виноват? Тот ли, кто уронил плеть, или тот, кто, едучи сзади, поднял
плеть? Если воин натянул лук и пустил во врага стрелу первым, но стрела
летит мимо, кто же виноват, если в ответ пустили стрелу и попали в глаз
воину? Кто виноват в смерти воина: сам ли он, имевший первый выстрел, но
промахнувшийся, или враг, что выстрелил вторым, но попал?
пятнает красным истоптанный бурый снег. Глаза сотника изумленно
вытаращены. Он не ждал удара! Но в самом деле, кто же виноват: тот ли, кто
приказал убить, или сам сотник, позволивший так поступить с собой?
Думайте, думайте, богатуры!
жажды, нет; достоин бунчука умеющий сам оберечь себя и не забыть о других;
тот же, кому не по силам спасти себя, погубит и людей, и оттого недостоин
их вести; лучше такому умереть!
сомнение. Теперь следует замолчать. Пусть переварят услышанное, пусть
поразмыслят над сказанным. Вашим же арканом свяжу я вас. Думайте,
хорошенько думайте, богатуры!
Ульджай, и каждое слово было ударом, рассекающим панцирь неподчинения. Но
удары иссякли, подобно волнам, дробящимся о молчаливые скалы, и теперь
оставалось только ждать, а самым важным стало не опустить глаза, устоять
под прицелом множества вызывающих взглядов, сливающихся в один полный
угрозы прищур.
их, откатываясь исполненным безнадежности эхом. И ухмылка окровавленной
головы, щекой к снегу лежащей у ног, казалось, сделалась шире; мертвый
сотник искоса подглядывал за своим погубителем, беззвучно взывая о мести.
заложенные за кушак, застыли, словно прошитые железным стержнем, и в тело
впилась мелкая, резкая, кусачая боль. От жуткого напряжения зашевелились
волосы под шапкой; в голове мерно застучало, будто кто-то рвался оттуда на
дневной свет, все сильнее и сильнее вбивая в свод черепа маленький острый
молоток...
подчиненные, тоже отнимали силу, столь необходимую в этот миг. Они ждали -
победы, чтобы покориться окончательно, или - поражения, чтобы вцепиться в
затылок; эти, за спиной, - не волки, они шакалы, нюхом ощущающие слабость,
и если монгол, решившись, ударит в лицо, то эти, полупокорные, нападут
скопом, вдавят в грязный снег и растопчут; быть может, они уже сделали бы
это, если бы не Тохта; кипчак стоял, широко расставив ноги, меч его был
обнажен, а в глазах, ползущих по лицам черигов, читалась смесь
предостережения и решимости. Это тоже ощущал, не видя, Ульджай; он сам не
мог бы об(r)яснить, отчего уверен в кипчаке, но в об(r)яснении не было
нужды...
помутившемся воздухе. Они норовили укусить зрачки, ослепить - и нельзя
было приказать ресницам отогнать назойливых; прямой как стрела взгляд был
оружием, единственно надежным, и чего стоит сморгнувшая стрела?..
надорвалась, готовая лопнуть подобно изнасилованной неумехой струне,
молотобоец пробил наконец дыру, выпуская из головы перешагнувшую рубеж
терпения тяжесть.
не мог оставить без помощи, он опять рядом; значит, не нужно бояться. Что
такое ненависть сотни мэнгу, что такое гнусность разноязыких шакалов перед
мудростью отца, познавшего ныне все сути и тайны?..
неостановимо, оседая в нутре черепа от затылка ко лбу; он был настойчив и
столь липок, что шапка прилипла к волосам, отделенным от шепота твердой
костью.
доселе; они источали сизый дым - Ульджай видел эти зыбкие струйки, словно
заглядывая внутрь себя, - свивались в неясные знаки, а молчание монголов
становилось невыносимым, и шорох за спиною стал явным, и шумно втянул
ноздрями воздух Тохта, сделав шаг назад...
ударило вперед, через зрачки, расцвело огненным грибом и свело глотку,
распялив губы в пронзительном визге:
раздеваясь, и смежил веки, не забыв приказать холопу: не буди! Не было
нужды подниматься с рассветом; почти приготовленный костер татарва станет
еще украшать и запалит не раньше полудня, вот тогда и будет резон
подняться на стену, поглядеть на прощанье бесовские пляски. В чреве
бурчало, выпитый сверх меры мед ворочался густым комом; старею, подумал
Борис Микулич, раньше разве б ощутил такое после пяти-то чар? Ну шести,
без разницы. И еще подумалось: а выстояли ведь, не сдали стен, молодец
Борька, орел... но это уже было затуманено, неясно. Не додумав, провалился
в тяжелую дрему и почти тотчас очнулся.
на кого-то небесам, а когда, истончившись, исчезал, другой пес подтягивал
на другом конце детинца, и третий, и пятый взвывали тоскливо, и окно,
наспех заткнутое пуховой подушкой, не удерживало режущий ухо, мерзко
вскуливающий плач...
нечистого. - Зря не сдержался, ночью-то. К чему бы такое? - подумал,
прислушиваясь. Знахарки сказывают, коли воет пес белый, так к свадьбе, а
коли черный, так к беде, а ежели пегий... нет, не смог припомнить к чему;
да и не было надобности: это ж если во сне собака взвыла, так примета
верна, а я-то не сплю...
доверенных и осторожно, но и настойчиво теребил за плечо; грубое лицо
дружинника, красное от морозца, было тревожно.
понял: нельзя нежиться. Кряхтя, встал, потянулся, разминаясь. Тотчас
возник холоп с лоханью, полил на руки, подал вышитый рушник.
но все равно было гнусно. Оттого и спросил неласково.
в степь хаживали некогда, а ума не набрался. Ишь ты, на стены... где ж
такое видано, чтоб костер складывали степные попусту? Ни у кого из
косоглазых такого не заведено, ни у половцев, ни, опять же, у печенегов
былых (дед сказывал); а новые поганцы суть те же, что прежде, ну малость
разве позлее. Костер поставили, значит - уходят, примета верная.
то ты, Микулич, у нас и воевода.
озаботило. Береженого, известно, и сам Господь бережет...
сошел уже ко всему готовый, бодрый, словно бы и помолодел. Ох и день! Как
не зима на дворе: солнце вовсю жарит, небо синее, ни ветерка... тоже
небось радо небо, что устояли?
теплом.
стояли. Разве вот псы...
поспевая за скорым на ногу воеводой, и каждое слово давалось не без труда;
однако же отвечал быстро и толково.
волю рвется...
так-то вцепляться? - Ладный пес. Да и не всем же сразу беситься...
выли, кто их, псов, разберет?.. а только почудилось в тот миг воеводе
недоброе. И, уже взойдя на стену, вглядевшись попристальнее в татарский
стан, понял Борис Микулич: так оно и есть! лучше человека псы беду чуют...
смешные даже, суетились, рассыпаясь на стайки, растягиваясь у взвоза в
длинную неровную цепь...
Контровский Владимир
Корнев Павел
Русанов Владислав
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Мережковский Дмитрий