осторожно выглянул. Уже был слышен плеск волн в борта "Пеленгасов". А еще -
далекое гудение в воздухе.
микрофоном. По идее, сытости микропереговорника должно было хватить еще
минут на десять разговора. Ну, понятно, минуту-другую отъест вызов.
Центральный развернулся бортом к "Вадиму", остальные - скулами. Левый пошел
на сближение. От яхты их теперь отделяло не более сотни метров. И, к
счастью, они не стреляли пока.
центрального. Готовы? Начали!
каждый в свою. Арчи продолжал грести, ввинчиваясь в прохладную бирюзовую
толщу каждым движением, каждым изгибом тела. Вверху отчетливо темнел на фоне
поверхности силуэт пеленгасовского днища; силуэт уже почти не двигался.
воздуха Арчи хватило бы еще минимум на минуту.
Коснулся шершавой, обросшей травой и ракушками роговицы. Снова протянулся к
корме, как пару минут назад, у яхты, только на этот раз - под водой.
Осторожно минул жесткие ходовые плавники, хоть сейчас они и практически не
шевелились. Прикажи рулевой двинуться "Пеленгасу" вперед - и эти плоские
лопасти изрубят в лоскуты даже хорошую закаленную сталь.
естественно, умели смотреть и из воды на воздух, и с воздуха под воду. То
есть, не умели, конечно, а были способны. Благодаря особому строению глаз,
дар длинной и специализированной линии.
кормовых плавников. Бесшумно прокачал легкие, насытил кровь кислородом и
унял учащенное сердцебиение. Минута, и он готов действовать.
почти вплотную, а на правом "Пеленгасе" возникла легкая заминка - кажется,
Ник де Тром побеспокоил обыкновенно невозмутимого морского селектоида ножом,
и команда это отследила.
почти доставал до фальшклюза. Еще усилие - пальцы зацепились за край. Потом
- за релинг.
Никого. Но видно, как на мостике позади рубки торчат двое в светло-серых
моряцких комбинезонах, и еще один возится у развернутой в сторону яхты
короткоствольной пушки.
палубу прохладные капли, переместился к артиллеристу. Нож он выдернул из
кармана на бегу. Метнул - шагов с семи. В шею, как раз под ухо
аморфу-артиллеристу. Тот недоуменно обернулся, и завалился на казенную
часть, к счастью - без громких звуков.
из кобуры артиллериста игломет пришлось уже под удивленным взглядом
офицера-среднеазиата, того самого, с мостика.
диво скорой: он даже успел вынуть свой игломет.
орудие, перепрыгнул на несущую опору мостика, снова перемахнул через релинг
и прыгнул в рубку.
кто там у них торчит справа, у стойки с приборами?
овчаром среднеазиатом. К счастью, стрелок из штурмана оказался неважнецкий.
Игла прошла мимо. Рулевой-доберман уже повис на левом пестике. Ноги его
подергивались под скорым действием парализатора.
сторону. Коснулся пестиков (катер, если что и заподозрил, отнесся к смене
рулевого с великим равнодушием), и перевел регулятор хода из положения
"нейтраль" в положение "полный вперед".
катер, набирая ход, нацелился носом в своего собрата и мощно пошел на таран.
Очень вовремя: на борту озаботились неожиданным "полным вперед". Два матроса
выбрались из твиндека на палубу за рубкой. Арчи холодно положил их, на миг
показавшись у мостика.
- на кровлю рубки, на узкую стрелу краспицы, оттолкнулся как следует и с
высоты добрых пяти метров по красивой полупараболе ушел за борт.
стрельбе. А через несколько томительных мгновений с чудовищным хрустом и
скрежетом жесткий нос одного "Пеленгаса" вгрызся в роговицу борта второго.
кричать, как умеют кричать их дикие морские собратья (ведь предки катеров -
совсем не рыбы). Поэтому столкновение огласилось только людскими криками.
"Вадиме", увидеть несколько светло-серых фигур в кокпите и услышать
характерный сухой выстрел генриховского пулевика.
Генрих снял пулевик с предохранителя, вжался поглубже в щель между шкафом и
откидным столом и оцепенел. В носовой отсек, словно сельди в бочку, набились
бывшие "чирсовцы". От них отчетливо тянуло страхом - обостренное и без того
обоняние Генриха сейчас проявлялось особенно ясно.
- щеколда-запор не поддалась. Пауза. Потом на люк обрушился удар. Один,
второй, третий; щеколда выдерживала с честью. Кто-то прошел по палубе, над
самой головой. Проверил люк в носовой части - но и тот оказался задраен
наглухо, а прозрачная перепонка сейчас была заслонена секторной подвижной
шторкой.
ударов; в наметившуюся щель вонзилось жало изогнутого металлического
заостренного прута, среди механиков именуемого "монтировкой". И щеколда не
выдержала: сухо тренкьнув, отошла от роговицы и оторвалась. Люк уехал по
пазам вперед, а в ослепительно-ярком после полутьмы кубрика пятне света
зачернела чья-то ушастая башка.
исчезла с вязким чавкающим звуком. И еще - снаружи что-то загрохотало, а
потом оглушительно взорвалось, словно посреди моря вдруг случилась
ральсокатастрофа.
состояние психики. Обычные мысли исчезли, да и он, Генрих Штраубе, по
большому счету исчез. Вопящее от ужаса сознание втиснулось в вылепленную
психоинженерами оболочку, а вместо Генриха остался одинокий сгусток хищной
тьмы, способный только отличать врагов от всех остальных, способный
выполнять впечатанный в память приказ и способный стрелять. Разумеется, на
поражение.
серой матросской форме.
на миг, перед самой поверхностью вытолкнув из легких остатки воздуха. Из
воды показалась только часть лица, в основном губы. Вдох-выдох-вдох-выдох -
и опять на глубину.
накатывает с севера гул приближающихся штурмовиков.
раскрылся веер белесых струек пены.
оставаться нельзя: во-первых надо бы уже подышать, а во-вторых - долбанет
сейчас какой-нибудь отчаюга с штурмовика, и привет: контузия. Всплывешь как
карась от динамита.
черноморский сумрак.
кто-то отчаянно мутузился у самого борта. Четко отследив - кто из борющихся
облачен в одну ласту? - Арчи сцапал второго и утянул его на глубину. Матрос
- а это был матрос с катера - пускал пузыри и пытался Арчи ударить, но он
был всего лишь аморфом, аморфом попавшим под воду, туда, где ньюфаундленд
чувствует себя почти как на воздухе. Два легких тычка, и аморф перестал
биться, захлебнулся, хотя видно было, что он еще жив. Арчи его отпихнул -
тело стало медленно погружаться.
его было перекошено, а щека рассечена чем-то острым. Рубиновые капли
застряли в бороде.