правах бесчувственной тушки, способной лишь блаженно похрапывать, а
все переходы между этажами и выходы на балконы немедленно заперты.
торговца прессой и направились ко входу в гостиницу. На их место
лениво прошествовали двое молодых парней, только-только из спецшколы.
Еще один остался в экипаже на противоположной стороне улицы.
ступеням. Швейцар в его сторону даже не глянул. Так и остался торчать
в предбанничке перед вертящимися дверьми.
прилежно сидел Оскар Бардтинов, чемпион отдела по самбо. Увидев шефа,
он неторопливо встал.
Обстоятельный парень, далеко пойдет..."
дорожкой полу. С противоположного конца коридора, от лестницы,
приближались Нестеренко и Богдан По.
входить, Чеботарев сделал знак Герасиму и тот приложил ухо к двери
номера Шарадниковых.
номере; первая, вторая и четвертая пары вели их до самой гостиницы и
убедились, что оба вошли именно в свой номер.
Бардтинова. Тот сразу же направился к балкону.
Шарадниковых сейчас именно на балконе. Оскар неуклюже поправил галстук
(ну, да с такими-то плечами... Любой костюм тесен будет).
самое время было бы стянуть пиджак. Но тогда он выставил бы на
всеобщее обозрение кобуру с иглометом...
могучий удар, наверняка по двери, потом шум борьбы в коридоре и звон
разбитого стекла, совсем рядом. Чеботарев сдавленно чертыхнулся, и,
забыв обо всем - о том, что ему до самого завершения операции
строго-настрого запрещено соваться в дело; о том, что Шарадниковы
наверняка вооружены; о том, что Золотых взгреет его по первое число
уже через четверть часа - обо всем этом позабыв, Степан Чеботарев
ринулся на балкон. С заряженным иглометом в руке. Двигался он для
своей морфемы и своей комплекции весьма проворно.
полу одного из Шарадниковых. Под ногами хрустело органическое стекло.
В коридоре кто-то сдавленно хрипел, потом хлопнула дверь.
из номера кинулся Михеич с парализатором в руке. Шарадников неистово
брыкался, и в результате досталось обоим: и Шарадников, и Бардтинов
враз обмякли и затихли. Михеич обернулся и крикнул кому-то в коридоре:
парализованных и огляделся. Чьи-то ноги в тяжелых горных ботинках на
рифленой подошве выглядывали из коридора. На диване, тяжело отдуваясь,
сидел взъерошенный Герасим и хлебал воду прямо из графина. Бледный,
как вата, Нестеренко хлопал по щекам растянувшегося перед диваном
Богдана По. Глаза у того были совершенно остекленевшие. Над вторым
Шарадниковым склонился подоспевший Шелухин.
Ловкие, черти, чуть один не проскочил...
Положи Оскара на кроватку, а то у меня ноги что-то подгибаются...
труднее, чем просто быть одним из тех, кто вяжет намеченного объекта.
Даже сознавая, что в следующую секунду тебя могут вырубить вместе с
этим самым объектом, как только что Богдана По или здоровяка
Бардтинова.
собственной шкуре.
невозможно взвесить, но о которой все знают, что она очень тяжела.
Бардтинова выключили, причем Бардтинова свои же... Но в общем, на
четыре с плюсом... Есть не тянуть. Выезжаем.
потом подберем.
очень удобно фотографировать. Узкий, словно каньон, двор, светлое
пятно арки, и на его фоне - два силуэта. Снимал Макс с пояса, поэтому
силуэты видны с непривычно низкой точки и кажутся очень высокими. Один
- так вообще оглоблей кажется. Действительно высокий! Судя по
очертаниям - дог. Второй похож на терьера или ризена, но на терьера
больше. М-да, надо же, единственный снимок, и тот на фоне света, ни
хрена не разглядишь.
И, главное, совершенно не пытались действовать скрытно, втихую. Прямо
по центральной улице за ним бегали. Черт, может они все же сибиряки? У
себя дома никто не прячется, зачем, скажите на милость, прятаться у
себя дома?
и именно их поджидал на лавочке ныне покойный Карл Логан.
говорил пойнтер-связной, никто не сможет поручиться даже за нынешнее
мгновение. И в том, что Логан окопался в Алзамае именно из-за маяка,
тоже нельзя быть абсолютно уверенным. Не боялся же он, в конце концов,
носить на пальце именной перстень Университета Хельсинки, хотя имя на
Эдуарда Эрлихмана все же сменил. Интересно, как далеко он зашел в
своих изысканиях? Если, конечно, разрабатывал именно эту тему. И
вообще, видел ли он маяк? Координаты он, похоже, знал.
и попытались раскопать? Ну, ладно, не двадцать, а восемнадцать, это не
слишком меняет дело. А если так, почему все эти годы только Логан
сиднем сидел в Алзамае и притворялся Эдуардом Эрлихманом? Впрочем,
может он здесь и не один. Но пойнтер сказал, что больше никто не
интересовался маяком. И даже не пытался приблизиться. Да и
Эрлихман-Логан к нему не приближался, видимо, изучал издалека, с
помощью селектоидов-эмпатов и дистанционной аппаратуры.
вглядывался в удивленное лицо Логана. Снимок был сделан, наверное, в
ту самую секунду, когда скорпион вонзал жало; яд еще не начал
действовать и жертва почувствовала только болезненный укол. Миг перед
смертью.
фотографии на клочки и устроил в пепельнице миниатюрный крематорий.
Пока обрывки фоток горели, с ножницами в руках подошел к щербатому
зеркалу. С тяжким вздохом отхватил себе первый локон роскошной
ухоженной шевелюры. Первый, второй, третий... А когда на голове
остались только безобразные клочки, намылил все это безобразие, и
принялся тщательно выбривать. Под ноль. Даже уши.
естественно-загорелый оттенок.
парень, которого Макс уже успел забыть. М-да. Наметанный глаз,
конечно, в конце-концов распознает того самого вчерашнего волосатика.
Обыватель же непременно решит, что перед ним другой человек. Ну и
ладно.
час и пакет этот успокоится на какой-нибудь далекой свалке.
вечер.
разбитом подсознании от сегодняшнего убийства. Макс не впервые убивал
себе подобных. Но психика - слишком тонкая штука, чтобы не обращать
внимания на ее фокусы. Нервный срыв может погубить в итоге все
задание.
крупица за крупицей вытравливать из собственной души страх,
растерянность и боль - все, что скопилось там за прошедшие после
убийства Карла Логана часы.