это уже был перебор, поскольку девица вдруг заплакала и спросила меня, что
она мне сделала плохого. Вопрос был резонный, и я, сообразив, что не у
всех хватает смелости стреляться или, как в данном случае, топиться в
Золотом Роге, пробормотал нечто вроде "ну извини, девочка" и попытался
вручить ей еще одну такую же банкноту. Деньги она, однако, не взяла, и я,
несколько смущенный, оставил ее на месте и пошел искать нужный дом.
вывешивают. К счастью, было еще не очень поздно, и я был у цели даже
быстрее, чем предполагал. В этом доме я провел часа три. Подробности
визита покуда не буду доверять бумаге. Сейфа у меня нет и не будет, а наша
белая палатка, подаренная американским Красным Крестом, слишком уж
продувается всеми ветрами.
это и не имеет никакого отношения ни к моему дневнику, ни к цели моего
путешествия на эту небольшую истанбульскую улицу. Выйдя из дома, где меня
оставляли ночевать, но я не решился надоедать хозяевам, на совершенно
пустой улице я заметил знакомую фигуру. Гимназистка седьмого класса
дремала, усевшись на какое-то крыльцо и прислонившись спиной к высоким
резным дверям, которыми славятся дома в старой части города.
рассудил, что генерал Ноги все же не всесилен, и так глупо не будет вести
себя ни один агент. Посему оставалась дилемма: разбудить девицу либо
оставить ее у резных дверей. В конце концов то ли воспитание, то ли
любопытство взяли верх, и я предпочел окликнуть ее и поинтересоваться, не
меня ли она ждет. Оказалось, что все-таки меня.
перекуривая и переговариваясь о всякой всячине. Ее зовут Татьяна, и она
действительно училась в седьмом классе Ростовской гимназии, когда к
Ростову подошла дивизия Азина, и ей с братом пришлось уезжать. В общем, с
гимназисткой я почти не ошибся, ошибся в другом: именно брат послал ее на
панель. Впрочем, свое он успел получить: вот уж месяц как он пропал и,
похоже, пропал основательно. Здесь, в Истанбуле, это просто. Я рассказал
кое-что о себе, причем как-то незпметно мы перешли на "вы", что сделало
наш разговор и вовсе невелелым.
был ждать меня поручик Успенский. На прощание она сказала фразу, которую,
не знаю, стоит ли записывать. Впрочем, запишу7 Татьяна сказала: Мне Вас
жалко, Владимир, вы скоро умрете", или что-то подобное. Я, естественно, не
мог не поинтересоваться, почему? В ответ она заговорила что-то о моем
лице, и тут я спомнил об Ангеле. Неужели? Да нет, ерунда, право; видать,
Татьяна не смогла простить мне тех пакостей, что я ей наговорил.
добавить, что утром на книжном развале мы с поручиком Успенским приобрели
пару книг, с которыми также вышла небольшая история. Впрочем, и об этом
писать покуда не стоит.
обидеться за низкую оценку своих вокальных способностей. По поводу
остального он долго язвил, а затем вполне серьезно предложил мне заняться
лечебной гимнастикой. Ну вот, и он туда же. К этому он добавил, что моя
конспирация с неизвестной улицей может обмануть только меня самого, но уж
никак не генерала Ноги. Ну ладно, пусть читают, кому интересно: той ночью
я посетил квартал Везнеджилер, улица Де-Руни, дом N15/17, где в настоящее
время проживает уволенный со службы без права ношения мундира бывший
генерал-лейтенант бывшей Русской Армии Слащев-Крымский. А вот о чем мы с
Яковом Александровичем в ту ночь беседовали - это уж наше с ним дело.
относится к 13 января и сделана под Ново-Алексеевкой. Прежде всего о том,
как мы там оказались.
несколько дней мы торчали на станции, ловя доходившие до нас слухи. А
слухи не радовали. Красные уже заняли Мелитополь, их конница веером шла по
Северной Таврии, опережая наши отступающие войска. Особенно туго
приходилось той самой 34-й дивизии, которая походным порядком двигалась от
Николаева. 10 января, ежели мне не изменяет память, штабс-капитана Дьякова
вызвали в штабной вагон, откуда он вернулся с вытянувшимся несколько лицом
и сообщил, что наш отряд включают в группу какого-то капитана Мезерницкого
и посылают под Сальково. Насколько он мог понять, Яков Александрович
потребовал от генерала Андгуладзе часть его сил, а "капказский человек"
решил сберечь свою 13-ю дивизию и послал под Сальково приблудившиеся
каманды вроде нашей. Штабс-капитан Дьяков был расстроен всерьез: он уже
успел дать телеграмму в Карасубазар, и его супруга вот-вот должна была
прибыть сюда. Мне было проще - я никого не ждал, успел отоспаться и
отогреться; да и Мизерницкий все же лучше, чем неопределенность.
где, кроме нас, оказался чеченский отряд, остатки Пинско- Волынского
батальона, три бронепоезда и даже несколько танков. Туда же прибыл конвой
штакора - сотня свирепого вида донский казаков, увешанных Георгиевскми
крестами. Капитан Мезерницкий оказался начальником конвоя и довольно
толковым офицером. Во всяком случае, отряд он собрал быстро, распоряжался
по-деловому, и когда к нам прибыл Яков Александрович, все уже было готово.
Ново-Алексеевку и собирались устроить 34-й Канны. Наш отряд должен был их
атаковать, по возможности потрепать и отвлечь внимание. Нас было до
смешного мало, едва ли большн батальона полного состава, но у нас были
танки, бронепоезда и внезапность. Последнее для нас имело особое значение,
поскольку красные явно не ожидали сопротивления и перли в Крым, словно нас
там уже не было. Что ж, мы получили шанс доказать им обратное.
бежали, то не от врага, а ему навстречу. Мы атаковали утром, а к полудню
Ново-Алексеевка была взята. Мне понравился этот бой, - он был организован,
можно даже сказать, поставлен, не просто хорошо, но даже с некоторым
форсом. На рассвете взревели танки, загрохотали трехдюймовки с
бронепоездов, затем завизжала и завопила конница, и краснопузые с
неумытыми своими физиономиями вынуждены были спешно занимать оборону,
тщетно гадая, откуда мы, такие страшные, взялись.
понравиться один из наших бронепоездов, на котором стояли не только
трехдюймовки, но и кое-что получше - морские орудия большого калибра.Во
всяком случае, когда мы поднялись в атаку, краснопузые практически не
стреляли. Что-то, правда, время от времени гремело, но мы шли, как в 18-м,
в полный рост, насвистывая "Белую акацию". Я лишний раз убедился, что
свистит поручик Успенский очень музыкально, а вот насчет его вокальных
данных я придерживаюсь прежнего мнения.
напугали, поскольку они предпочли осторожно обкладывать нас, словно
опасных зверей. Штабс-капитан Дьяков, вернувшись из штаба, озабоченно
сообщил, что нас отрезали от Геническа, что взято Рождественское, а
значит, мы уже почти в кольце. Но почти - это всего лишь почти, тем более,
к этому времени наша задача была выполнена - воспользовавшись переполохом,
части 34-й дивизии проскользнули к Перекопу.
Настроение было праздничное: задача выполнена, и выполнена красиво, да и
потерь почто нет. Во всяком случае, наш маленький отряд не потерял ни
одного человека. Правда, поручику Голубу какой-то красный Вильгельм Телль
отстрелил погон, но мы на радостях почти простили ему эту выходку.
играть в преферанс и требует освободить стол. Это звучит настолько нагло,
что приходится подчиниться.
выигрывает, объясняя это преимуществом преферансной школы Харьковского
технологического института перед школой игры провинциальных полковых
бурбонов. К стыду своему - а может, и к гордости, - я за все годы войны
так и не научился играть в эту достойную игру. Правила, конечно, я знаю,
но играть - увольте. Да и довоенного опыта у меня не было. В те годы я
играл, главным образом, в кункен, нашу семейную игру, и время от времени в
"шестьдесят шесть" - со знакомыми дамами. Ну, а на фронте я, в основном,
сражался в шмен-де-фер - оно как-то проще. Не всем же дано, право. Поручик
Успенский уточняет, что в особенности не дано лицам с
историко-филологическим образованием. Не спорю. Меа максима кульпа.
настроения: наша знаменитая газета "Развей горе в Голом Поле" напечатала
очередную главу о необычайных похождениях капитана Морозова и поручика
Дроздлва. Господа офицеры чудом избегли козней ЧК, с чем я могу поздравить
их лично, а также господ читателей и многоуважаемого автора. Жаль только,
что газета наша выходить всего лишь в пяти экземплярах, - это несколько
препятствует победному шествию великого романа.
там недолго и уже через два дня, как следует из моих записей, мы вернулись
под отеческую руку генерала Андгуладзе. Нас разместили на небольшом,
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Корнев Павел
Березин Федор
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий