его руки украшали стальные "браслеты", каждый из которых был приклепан к
длинной железной цепи. Степа лежал на полу, но уже не каменном, а
бетонном, цепи тянулись куда-то вверх, исчезая под потолком.
Хотелось выждать еще пару минут, чтобы прийти в себя и собраться с силами.
Но не вышло.
тяжелый сапог ударил Степу в грудь. Удар был от души - Косухин на миг
задохнулся от боли.
отодвинулся в сторону, схватился за сапог обеими руками и что есть силы
рванул. Тот, кому сапог принадлежал, явно ждал от Косухина чего-то
другого, поскольку без всякого сопротивления грузно рухнул на пол. Степан
решил было на этом успокоиться, но его охватила злость. В цепи, значит,
куете, гады!
врага и ловко завернул цепь, ведущую от левой руки, вокруг шеи. Оставалось
как следует дернуть, что Степа и сделал. Послышался хрип.
отпустил цепь и открыл глаза.
новенькой, такой же темно-синей гимнастерке. Он был без сознания -
очевидно, сил у Степана еще хватало. Рядом стоял другой, повыше, в таких
же гимнастерке и галифе и с тонким хлыстом в руках.
сторону. Степа хмыкнул и встал, расправляя затекшие руки. Цепи зазвенели,
но пока не мешали, свободно стелясь по полу.
Косухин обомлел, хотя вроде бы навидался за последние дни всякого.
темного шелка, закрывавшая почти все лицо. Были видны лишь глаза, черные
курчавые волосы и такая же черная короткая борода. Маска - это само по
себе как-то странно, но самым странным было то, что там, где находились
прорези для глаз, кожа незнакомца была тоже черной, даже веки и складки
под глазами.
цирке, во время чемпионатов французской борьбы. Встречались, хотя и редко,
уроженцы Черной Африки и среди красноармейцев. Но Степа заметил еще одну
странность. Тонкий шелк не мог скрыть чего-то необычного, чего на
обыкновенном, даже негритянском лице не бывает. Похоже, все лицо
неизвестного поросло густой короткой шерстью. Косухин невольно взглянул на
руки - но на них были перчатки.
взглянуть на тебя, Косухин, покуда ты живой. На мертвого-то я еще
насмотрюсь...
сдаваться. Голос было трудно спутать - резкий, какой-то механический,
совсем не похожий на характерную речь Гольдина или на мягкий баритон того,
кто заходил к нему в камеру.
подобных ситуациях. - Обгорел? Вон и руки, чердынь-калуга..."
Анубисом. - Четко и ясно. Первый же неверный ответ или заминка - и тебе
станет больно. Очень больно, Косухин...
экономить.
как будто заработал небольшой мотор, и Степины цепи поползли наверх. Через
минуту Косухин уже почти висел, едва касаясь пола носками унтов.
жавшийся где-то в углу, взял с пола ведро воды и облил Косухина с головы
до ног, после чего принялся опутывать его тонкими проводками.
которому он учил других. На допросе нельзя говорить ни о чем. Даже о том,
чему учился в школе. Первый же ответ станет соблазном для второго, уже не
столь невинного. И остановиться будет трудно...
- Умереть ты не умрешь, но больно будет до невозможности. Вода -
прекрасный проводник тока. Знаешь, что такое проводник, Косухин?
рассказывали и не такое. Вначале не верилось - Степа привык воспринимать
электричество, как явление чисто прогрессивное, необходимое для освещения
улиц и домов будущего Города Солнца, который им всем предстоит
построить...
Неправильный - пожалеешь. И учти, ты умрешь не скоро. Сердце у тебя
здоровое, мы проверяли... Готов?
блеска начищенного сапога. Мордатый уселся за столик в углу и склонился
над листом бумаги, готовясь записывать.
вопрос, как и на многие другие, пытаясь выиграть время. Можно попытаться
сплести историю - внешне правдивую, которая заставит Анубиса прервать
допрос, чтобы проверить его показания - а это выигранные минуты или даже
часы. Но Косухин, несмотря на свои двадцать два года, уже знал многое.
Знал и то, что эти спасительные на первый взгляд увертки ведут всегда к
одному - человек в конце концов начинает говорить правду. Молчать все же
лучше. Хотя и страшнее.
пальцев вытянутых рук до пяток. Дыхание перехватило, сердце на миг
перестало биться.
него, он чуть было не застонал, но сдержался и закусил губу. Стонать тоже
нельзя. Особенно в самом начале, когда еще есть силы...
уже плыло оранжевое марево, кто-то, очевидно все тот же мордатый, вновь
облил Степу водой, и сознание немного прояснилось. По подбородку текла
кровь - когда он успел прокусить губу, Косухин уже не помнил. Глаз он не
открывал - так было легче.
показалось, что тон стал менее уверенным. - Косухин, Степан Иванович, 1897
года рождения, из крестьян - трудно повторить? Итак, фамилия?
шерстью, а на руках приходится носить перчатки, чтобы скрыть когти.
Правда, у Анубиса ни рогов, ни хвоста не имелось. Обыкновенный гад, вроде
тех, что пытали его друзей в колчаковской контрразведке. Корчит из
себя!... Анубис, чердынь-калуга!
мгновение показалось, что он теряет сознание. Это было спасением - хотя бы
на время. Анубис, казалось, понял его:
пока не изжаришься. Ну что, поговорим?
боль не шла ни в какое сравнение с той, настоящей. Лишь потом Косухин
сообразил - палач в маске ударил его хлыстом. Еще удар, в глазах вспыхнул
желтый огонь, и Степа с какой-то неведомой ясностью почувствовал -
следующего удара сердце не выдержит. Но цепи внезапно ослабли. Косухин
рухнул на пол, и на него вновь плеснули ведро воды.
заговоришь, сволочь...
контроль было нельзя, и Степа постарался собрать остаток сил. Все-таки у
них сорвалось! Каждая минута - выигрыш для Наташи и для белого гада,
который получит свой пропуск к зеленому морю. Проще, конечно, умереть -
сразу, чтобы не испытывать дальнейшего. Но даже сейчас умирать Косухину не
хотелось. Он вдруг почему-то поверил, что все-таки выкрутится.
с Анубисом. Гольдин... Пришел полюбоваться, упырь!... Между тем, секретарь
ЦК гнул свое: