Чтение 38–й страницы книги ~Я не вернусь~

Я расстался с Амиклой...

Расстаются с женами! - прошипела она. - Блудли-вых рабынь гонят взашей!

Оставалось улыбнуться.

Я расстался с Амиклой, о моя богоравная супруга. Поэтому сегодня позовем служанку, а лучше двух. Ты ведь говорила, что любишь смотреть?

Ты!.. Ты не поеме... - выдохнула она, скривилась... смолчала.

И так будет каждый вечер - пока я хочу. Поняла? Первый раз за два года мне было приятно смотреть на собственную жену.

АНТПСТРОФА-1

К сожалению, это правда, - вздохнул дядя Эвмел. - К сожалению...

Давно в Палате Печатей не было столько народу! Сфе-нел, Амфилох, Киантипп, Полидор (даже к Гере Анфии не пошел, толстяк!). Ну и мы с дядей.

Маленький свиток папируса лег на столик. Дядины пальцы развернули его... свернули.

Пока известно вот что... Париса в посольство включили в последний миг, должен был ехать один Эней. Говорят, Парис сам настоял, хотя Гелен и кое-кто еще из старших Приамидов были против. Переговоры вел Эней, речь шла о гарантиях судоходства на море... В общем, ничего необычного. Но тут его, Менелая, пригласили на Крит. Там годовщину справляли - по Катрею, его деду по матери...

Мы переглянулись, все еще не веря. Каждый из нас слышал - на улице, на торге, от собственной жены. Слышал - и отмахнулся поначалу. А, выходит, зря!

Через два дня после его отъезда Елена приказала погрузить на корабль все свои сокровища. Сказала якобы, что это ее богатство, а не мужа. На корабль села сама, взяла с собой служанок... Дочку оставила...

Сука! - негромко бросил Амфилох. Мне казалось - возразят, возмутятся.

Ведь это же Елена!

Смолчали.

Когда уезжала, велела сказать, что отныне - она супруга Париса

Приамида...

А мне сказали - Энея! - встрял Полидор. (Знаю, знаю, толстяк, кто тебе это сказал!)

Пока трудно понять, - дернул плечами дядя Эв-мел. - В общем, Менелай послал корабли в погоню, но никого не нашел. Говорят, их на юге видели, у Сидона. Вот и все!

Ничего себе, все! - не выдержал я. - Даже если Елена с ума сошла...

Сука она! - это уже Полидор.

...Куда Эней смотрел? Ведь он-то - не козопас, не мальчишка! Ведь им двоим Приам головы оторвет!

А может, и нет...

Дядина рука нащупала палочку. Киантипп подбежал, помог.

А может, и нет,, мальчики...

Дядя медленно прошел к окну, поглядел в низкое, затянутое тучами небо.

Первое, что в голову приходит, - Гесиона. Помните? Лет двадцать назад

Теламон вот так же гостил в Трое и увез с собою дочь Приама. Мерой за меру...

И вновь мы переглянулись. Было дело! Теламон Эакид, папаша бычелобого Аякса! А его брат Тевкр - сын Ге-сионы!

А может, мальчики, и того хуже. Парис говорил, что Елену ему подарили боги. Трепал языком, наверное. А если нет?

Но ведь Елена - богиня! - В голосе маленького Ки-антиппа звенел ужас. -

Разве богиню подарить можно? Дядя Эвмел, дядя Диомед, объясните!..

Кто-то выругался - негромко, зло.

От души,

Сама не понимаю, сынок! Ничего не понимаю! И никто из НАС не понимает.

Почти никто, мама! Почти! Ведь кто-то из ВАС это придумал ?

Не знаю... Болтают о каком-то яблоке...

Яблоке?!

Представь себе, Диомед! Будто бы на свадьбе у Пелея кто-то кинул золотое яблоко с надписью: "Прекраснешей"...

Так эта надпись на яблоке бы не вместилась, мама! Там же столько значков!

Может, это репа была?

Вот-вот, и я о том... И будто бы из-за яблока МЫ поссорились, кому, мол, достанется. Boлooкaя\, Киприда и я отправились к Парису на Иду, чтобы он рассудил... - Что за бред?

Не бред, сынок! Не так глупо и придумано - для козопясов, которые представляют нас ничуть не лучше своих жемытых жен. Парис якобы вручил яблоко Киприде...- А она сосватала Парису Елену... Да-а!.. А что на сотом деле ?

Я же тебе говорю - не понимаю! НАШИ, те, у кого в Восточном Номосе уже есть Грибницы, очень волнуются, да и другие тоже. Ведь может быть... Может быть война, уынок!

Да что ты, мама! Мой родич Фоас как-то сказал, что из-за женщин нельзя начинать войну. У тебя жену укроли, а ты у врага укради! Воевать-то зачем ? Елену вернут, Париса сошлют к гипербореям...

Если бы... Если бы, сынок!..

* *

Сука! Елена - сука!

Су-у-ука-а-а!

Золотой истукан качнулся - раз, другой. Рухнул...

Сука! Предала! Всех нас предала! Сука!

Волоокая - Гера.

Теперь по золоту молотили - камнями, дубинами, ногами, чем попало.

Молотили, плющили, уродовали лик...

Толпа пришла сюда, на Глубокую, еще с рассветом. Стояли, окружив знакомый мне с детства храмик, шептались, потом стали кричать. Стражников не трогали, просто в сторону отодвигали. На нас с Капанидом и не смотрели. Будто бы не аргосские владыки у гибнущего храма стоят.

А мы ей молились! Этой суке молились! Поджигай! Храм поджигай!

Тидид! - Голос Сфенела дрожит. - Нельзя! Нельзя, чтобы так! Храм ведь!

А как? - вздыхаю я.

Мне тоже жаль, до боли жаль Золотую Елену, богиню нашего детства, нашего маленького царства-государства на Глубокой. Сколько раз забегали сюда, молились, говорили о Ней! Но - поздно. По всей Ахайе, по всей Элладе громят храмы, разбивают статуи, оскверняют алтари...

Уже не богиня - сука!

Предала! Предала! За Парисов приап предала! За-глотнула - понравился!

Су-у-ука! Жги! Жги-и-и!

Вот и хворост с соломой несут. Стража догадалась, к соседним домам отступила. А там готовятся - пифосы с водой выкатывают, чтобы огонь не перекинулся...

Кол ей вогнать! Чтобы изо рта вышел! А Парису приап его вонючий оторвать!

Оторвать! Оторва-а-ать!

Жги-и-и-и!

Занялось! Сперва неохотно (мокроват хворост!), затем все сильнее, сильнее.

А стражники уже сами солому подкидывают...

И ничего не помогает! По всем храмам жрецы орут-надрываются, что не бежала Прекрасная - похитили. И нет ее вины, один Парис-богохульник, обычаи гостеприимства предавший, за все в ответе. И Тиндарей с Ме-нелаем о том привселюдно заявили, и я объяснить пытался...

Да где там!

Как же теперь, а? - вздыхает Капанид, а у самого - глаза мокрые. - Ведь

Елена! Она... Эх!

А храм горит, горит сказка нашего детства, горит мечта о Золотом Веке. По всем городам, по всем селениям, по всей земле. Прощай, Елена, прощай богиня наша!

Горит!

Жарко пылает! Отступила толпа, затихла. Но ненадолго.

Различно женщин нрав сложил вначале Зевс. Одну из хрюшки он щетинистой слепил. Все в доме у нее валяется в грязи!

Поют? Да быть не может! Поют! Вразнобой, друг друга перебивая. И ведь что-то знакомое!

Другую из лисы коварной создал бог - Все в толк берет, сметлива, хоть куда. Иной передала собака верткий нрав, Проныра - все бы ей разведать, разузнать, Иной дал нрав осел, облезлый от плетей...

Поют! Только тогда, в Куретии, смешной песня казалась. Смешной - и глупой.

А вот теперь...

Да это зло из зол, что женщиной зовут, Дал Зевс, и если есть чуть пользы от нее - Хозяин от жены без меры терпит зло. От зла такого войнам скоро быть, И брани быть, и городам гореть...

Да что за чушь! Какая война? С кем? С Парисом? А они уже и за руки взялись, вот-вот танцевать пойдут! И вдруг я понимаю, что это. Ареева пляска - древняя, почти забытая. Сперва за руки схватиться, затем притопнуть, потом - по кругу - сначала медленно, потом быстрее, быстрее. Ее в доспехах пляшут, но можно и так... Есть! Пошли!

И женщины вина, а не богов,

Что сгинут и герои, и вожди.

Не жить богов потомкам на земле!

Такое зло из зол зиждитель создал, Зевс!

Горит храм, гремит песня, бьют сандалии в мокрую от Чождя землю. Ареева пляска - по всему Аргосу, по всей Ахайе!

...И женщины вина, а не богов, что сгинут и герои, и вожди!..

* *

...А Кронос-Время вновь крутит свое хрустальное колесо, и не оглянуться, не остановиться. За дождями - жара, за набухшими почками - зеленое буйство, но некогда подумать о близком лете, о тихой красоте дубового леса, где мы часто гуляли с Амиклой, о Плевронском поле, куда дядя Андремон собирает бородачей на лихие курет-ские игры. Даже к эфебам съездить некогда, без меня им придется выполнять летнее задание (ох, шуму будет!). Некогда, некогда! Кронос-Время спешит, отбивает такт топотом конских копыт, гоня задыхающихся гонцов по пыльным дорогам. Растет гора табличек в Палате Печатей - глиняных, деревянных, алебастровых. Словно крепость строим - без ворот, без калитки. Камень за камнем, кирпич за кирпичем...

"От Аякса сына Теламона, басилея Саламинского, его брату Диомеду, ванакту Аргоса.

Радуйся, Диомед! Настало время вспомнить о клятве. Я готов, а ты?"

"От Антилоха сына Нестора, наследника Пилосского, богоравному Диомеду,

ванакту Аргоса и всейАхайи.

Радуйся, богоравный Диомед! Парис-троянец безбожно поглумился над нами.

Стерпим ли? Пилос готов, что скажешь ты?"

"Менестей, басилей Афинский, своему брату, ванакту Диомеду Аргивянскому, желает радоваться!

Наглость троянских пиратов должна быть покарана. Мы готовы. Почему ты не с нами ?"

От Пенелея сына Гиппалкима, от Поликсена сынаАгас-тена, от Амфимаха сына Ктеата, от Полипойта Пиритои-да, от Асклепиадов Подалирия и Махаона, от эвбейцев Схе-лия и Эпистрофа, от Патрокла (от Патрокла!)...

...готовы, мы готовы, готовы, готовы, готовы...

"Ванакту Диомеду, курету этолийскому, от басилея Цдоменея, курета критского. Долго еще будете думать? Мои корабли уже в море. Если хочешь, подброшу до Троады, возьму полцены!"

Минотавров племянник шутит. Он уже все решил, загорелый дочерна критятин.

Ну еще бы, троянский флот для него - кость в горле!

Шутит - да только мне не смешно.

А Протесилай Чужедушец молчит. Но кому интересен родич филакского басилея?

Микены тоже молчат ~-настороженно, угрюмо. Менелай сейчас там, у брата, и, говорят, не он один...

"От Эврипила сына Эвемона богоравному Диомеду, ванакту Аргоса.

Радуйся, Диомед! Клятвенная кровь взывает! Мы готовы..."

И этот готов! К чему? В Трое ничего не знают (не знают?), Приам руками

трясущимися разводит: нет их, не приплывали, возмущен, ищите, сам искать буду!.. Ачер-нобокие корабли плывут по волнам, по виноцветному морю, и в трюмах у них - не бочки, не пифосы с амфорами, не зерно - слухи. В Кеми Елена, в Сидоне, в Аскалоне Филистимлянском, в Ершалаиме, в Тарсе... Разберись, кто хочет! Да только некогда разбираться. Клятвенная кровь взывает, и мы уже готовы, и троянских купцов уже не пускают в Навплию, и снова зашевелились Лаэртовы удальцы - Елену на каждом синебоком' корабле искать...

Кстати, о Лаэрте. Уж не с Итаки ли этот папирус? Всем папирусам папирус - гладкий, ярко-желтый, хрустит приятно. За такой и десять овец отдать можно!

Троянские корабли были окрашены в синий цвет, ахейские - в черный.

"Богоравному Диомеду сыну Тидея от Одиссея Лаэрти-да, басилея Итакийского..."

Любимчик?! Объявился-таки! Но почему басилей?

"Радуйся, Диомед! Отец отрекся, я теперь правлю. Мне ~ Итака, отцу - все

остальное. Пенелопа снова в тягости, оракул говорит - мальчик родится. Помолись со мною, чтобы на этот раз все в порядке было! Торговля удачная, у овец хороший приплод..."

Хоть один нормальный попался! И как не позавидовать Лаэртиду? Жена, маленький остров, свой, не чужой, у овец приплод хороший. И никакой Трои с Парисом и Еленой в придачу! Жаль, нет времени в гости съездить, из лука пострелять (обещал ведь научить, обещал!), с хлопотуньей-Пенелопой познакомиться...

Некогда! Крутит Крон-Время хрустальное колесо, мечется челноком ванакт Аргоса, и не править ему больше лицом к югу, а править лицом к востоку. Там, у берегов желтого Скамандра, на высоком холме громоздится Троя, Крепкостенная Троя, где за стенами неприступного Пер-гама-акрополя спрятался старый хитрец Приам, у которого своя игра, свой умысел...

Никто не говорит о войне. Вслух. Пока. О Парисе кричат, о Елене, о троянских пиратах. Не о войне. Но розо-перстая Эос уже встала, и вот-вот из самых глубин черного Тартара вылетит Кера с криком зловестным...

* *

Ночь, руки за головой, из открытого окна - яблоневый дух. Давно эти яблони в Лариссе посадили, говорят, еще сам Пелопс саженцы из Трои привез...

Троя! Даже тут - Троя!

Поедешь в Микены, ванакт?

Придется...

Моя богоравная - рядом. Тихо лежит, тихо спрашивает. И вообще, присмирела она, Айгиала, дочь Амфиарая Вещего. То ли запал прошел, то ли даймоны в отлучке, то ди поняла ванактисса: меня дразнить - волка за хвост дергать. Особенно сейчас.

Диомед, так не годится! Ну вот! Уже и "Диомед"?

Не ешь, ночами не спишь, черный весь...

Это Эвриал черный, - улыбаюсь я одними губами. -Коричневый. Не годится, говоришь? А как годится? Молчит. Дышит.

Может... Служанку позову?

Которая пыхтит? - подхватываю я. - Или которая спрашивает, ложиться ей или собачкой встать? Молчит. Да, присмирела. Недолго учить пришлось. - Я... Я, наверное, плохая жена, ванакт. И детей боги нам не посылают... Может, к оракулу? Лучше бы и дальше молчала! К оракулу... Амикла тоже думала, что дело в ней, и тоже богов спрашивать собиралась. А дело, кажется, во мне.

Ядовитое семя! А мое еще и бесплодное... Да пошлет Гера Анфия Любимчику сына! У его Пенелопы первая тягость сорвалась, как раз год назад, она ведь еще совсем девчонка, пятнадцати не исполнилось. И сейчас они с Лаэртидом, наверное, места не находят, волнуются, все жертвенники обходят на своей козьей Итаке... А здорово там жить! Все равно делами старик Лаэрт вертит, а Любимчику только забот - овечий приплод подсчитывать. Ну, еще козий. А как он из лука стреляет!

Не спишь?

Не сплю...

Яблочный дух за окном, яблочный дух в спальне. Вовсю цветет, белой кипенью. Говорят, к холодам это, к осенним ветрам. Трудно будет войска через море перебрасывать, если уже этим летом...

Стоять! О чем это я? Тоже с ума сходить начинаю, как и все?

Диомед, ты... Если эта рабыня... Амикла так тебе дорога...

Молчи!..

Молчит. Умная она, ванактисса Айгиала. Призналась недавно, что ей самой замуж за меня хуже смерти идти было. Из-за брата, из-за Заячьей Губы. Как ни считай, а враг я ему, смертный враг. Вот и тешилась! Я-то ей совсем мальчишкой кажусь, не сын, так младший брат - точно. Шкодливый недоросток, охочий до смазливых рабынь...

Ну, хорошо, я виновата! Я виновата, Диомед! Найди ее, пусть все по-прежнему будет, может, хоть по ночам станешь спать!

Не будет...

Амиклу не надо искать. Все там же она, в храме Афродиты Горы. Сотни глаз у ванакта Аргосского, сотни ушей. Не спрашивал, не намекал даже - все равно рассказали. Упала Амикла перед мраморным алтарем и целые сутки лежала - как мертвая. К ней и подходить боялись. И сейчас не подходят. Служит она, ладан заморский в кадильницы подкладывает и-ни слова. Никому. Так и зовут ее - Немая Киприда...

Как-то Фремонид-гетайр не выдержал - намекнул. Великое ли дело - рабыню из храма выманить да на ложе ванактово доставить? Хорошо еще, сдержался я, не стал отвечать. А сам ту девочку в Фивах вспомнил. Столько лет не вспоминал, а тут...

Не будет! Ничего не будет! Даже если вернуть, если уговорить. Не блеснет перед глазами неверное колдовское серебро, не унесет меня ночным ветром. Ты снова ушла от меня, Светлая!..

Может, я сама...

Молчи! Спи лучше!

Пусть спит! Я-то точно не усну, так и буду лежать до рассвета всю эту яблоневую ночь. Днем свалюсь - после полудня. А сейчас надо глаза закрыть, представить, что ряд ом Амикла...

Нет, нельзя! Нельзя вспоминать, только хуже станет! И о войне нельзя думать, будь она проклята! И о богах... Вот ведь притча! Взвыли оракулы, по всей Ахайе взвыли, да только на разные голоса. Тюрайос в Дельфах, Поседай-он Черногривый на Эвбее, Артемида в Орхомене и даже Эниалий (сам Арей!) на Крите - нет, нет, нет! Никакой войны, мир! А остальные - хоть и не о войне, зато о мести. Не должно, мол, оскорбление такое сносить! Ну дела! Словно там, на снежном Олимпе, ОНИ переругались!..

Не выдержал, встал, к окну подошел. Здорово яблони пахнут! Хоть что-то хорошее от Пелопса осталось!

...А может, и вправду - переругалась Семья-Семейка? Ведь кого в Трое, в Мисии, в Лидии чтут? ИХ и чтут - Аполлона с Ареем, Артемиду с Черногривым. У НИХ И Грибницы готовы - храмы, алтари, кумиры. Дым жертвенный дымится, овцы в ужасе предсмертном блеют. ОНИ уже там, в Восточном Номосе. Ведь кто стены Трои строить помогал? Опять же - Поседайон с Тюрайосом! Там ОНИ! А остальные?