на свободу крик - еще не трель взрослой птицы, но отчаянный призыв
детеныша, мольбу о помощи и защите. Совенок прижался к неподвижному телу
матери и тоже замер в наивной надежде остаться незамеченным. Только
широкие листья бумбака величаво колыхались, точно диковинные зеленые руки.
вдруг узнал в испуганном и брошенном всеми птенце себя - одинокого и
беззащитного в огромном и отнюдь не ласковом мире.
слабость. Ведь если бы не певчие совы они с ло Гри наверняка так и не
заметили бы этот злосчастный Лист.
застывшего птенца и ринулся по следу косули, отгоняя прочь назойливые
мысли.
стало снова подниматься, Хаст готовил на огне мясо добытой косули, вновь и
вновь вспоминая обреченного совенка. Не выжить этому комочку теплой плоти,
ясно как день, что не выжить. И никто не поможет, ибо законы леса добры
лишь к сильным.
месте. Он не должен никому помогать. Кому суждено погибнуть - погибнет,
потому что это закон. И не ему, Хасту-одиночке, нарушать законы жизни.
закон, он и торчит седьмой год на ненормальном Листе? Один, как Солнце в
Небе?
мамашей уже расправлялись шустрые мыши-падальщики и белые жуки.
пихты, сверкая глазищами. Если бы не глазищи, он стал бы совсем незаметным
на фоне ствола. Хотя это вряд ли помогло бы: из чащи, колыхая листья
бумбака, вытекла пестрая древесная змея. Длинная, почти шаг. Нахмурившись,
Хаст подобрал валежину и прогнал змею прочь.
однажды спасенного более не бросают Судьбе на забаву. Тем паче, если он
мал и беспомощен.
совенком. Тот окаменел, не сводя глаз с человека. Медленно-медленно Хаст
протянул защищенную толстой шкурой зубра руку к птенцу и тот, словно
заранее обученный, браво шагнул навстречу и взгромоздился на предложенный
насест, аккуратно сомкнув когти вокруг запястья. Хаст затаил дыхание.
Птенец несмело пискнул:
словно подчеркивал, что доверяет человеку.
при желании мог легко пропороть и куртку, и руку Хаста под ней.
далеко в сторону.
невысказанной радостью.
глотал, закатывая глаза. Разговаривать с кем-нибудь живым было на
удивление приятно и впервые за несколько лет Хаст не чувствовал себя
одиноким.
из тусклого металла, казалось, обрел глаза; сейчас он глядел на жертву:
крупную сову, дремлющую на толстом суку корявой веши.
сове, вгрызлась в жаркую плоть, легко проткнув оперение и тонкую кожу. С
хрустом ломая полые птичьи кости, окровавленный наконечник прошел сквозь
тело и вышел наружу. Жизнь покинула беспечную птицу мгновенно: шурша
ветками, сова мягко шлепнулась на прошлогоднюю хвою.
охотничьим ножом, тщательно вытер наконечник о пестрые совиные перья и
вернул стрелу в колчан. Еще один взмах ножа - и средний коготь с левой
лапы перестал принадлежать законной хозяйке. Острием ножа ло Гри проделал
в когте небольшое отверстие и нанизал на тонкий шнурок, где болталось
десятка два таких же кривых, словно серп луны, когтей.
мирно дремал, вцепившись в морщинистую кору веши когтями. Вчера Хаст
приспособил этот нехитрый насест, решив, что птице удобнее отдыхать на
ветке, нежели на полу. Рядом висело ожерелье из когтей убитых сов; Хаст
наткнулся на него взглядом. Вздрогнул. Но птенец не обращал на
свидетельство смертей своих соплеменников никакого внимания.
сверкнули в полумраке жилой полости.
ожерелье, стараясь, чтобы совенок не увидел. Но тот внимательно, словно бы
даже с интересом, наблюдал за человеком.
привычке, чем по необходимости, зафиксировал ножны на бедре, чтоб меч не
мешал при ходьбе по лесу, велел совенку "сидеть тихо" и ушел в лес.
за добычей снова и снова: в клане охотник - опора, он заботится обо всех,
кто остается в стойбище. Заботится и защищает. Последние годы Хасту не о
ком было заботиться и некого защищать. Но его естество требовало защитить
хоть кого-нибудь, помимо воли и событий, и отчасти поэтому возникали
вспышки непонятной ярости.
Хаст подумал, что, наверное, именно из-за этого люди и стали людьми: из-за
потребности защищать и заботиться.
быстро рос и набирался сил. Пух мало-помалу заменялся на пестрые перья
взрослой птицы, крылья окрепли, постепенно Скиит стал перепархивать с
места на место, а раньше ковылял на когтистых лапах. Взрослые совы
почему-то перестали появляться вблизи жилища Хаста, а на "нос" Листа
наведываться было незачем. Хаст и не наведывался. Дичи хватало и совсем
рядом, ни человек, ни совенок не голодали.
лиственной зоны. У границы зон, где обосновался Хаст, развелось много
куропатов, чуть ближе к "корме" держался табунок оленей. Их Хаст без нужды
не трогал, решив позволить пятнистым зверькам расплодиться.
спутнику Кольцевого Океана. Чуть выше, в слое, где кишел легкий планктон,
паслись киты - громадные продолговатые пузыри, свободно парящие на Миром.
На гладких серых боках виднелись лоснящиеся шарики прилипал. Изредка
вблизи Листа проплывали стайки высотных медуз - удивительно красивых
созданий, похожих на невесомые текучие шлейфы. Они обитали в верхних
уровнях атмосферы и в слой, где держались Листы, спускались очень редко.
Как-то раз Хаст наблюдал нападение трех молний на китенка - бедняга был
проколот в несколько секунд, хищники вцепились в мякоть киля под брюхом и
рухнули вместе с потерявшей способность летать жертвой прямо в волны
Океана. Молнии были королями среди плотоядных: способные набирать воздух в
специальную полость и силой извергать его в любом направлении, они
перемещались в потоках независимо от ветра с поразительной быстротой, а
привычка нападать втроем-впятером позволяла умерщвлять даже взрослых
китов.
шаром. Хаст готов был поклясться, что к корзинках кто-то копошиться.
Вполне возможно, что так же, как Листы приютили людей, нелетающих животных
и деревья, и наусы пустили в свои корзинки какую-нибудь мелочь. Наусов
часто сопровождали парочки воркующих альбатросов - птиц, совершенно
утративших ноги. Они всю жизнь проводили в полете, даже спали, не
переставая парить в потоках податливого воздуха. Хаст смотрел на них с
завистью: они никогда не расставались с крыльями.
на гладкие семена клена, поймать ветер шероховатой плоскостью крыла и
взмыть, подмяв восходящий поток, над Листом. Хаст закрывал глаза и видел,
как сосны и веши проваливаются вниз, казавшаяся необъятной чаша вдруг
становится похожей на чайное блюдце и виднеется целиком чуть в стороне и
внизу. И даже машет кто-то с поляны, машет рукой, приветствуя
ло-охотника...