Владимир ВАСИЛЬЕВ

ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ

История под шум дождя

Песню "Таверна" написал Константин Фролов (Крым).

Изменены только собственное имя и топонимы.

Весна в тот год так и не наступила.

Поняли это гораздо позже, когда стаяли февральские заносы и схлынул
пронизывающий холод. Зима ушла, отступила за Стылые Горы, но ее место
никто не занял. Земля размокла, превратившись в полужидкое отвратительное
месиво. Даже сильные шандаларские кони с трудом выдергивали копыта из этой
жуткой трясины. А сверху сыпал и сыпал мелкий прохладный дождичек, иногда
пополам с мокрым снегом. Не то чтобы беспрерывно: примерно через день или
через два на третий. Изредка показывалось солнце ненадолго, на час-другой,
если в плотной облачной пелене случалась прореха. Сначала ждали, что это
быстро прекратится, установится ясная погода, потеплеет, подсохнет
осточертевшая всем грязища, а там, глядишь, поля зазеленеют, свалится из
поднебесья ажурная трель жаворонка...

Не дождались. Ни тепла, ни погоды, ни жаворонков. Тучи ползли низко
над Шандаларом, сыпал через день назойливый дождь, а весны все не было и
не было.

К исходу апреля люди заволновались: давно пора теплую одежду сбросить
и затолкать подальше. До зимы, до холодов. А тут...

Ночью по-прежнему замерзали мелкие ручьи. В тени старых елей
грязно-серыми пластами лежал пропитанный водой снег. Грачи, скворцы и
ласточки запаздывали.

Пришел май и ничего не изменилось. Дождь, слякоть, тучи, холод. Над
Шандаларом вставал призрак большого голода.

Весна забыла о нашем крае. Без нее не пришло и лето. Пора смены
сезонов канула в небытие. А нам предстояло научиться жить без времен года,
в час, когда зима уже ушла, а весна еще не явилась, и, скорее всего, так и
не явится. Предстояло привыкнуть к вечной грязи и влажности и отвыкнуть от
солнца.

Не думайте, что это было легко.

Гоба Уордер, настоятель.

Приход Зельги, летопись Вечной Реки, год 6743-й.

Сырая безлунная ночь вливалась в долину, как вливается в отпечаток
копыта на дороге мутная болотная жижа. Дождь моросил четвертый день кряду,
а солнце в последний раз являло свой пламенный лик Шандалару больше трех
месяцев назад. Месяцы жители озерного края отсчитывали по привычке: Луну
тоже удавалось увидеть всего раз-два за несколько недель. Виной всему
тучи: плотной завесой окутали они озерный край, словно вознамерились
утопить его нескончаемым дождем.

Мирон поплотней закутался в плащ. К сентябрю верховые лоси шалели
перед гоном и укротить их мало кому удавалось, поэтому месяц-другой
путники могли рассчитывать лишь на собственные ноги.

Путь Мирона лежал на юг, к заливу Бост, где в устье Санориса кое-как
влачил существование городишко-порт Зельга. По Шандаларским меркам город
был большим и богатым, но Мирон, повидавший на своем веку немало людных
столиц, иначе как дырой и глушью не мог его назвать. В Зельгу изредка
наведывались заморские купцы-южане. Шандалар торговал лишь плодами
мха-опоки. За долгие годы бессезонья опока, нечто среднее между злаком и
ягодой, приспособилась к чудовищной влажности, холоду и буйно разрослась
по всему Шандалару. Кое-где ее пытались культивировать и получали более
крупные, чем у дички, плоды. Живи в озерном крае побольше народу, может и
удалось бы сделать ее популярной на всем побережье. А так - брали купцы по
нескольку мешков и все. Ну, и, понятно, дичь, шкуры болотных выдр - то чем
Шандалар славился еще до бессезонья.

Мирон усмехнулся - вспомнил, как старик Копач сватал его к своей
внучке. Заживем, говорил, на хуторе, поле расширим - за векшиным болотом
хорошая земля есть. Его, Мирона - в землепашцы! Смех, да и только.

Громко зашлепал с дороги прямо через трясину болотный заяц. Со времен
Сезонов длинноухие сподобились отрастить себе плоские перепончатые лапы,
ни дать, ни взять - лягушачьи. Вот и скачут теперь по топям, словно горцы
на снегоступах. И не тонут, холера! Даже не проваливаются. Людям бы так.

Тогда бы Мирон потопал напрямик, через реку-Бусингу, и дальше -
берегом озера Скуомиш, к Маратону. Но - он не заяц, его удел - извилистая
мокрая тропа, которую по привычке зовут дорогой. И приведет она путника в
Зельгу еще ох как не скоро.

Вот и остров - поросший ивняком и ольхой бугорок в бескрайнем болоте.
Приятно вновь ощутить под ногами землю, хоть раскисшую, но землю, а не
коварную пористую мочалку над болотными ямами...

Мирон стряс с сапог налипшие комья глины и принялся устраиваться на
ночлег. Натянул закопченный матерчатый конус и развел огонь. Веселые
желтые язычки пламени заколыхались на куске огненного камня. Этот кусок
грел Мирона и делал вкусной его пищу уже семнадцатый день. Хорошо, что
существует такой камень: дров, пригодных для костра в промокшем насквозь
Шандаларе давно не осталось. Палатка служила Мирону лет восемь. Когда-то
он очень удачно выменял ее у одного пройдохи-торговца из Лакримы на два
родовых хоразанских ножа.

Путник скинул плащ, расстелив его у огня - немного, да подсохнет за
ночь. Нанизал на шампур походное мясо, скупо полил вином (неслыханная
роскошь, но сегодня он мог себе это позволить) и принялся готовить ужин.
Дождь шелестел снаружи, шептал свою двухсотлетнюю песню, в палатке же было
сухо и уютно, а скоро станет еще и тепло.

Скоро Мирон насытился, надул ложе и растянулся у огня. Вытер жирный
шампур пучком мха и сунул в заплечный мешок, брошенный в изголовье. Хотел
достать оттуда же Знак Воина - маленькую металлическую пластинку с
выгравированными тремя рунами, но поленился. Двигаться совсем не хотелось,
а так пришлось бы шарить на самом дне мешка.

Знак Воина обычно носили на цепочке, как паспорт и талисман, но Мирон
еще вчера снял его, когда хлопотал у огня.

Он отхлебнул вина из плоской фляги; полудрема захлестнула его, будто
туман низину. Ему снился Знак Воина - награда за доблесть, визитная
карточка умелого бойца и верного защитника людского рода. Под этим небом
Знак имели лишь немногие. В Шандаларе кроме Мирона его не имел никто.
Вернее, сейчас никто. Двое отмеченных Знаком скитались в дальних землях за
пределами озерного края. Первого из них Мирон не видел семь долгих лет,
второго не видел никогда.

Проснулся он поздно. В палатке было на редкость тепло; огненный
камень рдел большой жаркой искрой. Мирон соскреб бурые пласты нагара и
язычки пламени тут же заплясали в полумраке палатки, осветив ее и бросив
на плотную материю причудливые тени.

Мирон выбрался наружу; разминая одеревеневшее после сна тело,
направился к ручью. Дождь за ночь прекратился, тучи из свинцовых стали
светло-серыми. Кусты окатывали его целыми водопадами холодных капель и
Мирон подумал, что к ручью, в общем-то, и ходить незачем. Глаза резал
непривычный свет: обыкновенно в Шандаларе гораздо сумрачнее, чем в это
утро.

Вволю поплескавшись в ручье Мирон натянул две свои куртки и бодро
зашагал назад к палатке, предвкушая скорый завтрак. Идти он старался точно
по своим следам: принимать ледяной душ по второму разу совсем не хотелось.

У палатки стоял крепкий длинноволосый парень и вертел в руке Миронов
Знак Воина.

Мирон замер. За подобное воровство полагалась немедленная смерть.
Рука сама скользнула на рукоять меча.

И он бросился в атаку, издав неистовый боевой клич. В руке незнакомца
тоже сверкнул меч; Знак он сунул за пояс.

- Й-э-э-э!

Сшиблась сверкающая сталь, которую не брали ни время, ни вездесущая
ржавчина. Они рубились, высекая рыжие искры, отхватывая кустам ветви,
утаптывая рыхлую грязь на пятачке перед палаткой.

Незнакомец явно не первый день владел мечом: Мирон долго ничего не
мог ему сделать, хотя многие искусные фехтовальщики познали мощь Мироновой
руки.

Пошли в ход кулаки и ноги: чужак саданул Мирону в ухо, а сам получил
сапогом под колено.

Минуты через три Мирон достал ему локоть, а потом плечо, но
неглубоко, едва ли глубже кожи. Тем не менее кровь все же хлынула. Но рано
успокаиваться: незнакомец ловко отбил боковой секущий, перебросил меч в
левую руку и сделал стремительный выпад.

Мирон едва увернулся, но бок словно огнем опалило. Куртка стала
липкой от крови - та, что внизу. Даже вторая, верхняя начала окрашиваться
в темно красный цвет у прорехи.

Еще через минуту чужак невероятным блоком отразил Миронов удар,
вывернул кисть под совершенно немыслимым углом и выбил у Мирона меч. Мирон
тут же поймал противника на замахе, взял руку на излом и швырнул чужака на
вязкую землю. Меч его, вращаясь, отлетел даже дальше миронова.

Они сцепились врукопашную. Мирон насел на незнакомца сверху, но тот
мигом перебросил его через себя. Но и сам не успел навалиться: Мирон мягко
перекатился и вскочил. Застыли на секунду друг против друга.