золото!
чует близость нечисти, то и нечисть должна чуять волшебную силу изумрудов.
Мысль была такой очевидной, что Вишена долго удивлялся, как не додумался
до этого сам. Впрочем, он-то знал, что нечистые боятся меча, но связать
это впрямую с силой изумрудов пока не догадывался.
милостиво отослал его на крестьянские поля. Хороший подарок людям к
Семику! Прошли много - кухтинский бор остался далеко позади; последние
часы путники продирались сквозь плотный ольховник.
ноги, седой старик, здесь же рядом виднелась крохотная, подслеповатая,
сильно покосившаяся избушка.
Боромир взглянул на Таруса, испрашивая совета, но тот лишь пожал плечами.
Вишена украдкой опустил глаза на гарду меча - изумруды не горели - и
толкнул тихонько Таруса, показывая это. Чародей кивнул и, наклонившись к
уху Боромира, прошептал несколько слов. Боромир мельком взглянул на свой
меч и обернулся к Тарусу.
пальцем Таруса, Боромира и Вишену.
с тропы, переминаясь с ноги на ногу.
склонились перед седым человеком.
голосом ответил старик, - здравствуйте и вы, верные сыны земли нашей.
крайней мере, после Северного Похода.
от них.
мгновение глаза его встретились с глазами Вишены; тот медленно, как во
сне, извлек из сумы сверток с рубиновым мечом и подал старику. Тарус
удивленно созерцал все это; Боромир, казалось, оставался спокойным.
ее в сторону. Вишена глянул на Таруса и проследил за его глазами - чародей
неотрывно смотрел на левую руку старика, где на среднем пальце сидел
перстень с кровавым рубином.
гарде меча. И меч распался - послышался сухой треск, к ногам упали четыре
знакомых кинжала.
Старик уже развернул грамоту и стелил ее на пне, не позволяя скручиваться.
Лист был девственно чистым, только по углам его виднелись неясные темные
пятна. Скупым расчетливым движением старец взял один из кинжалов из рук
Боромира и коротко, без замаха, всадил его в грамоту, в правый верхний
угол, прямо в пятно.
левом верхнем углу листа. Боромир отдал один из оставшихся кинжалов Вишене
и они разом опустили руки. Грамота, приколотая по углам, отчетливо белела
на темной поверхности старого пня.
стал прорываться неясный еще рисунок; он постепенно всплывал откуда-то из
глубины грамоты, с каждой секундой становился все четче и четче.
Иштомар! А вот Шеманиха!
ларчик.
Тарус тотчас протянул ладонь, но старец отрицательно покачал головой.
этот перстень.
и тот, словно завороженный, приблизился. Некоторое время он разглядывал
юношу, и вдруг стремительным ладным движением надел перстень ему на руку,
только не на левую, а на правую. Яр дернулся, беспомощно взглянул на
Таруса, но тот улыбался, и Яр успокоился.
память скупой, но понятный рисунок-план окрестных лесов. А потом старик
поочередно выдернул кинжалы и карта рассыпалась, обратилась в горстку
невзрачной сероватой пыли.
и вдруг пропал, растворился, как и не было. И избушка подевалась невесть
куда, сгинула, оставив после себя слабо примятую траву. Лишь ветер,
дыхание Стрибога, подхватил и разнес остатки показанной стариком грамоты.
видевший это, согласно кивнул.
летучая мышь.
снимается! Прирос к пальцу!
впереди?"
слушали Таруса-чародея.
ими, получал огромную силу и власть. Далеко не всякий мог совладать с этой
силой, говорят, рубины извели-сгубили не одного хозяина. Сила их - темная,
сказывают - нечистью данная, но никто из обладателей никогда открыто с
нечистью не якшался. Сколько лет рубины служили Тьме - никому неведомо.
Покуда кто-то не разделил их. Три схоронили в ларце, а четыре пустил по
белу свету. По отдельности рубины большой силы не имели, и мало кто знал,
что они на самом деле волшебные. Хитрость состояла в том, что сперва нужно
было собрать потерявшиеся в разных землях четыре рубина, потом с их
помощью прочесть карту и, наконец, добраться до ларчика с оставшимися
тремя каменьями. Да ларчик тоже непрост - отпирается ключом и доселе никто
ничего не знал о нем, - Тарус ненадолго умолк. - Я не знал ни где он, ни
что он, ключ этот тайный, пока старик не надел Яру на палец вон тот
перстень.
и темный. Первый испуг оттого, что он прирос к пальцу, у Яра уже прошел,
но смутное беспокойство все не покидало его.
светлому и доброму, веря, что огонь защитит их, слабых, от любых ночных
страхов.
поразмыслил немного.
только о ключе, но и о кинжалах, сливающихся в меч. Но ничем иным кинжалы
быть не могли - Тарус внимательно осматривал клинки и убедился, что не два
рубина красовались на гарде каждого, а лишь один, пронзивший сталь
насквозь, так, что наружу выступали две стороны.
забрать немного на восток, до полудня можно поспеть к месту.
частого злобного воя, слишком далекого, чтобы обращать на него внимание.
вышли к большому глубокому оврагу, где карта обещала клад. На дне
щетинились колючками буйные заросли чертополоха. Тарус криво усмехнулся -
чертополох боле нигде не рос, видать, заговоренное это место, нечисть
пугать.
поискать место для спуска. Да и там ничего не оставалось, как сигать с
высоты в три человеческих роста.
шипя и вполголоса ругаясь. Пока спутники присоединились к нему, Непоседа
схватился за меч и успел выкосить небольшую полянку.
головами и заливало овраг резким безжалостным светом. Скоро нашелся и вход
в пещеру - две гранитные глыбы, вросшие в одну из стен, да узкая щель
между ними. Чертополох у входа разросся особенно буйно, выше людей. Когда
его выкорчевали, взорам открылся темный лаз куда-то под землю; на камне у
входа виднелся искусный барельеф: черт, полуприсев и чуть склонив рогатую
голову набок, сжимал в руке длинный, несомненно рубиновый меч. С кем он
дрался, можно было лишь догадываться.
и некоторое время потратили, зажигая его.