Чтение 5–й страницы книги ~Я не вернусь~

Знаю.

Амфилох морщится, поглаживает бок. Я тут же вспоминаю - у него же ребро сломано! Правда, не три - одно, но все же.

Мне немножечко стыдно. Ребра ломать нельзя. Ведь мы же не враги. Мы - родичи, дядя Амфиарай - брат дедушки Адраста. Двоюродный, но все же брат.

Знаю. Мне отец объяснил. У тебя это как у Геракла. И как у твоего отца.

А что у них такое?

Папа мне так и не объяснил. И дядя Полиник не объяснил.

Амфилох медлит, зачем-то оглядывается.

А ты... А ты не обидешься?

Я задумываюсь, наконец качаю головой.

Не обижусь. Ведь ты мне расскажешь, чтобы я знал, -а не чтобы обижался.

Мы поднимаемся выше, садимся на неровные, теплые от солнца ступени. Амфилох не спешит.

Понимаешь, Тидид, - наконец начинает он. - Человек... Он не виноват, если болен. А особенно, если болезнь послали боги.

Я киваю. Не виноват, конечно. Вот дядя Эмвел, брат дяди Эгиалея, так больным и родился. Но он очень хороший, его любят. Даже больше, чем дядю Капанея.

Говорят, Геракла преследует Гера. Она насылает безумие. Ты слыхал, Геракл ведь детей своих убил? И племянников...

Врешь!

"Врешь!" - это я просто так. Почему-то я верю Амфилоху. Но как же такое может быть?

А сейчас он, говорят, совсем из ума выжил. Никого не узнает, с даймонами разговаривает...

"Я его, Геракла, сфрашивал, когда он еще пыл... Ну, вы понимаете".

"Не сравнивай. Не дай Зевес, чтобы мальчик стал таким же!"

Вот о чем говорили папа и дядя Полиник!

Но... Но мой папа... Он не такой. Не такой! Не такой!

Это все неправда. Папа не убивает детей!

А ты знаешь, за что его изгнали из Калидона? Любопытство щекочет ноздри.

А действительно, за что? Плохие родичи напали на моего папу, он защищался... А как же дедушка Ойней? Почему? Нет, не хочу. Лучше сам у папы спрошу!

Изгнали - и изгнали. - Я отворачиваюсь, смотрю в сторону. - Ну, ладно,

Амфиарид, мир?

Мир!

Жмем руки - тоже по-взрослому.

А своим пеласгам... то есть скажи своим, что на нашу улицу они могут приходить, но пусть сначала спрашивают. И в бабки пусть у храма не играют! А драться будем по правилам. Как полагается.

Драться? - Голос Амфилоха звучит как-то странно. - А вот насчет драться...

Он сказал, что со мной драться больше никто не будет. Никто! Родители запретили. И дедушка Адраст запретил. Если драка, я должен стоять в стороне - как взрослый, а иначе будет не по правилам. Сфенел не отвечает. Сопит.

Думает.

Выходит, мы победили, а, Тидид? Не хочется огорчать друга, но...

Так теперь же вы двое будете против всех!

Верно...

Безопасность нашей любимой улицы под угрозой. Если со мной не станут драться, Алкмеон приведет своих пеласгов...

Правда, мы с Амфилохом ну... помирились. Он сказал, что драться будут теперь на равных. Вас двое - их двое. Кто кого побьет - тот и победил.

Капанид снова думает.

А если он не придет? С Алкмеоном ты не мирился? С ним я не мирился.

Старший сын дяди Амфиарая не пожелал жать руку какой-то мелюзге. У-у, Губа Заячья!

Ну, тогда...

Тогда я все равно драться буду. Если Алкмеон придет. Или если пеласги толпой нападут. У них свои правила-у нас свои. Правильно?

Капанид ухмыляется, кивает. Военный план готов, да только он пока бесполезен. Вот уже неделя, как на нашу улицу чужаки не приходят. А если и приходят, то по одному. И в бабки не играют.

А когда нас видят - разрешения просят.

Я вот чего подумал, Тидид, - внезапно изрекает Сфенел. - Ты Амфилоха побил - и вы с ним помирились. И даже подружились!

Я с уважением смотрю на друга. Странно, о таком я даже не подумал. А ведь действительно: побил - и подружились.

А если бы я Алкмеона побил?

Хорошо. Расскажу...

Папа долго молчит, наконец качает головой.

Думал, потом. Ну ладно. Тебе все равно расскажут... У меня такое с детства. Только вижу я не реку, а огонь. Если разозлюсь - себя не помню. Говорят, я очень храбрый...

Ты храбрый! - перебиваю я. - Ты самый храбрый, папа!

Его рука ерошит мои волосы.

Может быть. Но когда начинается бой, я вижу только огонь. Словно дерусь не я, а... Даже не знаю кто. Мне нельзя сердиться, нельзя ни с кем ссориться. Ты видел, в гимнасии мы боремся только с Капанеем. И на копьях, и на мечах. И просто так.

Да, действительно. По праздникам дедушка Адраст всегда устраивает агоны - соревнования. То за кубок, то за новую колесницу. А папа...

Мы с Капанеем друзья, я не могу на него сердиться, понимаешь? Даже с

Полиником... боюсь. А в Калидоне...

Сегодня папа согласился рассказать. Он не хотел, но я очень просил.

У отца был двоюродный брат - Мелан. Он курет, из западной Этолии. Ты помнишь, я тебе говорил...

Это я помню. На папиной родине живут калидонцы и куреты. Одни на востоке, другие - на западе, в горах. Калидонцы еще ничего, а куреты - совсем дикие. В шкурах ходят.

Как волки.

Мелан со своими сыновьями и братом Афареем хотели убить отца и захватить престол. Их было восемь человек, они напали на отца в храме Артемиды...

И... И ты их убил?

Я замираю - от страха и одновременно восторга. Восемь человек! На одного моего папу!

Убил, - в его голосе не слышно радости. И гордости не слышно. - Даже не помню, как это было. Плеснуло в глаза - все... А потом меня обвинили в нечестии. Будто бы в храме нельзя убивать.

Но они же напали! - возмущаюсь я.

Вот и я так думал, сынок. А получилось... Обвинил меня Алкатой, твой двоюродный дед, отцов брат. Теперь-то я понимаю - он тоже хотел править в Калидоне, наследовать отцу, ведь я - единственный сын. Он был хитрый, понял, что со мной. Понял, что мне нельзя сердиться. Обвинил при всех, на совете. Назвал нечестивцем, оскорбил...

И ты...

Его охраняли пять человек, - отец качает головой. - Думал за спины спрятаться. Не спрятался... Ну а убийство Родича прямо на совете... Меня никто не решился очистить от скверны. И до сих пор не решается.

Я знаю. Папу так и зовут - Тидей Нечестивец. Или Непрощенный. За глаза, конечно. Шепотом.

Но ведь ты не виноват, папа!

Его рука вновь гладит меня по голове.

Кто знает, Диомед, кто знает... Поэтому я ни с кем стараюсь не ссориться.

И вина почти не пью. Говорят, это наказание богов. Не знаю...

Боги плохие! - решаю я. - Они злые. Дядя Капа-ней прав - с ними нужно драться. Собраться вместе - и...

Папа не отвечает. Молчит, молчит, молчит. Мне даже становится страшно.

Нет... Нельзя. Бойся богов, Диомед! Бойся!

Сегодня я впервые пошел в гимнасий.

Впервые - после болезни. И Капанид пошел. И Фер-сандр. Сначала мы бегали,

потом метали диск, а потом дрались копьями.

Папа говорит, что копьем не дерутся, а "работают". Но мы все равно дрались.

На нас были полотняные панцири и тяжелые шлемы, поэтому можно бить со всей силы.

Но на этот раз я со всей силы не бью. Только по мишени. У мишени нет ребер.

Поэтому Сфенел сегодня меня побеждает.

Днем, когда солнышко совсем пригрело, в гимнасий зашли папа, дядя Капаней и дядя Эгиалей. Дядя Эгиалей и папа спорили, что лучше: лук или копье. Дядя Эгиалей сказал, что лук лучше. Только тетиву надо тянуть не от груди, а от уха.

Он показал. Он попал. Дядя Эгиалей лучше всех стреляет. Говорят, он учился луку у бога Эрота. Я его спросил, а он сказал, что учился у Эрота, но не этому. А папа сказал "Гм-м".

Зато папа лучший на копьях. Его никто не может победить. И он меня учит! Я тоже буду лучшим.

А дядя Капаней говорит, что лучше всего не копье, а дубина. И смеется.

А потом мы снова бегали, а дяди и папа спорили о железе. Я так и не понял,

почему. Из железа делают украшения. У тети Эрефилы есть железное кольцо. А у тети Эвадны - браслет.

Папа сказал: "Вот бы мне сотню парней в железе!" Зачем ему столько мальчиков с украшениями?

Потом мы обедали, и папа сказал, что после обеда я не буду больше бегать, а пойду вместе с дядей Эгиалеем к дяде Эвмелу. Я спросил, пойдут ли с нами Сфенел и Ферсандр, а папа сказал, что нет.

Я очень огорчился. Сегодня я не смогу победить Капанида на копьях. Он мой друг, но я не хочу, чтобы меня побеждали!

* *

У дяди Эгиалея длинные ноги, поэтому он быстро ходит. Я так быстро не умею, а он смеется и говорит: "Догоняй!"

Я догоняю.

Сначала я догонял его у могилы Форонея (который огонь людям принес), но не

догнал. Потом мы пошли к Крите-риону, где стоит большое каменное кресло. На это кресло иногда садится мой дедушка и судит разбойников.

Я спешил. Но все равно не догнал!

Тогда мы пошли к воротам Лариссы, где живет дедушка Адраст, но подниматься

не стали, а свернули к Аполлону Волчьему. Там я почти догнал дядю, но он все равно меня опередил и первым пришел к Голове Медузы.

Эта Голова - настоящая. Саму Медузу у агоры похоронили, а голову тут на память оставили, когда злой Персей ее убил. Медуза была хорошая. Она охраняла Аргос, а Персей был разбойником. Это он потом ванактом стал. И все равно его изгнали. За Медузу. Медуза, между прочим, - моя прапрапрабабушка (три раза "пра"!).

Про Персея и Медузу у нас каждый мальчишка знает. А те, кто приезжает, думают наоборот и удивляются.

Папа говорит, что у Персея все дети - разбойники. И внуки. И даже правнуки. Один Геракл хороший. А дядя Амфиарай говорит, что и Геракл плохой. Что ему надо было в колыбели умереть.

Я сам слышал!

Возле Головы Медузы я догнал дядю, но оказалось, что уже пришли. Пришли,

так как дом, где живет дядя стоит совсем рядом.

Я это совсем забыл, потому что редко здесь бываю. Тут чужие мальчишки. Они злые и никого не пускают. Их много, с ними даже втроем не справиться. Поэтому я хожу сюда только на дни рождения дяди Эвмела. Сам он к нам не приходит - не любит выходить из дому.

Дядя Эвмел - очень старый, ему, наверное, сто лет. У него белые брови и совсем нет волос на голове. Некоторые мальчишки его боятся, но я знаю: дядя Эвмел очень добрый и хороший. Только больной.

Говорят, он таким и родился. Он - младший брат дяди Эгиалея. Только дяде Эгиалею двадцать пять лет, а дяде Эвмелу - сто.

Или сто двадцать.

Ты мне его на обед привел, братишка? Давненько человечинки не пробовал!

Мне не страшно. Дядя Эвмел шутит. Он не ест людей. И мяса не ест. Только овощи - вареные.

Дом у дяди Эвмела очень большой. Даже не один дом, а два, сверху и снизу. Это называется "этажи". Раньше я бывал только в нижнем доме, а теперь мы сразу же поднялись в верхний. То есть не "в", а "на" - на этаж. Второй.

Поднялись - а там!..

Ну, смотри, смотри!

Я стал смотреть. То есть вначале думал убежать, но потом мне стало стыдно.

Я не должен убегать, даже если прямо за дверью сидит гидра.

Настоящая!

Одно хорошо - дохлая. И не вся, а только кости и кожа. И даже не кости, а

что-то другое, но этого слова я не знаю.

Про кости мне потом дядя Эвмел рассказал. Когда гидру убили, с нее сняли шкуру, высушили и опилками набили. Это называется "чучело". А все равно - страшновато.

И если бы только гидра!

Это маленькая гидра, Тидид. Гидреныш. Та, которую Геракл убил, была втрое больше. Но и она - не самая большая.

Ты его не пугай! (Это дядя Эгиалей.)

А я не боюсь! (Это я - очень громко.)

А это зуб Кронова быка. Их уже нет - вымерли. Они до потопа жили. Большой зуб, правда? А это Сетов зверь из страны Кеми'. Не бойся, не кусается!

А я не бо... Ой-й-й!

(Это я руку в пасть засунул. А там - зубы. И острые!)

Хорош, а? А это...

"Этим" была заставлена вся горница. И на стенах висело, и на полулежало.

Кости, головы, щупальца сушеные, снова кости...

А гидра - все равно самая страшная!

Дядя Эвмел, это ты гидру убил? Как дядя Геракл? И что я такого смешного спросил?

Ну, братишка, оставляю тебе этого юного героя. На съедение.

Дядя Эгиалей уходит, а я остаюсь. И мне не страшно. То есть почти не страшно. Интересно, зачем он меня сюда привел. Гидру показать?

Ну, пойдем, Тидид!

Оказывается, эта горница - первая. А за ней - вторая. Еще больше первой.

Я думал, у дяди Эвмела во второй горнице тоже кости, а там оказались не

кости, а камни. И дерево. И не просто камни, а идолы. Некоторых я узнал сразу. И Зевса, и Аполлона, и Гекату (у нее три лица, даже в темноте не спутаешь). А еще там были камни круглые и камни с ровными краями.

На один такой камень я сел. А дядя Эвмел сел на треножник. У треножника тонкие ноги, но дядя Эвмел очень худой, поэтому он не упадет.

Ну вот, герой. Мы с твоим папой поговорили, и он согласился. Будешь учиться. Утром - в гимнасий, а после обеда - сюда.

Такие слова следует обдумать. Я думаю.

Долго.

Кеми (Черная 3 е м л я)-Египет.

Дядя Эвмел, я ведь и так учусь. В гимнасии. И еще меня папа дома учит. И дядя Капаней.

Учатся разному, Диомед.

Я снова думаю. Мама говорила...

А я еще значки знаю. Которыми пишут. Не все, правда... Хочешь, дядя, покажу?

Хочу.

Табличка, кисточка... Вечно я краской мажусь!