тоже в выигрыше.
золотого стекла.
здесь, думай обо мне и рассказывай мне всякие истории.
что, предпочитаешь петь мне песни?
и почувствовать малиновый вкус твоей помады.
лучше любых историй...
Увидев их, он остановился неподалеку, чтобы не помешать. Он,
пожалуй, пошел бы лучше с Вольфом, который как раз сейчас
возвращался домой. Часом позже все погрузилось во тьму, кроме
оставшегося солнечного круга, где были закрытые глаза Хмельмай
и поцелуи Ляписа в дымке испарений, исходивших от их тел.
остановить звон будильника, но липучая штуковина ускользнула от
него и скрутилась спиралью в закоулке ночного столика, где,
задыхаясь от ярости, и продолжала трезвонить вплоть до полного
изнеможения. Тогда тело Вольфа расслабилось в том заполненном
лоскутами белого меха четырехугольном углублении, где он лежал.
Он приоткрыл глаза, и стены комнаты зашатались, обрушились на
пол, подняв при падении высокие волны мягкого месива. А потом
друг на друга наложились какие-то перепонки, которые напоминали
море... посреди, на неподвижном островке, Вольф медленно
погружался в черноту среди шума ветра, продувающего обширные
голые пространства, среди неумолчного шума. Перепонки
трепетали, как прозрачные плавники; с невидимого потолка
рушились, обматываясь вокруг головы Вольфа, полотнища эфира.
Смешавшись с воздухом, Вольф чувствовал, как через него
проходит, как его пропитывает все, его окружающее; вдруг
запахло -- жгуче, горько, -- так пахнут пламенеющие сердечки
хризантем, ветер в это время стихал.
усилие и оказался на ногах и в носках. В комнату струился
солнечный свет. Но Вольфу по-прежнему было не по себе; чтобы
прийти в себя, он схватил обрывок пергамента, цветные мелки и,
быстро набросав рисунок, уставился на него, но мел осыпался
прямо на глазах: на пергаменте осталось лишь несколько
непрозрачных углов, несколько темных пустот, общий вид которых
напоминал голову давно умершего человека. Впав в уныние, он
выронил рисунок и подошел к стулу, на котором лежали сложенные
им брюки. Он шатался, будто земля корчилась у него под ногами.
Запах хризантем был теперь не столь отчетлив, к нему
примешивался сладкий аромат, запах летнего, с пчелами, жасмина.
Сочетание довольно-таки отвратительное. Ему нужно было спешить.
Пришел день инаугурации, и его будут ждать муниципалы. Он
впопыхах принялся за свой туалет.
он успел осмотреть машину. В шахте сохранилось еще несколько
десятков элементов, а мотор, тщательно проверенный Ляписом,
работал без устали. Только и оставалось, что ждать. Он
подождал.
Хмельмаи, да и гвоздика, которую она держала меж губ, была тут
же, с ворсистым стеблем и ажурным кружевом венчика, уже
связанная с землей тысячью невидимых уз, белесыми нитями
паутины. Вольф нагнулся, чтобы ее подобрать, и гвоздичный вкус
поразил его и одурманил. Он промахнулся. Гвоздика тут же
поблекла и, изменив свой цвет, слилась с почвой. Вольф
улыбнулся. Если он оставит ее здесь, муниципалы, конечно же, ее
затопчут. Его рука ощупью пробежала по поверхности почвы и
наткнулась на тонкий стебель. Почувствовав, что попалась,
гвоздика вновь обрела свой естественный цвет. Вольф осторожно
разломил один из узловатых бугорков на стебле и прикрепил ее к
воротнику. Он нюхал ее, не наклоняя головы.
медных Сопелок, громогласные глухие удары по растянутой на
барабане коже; затем сразу несколько метров кладки рухнуло
вдруг под напором муниципальной стенобитки, пилотируемой
бородатым приставом в черном фраке с золотой цепью. Через брешь
внутрь проникли первые представители толпы, почтительно
расступившиеся по обе стороны пролома. Появился оркестр, пышный
и звучный, -- бум, бум, дзинь. Заверещали, оказавшись в
пределах слышимости, хористы. Впереди вышагивал разукрашенный
зеленым тамбур-мажор, в быту -- кобельмейстер, размахивая своим
жезлом, которым он без больших надежд на копеечку Метил в белый
свет.
погнувшись, и хористы потуже затянули гимн:
вырезанных в форме и цвете каки, о чачача, каковое било их по
чачастям. В целом получался старинный марш, который ежели ныне
и использовался, то вкривь и вкось, поскольку уже давно никто
налоги не платил, но нельзя же помешать фанфарам играть
единственную разученную ими мелодию!
слуховую трубку носок, чтобы не слышать этого ужасного гвалта.
Следом за ним показалась и его жена, претолстенная особа, вся
красная и голая, она взгромоздилась на повозку с рекламным
плакатом главного сыроторговца, который знал касательно
муниципалитета всякие разности и посему заставлял муниципалов
подчиняться всем своим капризам.
-- как из-за плохой подвески экипажа, так и потому, что сынок
сыроторговца не только вставлял палки, но и подкладывал под
колеса камни.
не располагал политической поддержкой своего соперника и
вынужден был довольствоваться большими парадными носилками, на
которых прошедшую специальный отбор девственницу насиловала
здоровенная обезьяна. Прокат обезьяны влетел в копеечку, а
результаты оказались отнюдь не так уж впечатляющи: девы хватило
ненадолго, она упала в обморок в первые же минут десять и более
не кричала, в то время как жена мэра уже полиловела и,
как-никак, на ней было вдоволь растрепанных волос.
сосок повозка детоторговца; детский хор распевал при этом
старинную застольную песню.
кортеж? -- а четвертая повозка, на которой обосновались
гроботорговцы, застряла чуть раньше, поскольку ее возница
помер, не успев даже причаститься.
в сопровождении почетного караула со здоровенными ружьями под
полой приближаются официальные лица. Он встретил их как
подобает, а специалисты тем временем в несколько минут
сколотили невысокий деревянный помост со ступеньками, на
котором обосновался мэр и недомэрки, в то время как мэресса
продолжала лезть вон из кожи на своей повозке. Сыроторговец
направился на свое официальное место.
которой, флейтист сорвался с цепи и, зажав уши руками, взлетел
как реактивный снаряд на воздух; все во все глаза следили за
Адамов Григорий
Журавлев Владимир
Прозоров Александр
Акунин Борис
Прозоров Александр
Орлов Алекс