калиткой от бегучего гама Невского: на рыбный магазин, где кроме
пучеглазых океанических чудовищ давно ничем не потчевали: на магазин
сорочек, где никогда не было приличных рубашек его, ходового тридцать
девятого, размера: на "Кавказский" ресторан, где он вообще как-то ни разу
не был: на Казанский собор, куда он однажды водил жену, тогда еще невесту,
и с тех пор хранил знание, что это красивейший собор в Ленинграде, а
архитектор Воронихин, из крепостных, был на самом деле внебрачным сыном
графа Строганова, того самого, чей дворец.
девять.
крышкой. С нетвердой преступной улыбкой обратился к соседу:
стекла, парень не понял.
покупательские колонны, на Галере кучковалась, перекидывая сделки, фарца,
а на Садовой, над трамваем, над серым камнем, за угловым, огромным,
выгнутым, многостекольным окном Публички - часы, привычные, круглые,
малозаметные постороннему, и стрелку - вразлет: девять часов пятнадцать
минут! будьте любезны!..
ощущая запретную бестактность своего вопроса:
красной звездочкой и фосфорными стрелками:
локоток надменную манекенщицу, запустив традиционной до идиотизма фразой:
"Девушка, который час?". Девушка шевельнулась презрительно. Мамрин
допытывался:
Сменив гнев на милость:
естественного отбора, до всего дело, встряла судейски:
всегда в это время.
еду.
протискиваясь и извиваясь. Огромную баранку пошевеливала брюнеточка в
стрижке "под полубокс" (так это раньше называлось?). Мамрин пленной птицей
заколотился в перегородку. У перекрестка она отодвинула форточку:
вполне солдатское, нажала педаль хода. "А время?" - булькнул в стекло
Мамрин, уж заметив: часы в приборной доске - на половине первого.
прочностью ноги и воззрился в охватившее его пространство Гранитный
дурацкий карандаш, увенчанный геройской звездой, торчал, как ось,
посередине беспорядочного вращения каменной, бензиновой, металлической,
людской мешанины. Беспросветный стальной колпак без малейших проблесков
светила покрывал ее.
циферблаты твердыни Московского вокзала: час. Двадцать минут пятого. Семь
сорок. Одиннадцать ноль семь.
Божья ладонь прихлопнула егозливую букашку.
груди.
транспорт. Рваный рок хлестал из ресторанных стекол, и швейцар в сутолоке
сеял затоптанные червонцы. Муравейник переливался вкруг вокзала, брачной
страстью трубили электрички. Зажглись пустые витрины булочной, гармошкой
съехалась очередь за итальянским мороженым. У стоянки такси обнимали
букеты мокрые теснимые цветочницы. Загремел засов гастронома, захромала
световая реклама, завертелись головы прибывающих толп.
Лиговку и Невский. Вскрикнул сдавленно слипшийся ком, валясь в метро.
Выражаясь языком дорожно-транспортных происшествий, движение было
парализовано.
круглый гулкий звук прокатился в электрическом воздухе: ударила пушка с
Петропавловки, которой полагалось отмечать либо полдень, либо стихийное
бедствие типа наводнения.
наличествовало. Перенасыщенная человеческая смесь, следуя естественной
закономерности, возбуждалась собственной энергией: самовозгорание опасного
груза при неправильной хранении: не кантовать. В обмене репликами и
соображениями уже переходила на личности и храбрыми намеками кляла
городскую власть и всеобщий бардак, и сильно умный рассуждал о
высоконаучной природе времени, раскручивался слух о небывалой магнитной
буре, перекрываясь другим - о безобразном качестве советских часов, и
третьим - о переходе на всеобщий скользящий график: уже одни читали вчера
объявление об этом эксперименте, а вторые слышали по телевизору.
АЭС, все поезда забиты - на Ленинград эвакуируются..."
обесточены, закупорили весь город..."
лицами еврейской национальности, явными или скрытыми: зазвенела празднично
и призывно разбитая витрина: застонала гражданка про украденный кошелек:
завибрировали кассирши и продавщицы под напором жадных рож, растекались
коробки с мылом и сахаром.
"Демократия - через многопартийность", "Патриоты всех стран -
объединяйтесь!", "Труд должен быть свободным!", "Долой партократию!" и
почему-то "Украсим наш город!". Балансируя на лотках и урнах, проклюнулись
поверху ораторы, напрягая тренированные гортани рубили правду-матку, в
подтверждение правоты ведя рукой вокруг - не то демонстрируя имеющиеся
безобразия, не то даря их слушателям широким жестом Садко, бросающего
заморские подарки - в доказательство, что уж теперь-то всем явно и
очевидно: дальше так жить нельзя.
ярясь сиреной, проталкивался упорно. Мегафон слал привычный жестяной указ:
- Граждане, соблюдайте порядок! Просьба очистить площадь!.. Нарушители
законности будут привлечены!..
стеклянному! Отрицательные эмоции площади сфокусировались на козле
отпущения. Выделились крепкие ребята в черных майках и десантных
тельняшках, и хорошо прикинутые деляги, с мятыми боксерскими носами и
выкрученными ушками борцов. Фургончик качнулся и лег, хрустнув зеркальцем
на кронштейне и внимая в борт дверной ручки.
опустилась пряжка армейского ремня.
опрокинутой машине. - Нельзя кровавую баню! Они этого хотят! Провокация не
пройдет! Мы не марионетки... Мы не дадим себя одурачить! загнать в лагеря!
Хватит!
против нас! Опять пойдем на поводу? на бойню?