я знаю главного... самого главного... Ему подчиняется Духошин и все
остальные... Именно он руководил всем... Это бывший троцкист - еще с
двадцатых...
всяком случае, не до конца...
голову, но главное он понял - поверил!
окровавленной рубашки. Юрий заметил, что пальцы следователя тоже в крови.
Он набрал в грудь воздуха: пора!..
отпустила ворот, и Юрий медленно опустился на стул. Голова гудела, кровь
текла по лицу. Впрочем, это сущая ерунда...
размышляя. - Слушай, Орловский, а ты не врешь? Учти, если врешь, - я тебя,
суку, сгною!
последних сил. - У меня лишь два доказательства: конверты и то, что Аверх
был троцкистом...
диску.
одному типу... Фамилия Аверх, зовут...
взгляни-ка на фамилию Духошин... Да не знаю, как его зовут, проверь...
конца - иного выхода не было...
Троцкого? Оба? Не может быть, черт! Да как же мы прошляпили? Ага, ага...
Кто, говоришь, ручался? Ну дела... Все, спасибо.
Юрия:
костяшки пальцев и скривился, - зубы целы, интеллигент?..
выведешь. Курить будешь?
пачку "Герцеговины" и спички.
как ты, держу. Цени, Орловский...
Терапевт? Наверно, все же нет:
щекастый "профессор". Но у Юрия не было выхода. На весах - не только его
жизнь...
- Поеду к твоему Аверху... Поручкаемся, бля...
обращать внимания на душный, спертый воздух камеры, на тихий безнадежный
шепот, которым переговаривались его соседи. Несколько раз надзиратели
пытались заставить его встать: Лежать в дневное время запрещалось, но у
Юрия был достаточно веский предлог. Кровь из разбитого носа продолжала то и
дело сочиться, и даже "вертухаям" в конце концов пришлось оставить его в
покое.
мог. Оставалось думать о прошлом. Вначале он все время вспоминал Нику, все
их знакомство, день за днем, но затем понял, что при мыслях о ней он
слабеет. Нет, и об этом думать нельзя. Тогда Юрий стал вспоминать то, к
чему редко возвращался там, на воле,- о детстве. Это было слишком давно и
слишком грустно. Но здесь, среди душного полумрака, Орловский вновь
припомнил их большую уютную квартиру, молодую маму, любившую ездить на балы
и званые вечера, красивую, в ярких нарядных платьях, всегда с цветком,
заколотым у воротника. Вспомнил отца - такого доброго, уютного, когда он
приходил к нему в детскую, и строгого, резкого - в парадной генеральской
форме, собирающегося на службу. Блестящие отцовские эполеты почему-то
всегда пугали Юрия, и суровый отец - вернее, казавшийся суровым - то и дело
посмеивался, утверждая, что такому трусишке никогда не стать офицером...
брат, успевший закончить юнкерское училище как раз накануне Великой войны.
Юрий хорошо помнил брата в блестящей новенькой форме. Мать плакала, а
Андрей смущенно утешал ее, хотя утешить было нечем: молодой поручик уходил
на войну...
юридический после окончания, когда грянула невероятная новость об отречении
Государя, а еще через неделю пришла телеграмма о смерти отца. Генерал
Орловский был растерзан озверевшей солдатней на Юго-Западном фронте.
погон. И мать снова плакала, но капитан Орловский был тверд: он уезжал на
Дон. Юрий помнил, как они прощались - брат и их сосед, давний знакомый
отца, служивший в дивизии Орловского-старшего. Соседа звали дядя Миша, он
был тоже в шинели без погон, но не солдатской, а офицерской. Оба уезжали в
Ростов, и мать, проводив друзей, без сил опустилась на стул и проговорила,
ни к кому не обращаясь: "Не увижу..." Юрий запомнил ее слова, хотя тогда, в
ноябре проклятого года, твердо верил, что и брат, и дядя Миша обязательно
вернутся, и вернутся с победой.
фронте в 20-м. Об этом семья узнала через год, когда в Столицу вернулся
врач, бывший офицер врангелевской армии, который и похоронил Андрея.
Терапевт, тогда еще Совсем молодой и бледный от перенесенной болезни - тиф
все же пощадил его, ~ передал Юрию золотой портсигар, который отец когда-то
подарил старшему сыну. Портсигар продали позже, когда стало нечего есть и
мать тяжело заболела...
поисках мужа, но узнала лишь то, что бывший гвардейский офицер Михаил
Модестович Корф пропал без вести летом 19-го...
какой-то миг Юрию показалось, что ему повезло: его приняли в университет ~
правда, не на юридический, а на историко-филологический - и даже дали
стипендию, позволявшую сводить концы с концами. Юрий учился отлично, но
летом 1927-го последовал арест, после чего пребывание "классово чуждого"
студента в пролетарском вузе стало невозможным...
исполнилось и шестнадцати. Орловский пытался узнать, что случилось с
парнем, но тщетно. Лишь через три года он узнал, что Корф" младший бежал из
страшной "Девятки" - Соликамского лагеря - и пропал без вести посреди
бескрайней зимней тайги...
бабушка, которая приютила Юрия в своем флигельке. Больше на этой земле
Орловских не осталось. Юрий был последний - не добитый победившей властью
рабочих и крестьян. И теперь, в темной мертвой камере, он еще раз
почувствовал, что прав. Он не успел на фронт в 20-м. Что ж, у него есть
свой фронт. И никто не сможет доказать, что он не имеет права на ненависть.
Он боролся как мог. И будет бороться до конца.
борьбе. Он даже подмигнул, сунул открытую пачку "Герцеговины" и кивнул на
стол:
верхнему краю...
отпечатанных на машинке страничек. - Читай и подписывай!
добавил от себя эпитеты, среди которых преобладали "злобный", "закоренелый"
и "лютый". Все это относилось, естественно, к врагам родной Советской
власти.
наготове ручку.
Орловский, я написал все чин-чином: помощь следствию, искреннее раскаяние -
глядишь, разберутся...
поглядел на него и покачал головой:
Совещание, суд без адвоката, а часто и без подсудимого. Согласно Указу
Верховного Совета декабря года от Рождества Христова 1934-го...
Ладно, авось не пропадёшь! Этим гадам - Аверху твоему и Духошину - похуже
будет. Еле расколол! Ничего, признались, суки...