ударом в глаз, и когда она бросилась к своему другу, чтобы его
оживить, вместо правого его глаза она увидела лишь черную
клоаку.
светом, и время от времени доносился громкий неясный гул.
Она встала, машинально оделась. Она не могла отвести глаз от
трупов-близнецов. Она присмотрелась получше.
той же позе, что и Ляпис, и их профили показались ей
удивительно похожими. Тот же лоб, тот же нос. На пол скатилась
шляпа, открыв такую же, как у Ляписа, шевелюру. Хмельмая
чувствовала, что рассудок покидает ее. Она беззвучно рыдала во
все глаза, она не могла двинуться с места. Все они были копиями
Ляписа. А потом тело первого мертвеца показалось вдруг менее
четким. Его контуры подернулись темным туманом. Превращение
ускорилось. Тело перед ней начало растворяться в воздухе.
Черная одежда по ниточке расползлась ручейками тени, она успела
заметить, что и тело у человека было телом Ляписа, но оно тоже
растаяло и растеклось, серый дым тянулся по полу и вытягивался
через оконные щели. Тем временем началось превращение и второго
трупа. Сраженная страхом, Хмельмая ждала, не в силах
пошевельнуться. Она осмелилась взглянуть в лицо Ляписа: раны на
его загорелой коже исчезали одна за другой, по мере того как
люди один за другим рассеивались, как туман.
стало опять молодым и красивым -- и в смерти таким же, как в
жизни. У него было умиротворенное, нетронутое лицо. Тускло
поблескивал под длинными опущенными ресницами правый глаз. И
только крохотный треугольник голубой стали метил мускулистую
спину непривычным пятном.
след серого пара вкрадчиво соскользнул с подоконника. Тогда она
бросилась к двери, открыла ее и, мгновенно захлопнув за собой,
устремилась по коридору к лестнице. В этот момент снаружи с
ужасным раскатом грома сорвался с цепи ветер, и тяжелый, грубый
дождь громко забарабанил по черепице. Сверкнула яркая молния, и
снова ударил гром. Хмельмая бежала по лестнице вниз, она
добралась наконец до комнаты Лиль и влетела внутрь. И тут же
зажмурилась от ослепительной вспышки, более яркой, чем все
остальные, сразу же за молнией раздался почти невыносимый
грохот. Дом содрогнулся на своем фундаменте, словно громадный
кулак обрушился на его крышу. И вдруг, сразу, воцарилась
гробовая тишина, только в ушах у нее стоял гул, как бывает,
когда слишком глубоко погружаешься в воду.
рядом с ней, Лиль глядела на нее с нежным состраданием.
Хмельмая еще плакала, судорожно давясь своими всхлипываниями, и
держала Лиль за руку.
гроза. Дурочка, не надо делать из этого трагедию.
непонимающий вид, отсутствующие глаза.
Хмельмая наверняка ошиблась.
на полу, голый, с торчащим из спины ножом. А все остальные
исчезли.
всех убить, а когда увидел, что ему никак этого не сделать,
убил самого себя. И в этот момент я их увидела. А мой Ляпис...
я думала, что он спятил, но я их увидела, Лиль, я увидела их
сама, когда он упал.
наверху с ножом в спине. Она поднялась, не дожидаясь ответа.
как дым, и все они были похожи на Ляписа. Совсем такие же.
у вас стряслось? Вы, должно быть, его отвергли, и тогда он убил
себя... Так?
она. -- Надо спустить его вниз.
когда он меня обнимал.
Лиль, я так хотела бы, чтобы этого не случилось, чтобы было
вчера... или даже сегодня, как раз перед этим, когда он держал
меня... Ох! Лиль...
прислушалась и, решившись, стала подниматься по лестнице.
Наверху слева располагалась комната Хмельмаи, а справа --
комната Ляписа. Вот комната Хмельмаи... а вот...
оставалось более ничего, кроме крыши дома, чьи стропила
упирались теперь прямо в коридор, напоминавший лоджию.
хочу уйти, Лиль, мне страшно.
трельяж, кровать, стенной шкаф. Порядок и легкий запах жасмина.
Они вышли. Из коридора можно было теперь разглядывать черепицу
на крутом скате крыши; в шестом ряду одна из них треснула.
Ляписа и его комнату.
было никакой комнаты, и Ляписа не было. Я никого не люблю. Я
хочу уйти. Лиль, пошли со мной.
своей комнаты, она с трудом заставила себя дотронуться до
ручки: ей было страшно, что все обратится в тень. Проходя мимо
окна, она вздрогнула.
зловеща.
воздух и потянулся. Насколько хватало глаз, простирался
подвижный, безмятежный океан, окаймленный плоским песчаным
пляжем. Вольф разделся и вошел в море. Оно оказалось теплым,
сулило отдохновение, а под голыми ногами, казалось, был
расстелен серо-бежевый бархат. Он вошел в воду. Наклон дна
почти не чувствовался, и ему пришлось долго брести, пока вода
не дошла до плеч. Она была чиста и прозрачна; он видел крупнее,
чем на самом деле, свои бледные ноги и поднимающиеся из-под них
легонькие облачка песка. А потом он поплыл, полуоткрыв рот,
чтобы пробовать на вкус жгучую соль, время от времени ныряя,
чтобы почувствовать себя целиком в воде. Нарезвившись вволю, он
наконец вернулся к берегу. Теперь рядом с его одеждой виднелись
две черные неподвижные фигуры, сидевшие на худосочных складных
стульях с желтыми ножками. Так как они сидели к нему спиной, он
безо всякого стыда вылез голышом из воды и подошел к ним, чтобы
одеться. Стоило ему принять приличный вид, как две старые дамы,
будто оповещенные каким-то тайным инстинктом, обернулись. На
них были бесформенные шляпы из черной соломки и выцветшие шали,
как и положено старым дамам на берегу моря. На коленях у обеих
лежали сумочки для рукоделия -- вышивания крестом -- из грубой