возможность рассмотреть то, что пропустил раньше. Прежде всего, на шапке
неизвестного была не свастика, а обыкновенная красная звезда с плугом и
молотом. Во-вторых, на лице у человека оказался шрам - пуля, распоров
левую щеку, ушла к виску.
почувствовал, как по коже ползут незваные мурашки. Он узнал этот взгляд -
мертвый, неподвижный, абсолютно ничего не выражающий. Так смотрел Федя
Княжко. Такой взгляд был у Ирмана, у мертвого Семирадского...
Выходит, монахи не ошиблись - внутренняя охрана действительно состоит из
тех, кого они называли "демонами". Ошиблись они в одном - у
"демонов"-нарак на шапках были не свастики, а красные звезды...
кивнул Степе, приглашая выйти. Косухин шагнул наружу и оказался в широком