Ветер даже дернулся от испуга и всхрапнул. Ну, вот, начинается.
маленькое зеркальце глаз птицы отразил нас с Ветром и Тури. Даже
Корняга на плече у меня был ясно виден. Бедная карса прижала уши и
сжалась в комок. Я ее понимал - она могла проявлять чудеса храбрости в
драке с вампирами, лютиками или даже хорингами, но против железа ее
когти и ее зубы бессильны.
И, конечно, он был соткан из первородного металла, от кончиков когтей
до сверкающей гребнеобразной макушки. И свита его была сплошь
металлической: две птицы, пес, и три паука. Пес, похожий на угловатого
уродливого вулха, присел и утробно заскрежетал. Наверное, эти звуки
означали грозный рык. На рык они не очень походили, но были,
бесспорно, грозными. Во всяком случае, мороз по коже они пускали.
Поэтому и испугался не слишком.
искал только металл. И мое железо радостно откликнулось на его зов.
Запели, потеплев, метательные ножи на запястьях. Коротко ухнул
хадасский кинжал на поясе. Переливчато засвистели наконечники
арбалетных стрел в колчанах. Тихо заурчали монеты в кошеле. Тренькнули
бляшки на ошейниках, и моем, и карсы. Еле слышно зазвенели
металлические части упряжи Ветра и звонко цокнули подковы. А поверх
всего этого вплелся мощный и величественный аккорд Опережающего. Страж
почтительно склонился в ответ этому звуку и, напоследок, сомневаясь,
взглянул на Корнягу.
бродячем пне. Вот незадача-то... Со Стражем Руд не сильно повоюешь...
старое, ржавое и рыхлое отозвалось в нем, где-то в самом сплетении
корней. Я облегченно вздохнул, а Страж, секунду поколебавшись, решил,
что этого все же достаточно. Лязгнув, как оброненый на каменный пол
нож, он исчез в каменном разломе. Туда же порхнули и птицы; секундой
позже скрылись пауки, беспорядочно перебирая тонкими звенящими лапами,
а последним ушел недовольный пес. Чем он остался недоволен - уж и не
знаю, но перечить хозяину своему не посмел. И на том спасибо.
убрался по каким-то своим загадочным рудным делам глубоко под землю. -
Слава тебе, синяя корова, отбрехались...
языка в минуты облегчения и расслабленности, да и в минуты наивысшего
напряжения тоже.
пень-пнем, откуда в тебе железо?
пива, кажется, ржавый.
заработал?
соврать, но углубляться в подробности он не стал. Да я и не
допытывался. Интересная, однако, у нашего тихони-пня была молодость!
Впрочем, что я знаю о корневиках? Еще меньше, чем о вильтах, и гораздо
меньше, чем о хорингах. Собственно, только то и знаю, что понял из
общения с Корнягой. К тому же, у меня сложилось впечатление, что лихая
молодость у нашего пенька еще далеко не закончилась.
причину, почему Лю нацепил на нас ошейники, я уже выяснил и нашел ее
весьма убедительной. Поди попробуй угадать, в чей день мы бы
столкнулись со Стражем Руд? Вот он и заставил носить ошейники обоих.
единственная. Не шли у меня из головы поиски хорингами Ведущего и
бусина, зашитая в кожу ошейника. И у меня зашитого, и у Тури.
в У-Наринну. И оно возражало.
отношения. Просто тут где-то недалеко от поверхности проходит богатая
жила, вот он и является путникам, чтоб проверить, кто они. Рудокопов
он даже допустил бы к породе. Меня просто не тронул, потому что я
люблю железо и пользуюсь им, а, значит, жила частично предназначена и
для меня.
поближе к Юбену, я б такое дело затеял! Клянусь Тьмой и Небом -
границы Диких земель сильно отдалились бы на запад!
зените Меар и пустил Ветра галопом.
его чернела каменная плита. Десять монет против одной, что там есть
надпись!
карса лениво потрусила следом. Еще один шаг к У-Наринне. Еще один шаг.
особенно неприятного. Хотя неприятности имеют обыкновение случаться
именно тогда, когда способны наиболее сильно повредить. Так что
повременим с беспочвенными радостями и победным громом военных труб.
из скал осталась позади. Да здравствует скорость и оба Ветра - один
свободный, второй друг!
Ветер рысил так ровно, что я почти не подпрыгивал в седле. Плита на
вершине холма из черной медленно обращалась в темно-серую.
в нас железа, а оно весит, известное дело, немало! Но Ветра это
задерживало не слишком. Кажется, я уже упоминал, что говорил Унди
(упокой Тьма его нетрезвую душу!) по поводу доброго скакуна.
облизанную терпеливым временем землю. Корняга немедленно сполз с плеча
и заскрипел корешками, разминая их. Камень косо высился совсем рядом,
глядя плоской стороной на север. Как я и полагал, на нем была выбита
какая-то надпись, но письмен подобных я никогда прежде не встречал.
Они были непохожи на письмо людей из-за Юбена, на затейливые
сплетающиеся узоры-буквы хорингов, на старинную клинопись Хадаса.
Правда, угадывалось нечто общее с полустертыми знаками на стенах пещер
северных варваров, но сами варвары разучились писать и читать еще до
прихода первых ледников, а секрет древних знаков давно утратили.
Неудивительно, что до сих пор никто не разгадал смысла тех надписей.
останется немым. Те, кто научил его говорить, явно не позаботились
научить хоть кого-нибудь слышать его слова.
означать.
лишь три монеты, и я расскажу тебе, что написано на камне.
росту в нем случилось не больше, чем в Корняге.
подозрительно. Всегда ненавидел попрошаек! Хотя это чучело явно
пытается изобразить, что продает знание, истинная его природа от меня
не укроется: попрошаек я нутром чую за добрую милю.
сказал карлик. На чем могла зиждиться его уверенность, я пока не
понимал.
тоном задал я второй вопрос. Однако карлика было трудно смутить.
путей. Пока не прочтешь надпись, ты его не выберешь. А пока не
заплатишь, не прочтешь.
недомерок?
трех монет, да к тому же я мог расплатиться и не монетами, а
самоцветами, или, там, пряностями. Но потому все это у меня и не
переводилось, что я не спешил делиться своим кровно заработанным с
разными пронырами вроде этого.
Неужели я похож на человека, у которого есть целых три монеты?
есть целых сто тридцать семь монет в кошеле на дне вот этого двумеха,
тридцать монет рассыпным серебром в другом кошеле - в сумке,
шестьдесят три самоцвета в шкатулке рядом с первым кошелем, в двумехе,
по тридцать четыре меры хадасского перца и корицы...
меня осталось монет!
которыми можно расплатиться, - закончил карлик. - Так что не пудри мне
мозги, уважаемый.