Чтение 16–й страницы книги ~Пена дней~

-- Нет, -- сказал Колен, -- не виноваты. Все из-за того,
что им вдолбили: "Работа -- святое, работа -- это замечательно,
это прекрасно, превыше всего, только рабочие и имеют право на
все". Только устраивают-то все так, чтобы заставить их работать
все время, и поэтому они не могут этим своим правом
воспользоваться.

-- Но тогда выходит, они дураки? -- сказала Хлоя.

-- Да, дураки, -- сказал Колен. -- Именно поэтому они и
идут на поводу у тех, кто внушает им, что работа -- самое
главное. Это не дает им поразмыслить, как избавиться от
необходимости работать.

-- Поговорим о чем-нибудь другом, -- сказала Хлоя. -- Эта
тема меня вымотала. Скажи, тебе нравятся мои волосы...

-- Я тебе уже говорил...

Он посадил ее к себе на колени. Он снова чувствовал себя
вполне счастливым.

-- Я тебе уже говорил, что ты мне очень нравишься и в
целом, и в частностях.

-- Ну тогда давай, переходи к частностям, -- сказала Хлоя,
отдаваясь в руки Колену, ласковая, как уж.

XXVI

-- Пардон, Месье, -- сказал Николас. -- Не желает ли
Месье, чтобы мы здесь вышли?

Автомобиль остановился перед расположенным у дороги
отелем. Дорога была что надо, с наведенным фотогеничными
бликами муаром, с совершенно цилиндрическими деревьями по обеим
сторонам, со свежей травой, солнцем, с коровами на полях,
трухлявыми загородками, цветущими шпалерами, яблоками на
яблонях и маленькими кучами опавших листьев, со снегом там и
сям, чтобы разнообразить пейзаж, с пальмами, мимозами и кедрами
в саду отеля и со взъерошенным рыжим мальчуганом, который гнал
куда-то двух баранов и пьяную свинью. С одной стороны дороги
был ветер, с другой не было. Выбирали ту, которая нравилась.
Тень давало лишь каждое второе дерево, и только в одной из двух
канав водились лягушки.

-- Да, выходим, -- сказал Колен. -- Все равно мы не
доберемся сегодня до Юга.

Николас открыл дверцу и спешился. На нем был красивый
шоферский костюм из свиной кожи и элегантная форменная
каскетка. Он отступил на два шага и осмотрел машину. Колен и
Хлоя тоже вышли.

-- Наш экипаж изрядно испачкан, -- сказал Николас. -- Та
самая грязь, через которую мы проезжали.

-- Ну и пусть, -- сказала Хлоя, -- его помоют в отеле...

-- Зайди и посмотри, есть ли у них свободные комнаты, --
сказал Колен, -- и хорошо ли здесь кормят.

-- Слушаюсь, Месье, -- сказал Николас, поднося руку к
каскетке; сегодня он доводил всех своими манерами еще сильнее,
чем обычно.

Он толкнул калитку из вощеного дуба и почему-то вздрогнул,
ощутив под рукой ее обитую бархатом ручку. Гравий прохрустел у
него под ногами, и он поднялся на пару ступенек. Застекленная
дверь поддалась его напору, он исчез внутри.

Жалюзи были спущены, и из отеля не доносилось ни звука.
Солнце потихоньку припекало упавшие яблоки, заставляя их
порождать малюсенькие зеленые и свежие яблоньки, которые тотчас
расцветали и приносили еще более крохотные плоды. В третьем
поколении различить можно было уже лишь что-то вроде
зелено-розового мха, в котором, как шарики, катались мельчайшие
яблочки.

Несколько козявок зюзюкало на солнце, подчиняясь неясным
заданиям, одним из которых было быстрое коловращение на одном
месте. На ветреной стороне дороги под сурдинку гнулись злаки, с
легкими трениями порхали листья. Несколько жесткокрылых
пыталось плыть против течения, негромко шлепая по воздуху на
манер колес парохода, держащего курс на Великие озера.

Колен и Хлоя оставались на солнцепеке бок о бок, они
молчали, и сердца у обоих бились в ритме буги.

Застекленная дверь тихонько заскрипела. Вновь появился
Николас. Его каскетка была сбита набекрень, костюм -- в
беспорядке.

-- Они выставили тебя вон? -- спросил Колен.

-- Нет, Месье, -- сказал Николас. -- Они готовы принять
Месье и Мадам и заняться машиной.

-- Что с тобой стряслось? -- спросила Хлоя.

-- Уф!.. -- сказал Николас. -- Хозяина не оказалось на
месте... Меня приняла его дочь...

-- Приведи себя в порядок, -- сказал Колен. -- Ты забыл о
приличиях.

-- Умоляю Месье простить меня, -- сказал Николас, -- но я
подумал, что две комнаты стоят жертвы...

-- Иди переоденься в штатское, -- сказал Колен, -- и
говори нормально. Ты выматываешь мне все нервы на катушки!..

Хлоя остановилась поиграть с маленьким сугробом.

Хлопья, белые и нежные, оставались белоснежными и не
таяли.

-- Посмотри, какой красивый, -- сказала она Колену.

Под снегом росли примулы, васильки и маки-самосейки.

-- Да, -- сказал Колен. -- Но ты зря трогаешь снег. Ты
озябнешь.

-- О нет, -- сказала Хлоя и закашлялась, будто кто-то
раздирал шелковую ткань.

-- Хлоя, -- сказал Колен, крепко прижимая ее к себе, -- не
кашляй так, мне от этого больно!

Она выпустила снег из рук, он падал медленно, как пух, и
снова заблестел на солнце.

-- Не нравится мне этот сугроб, -- пробормотал Николас.

Но тут же снова овладел собой.

-- Прошу Месье простить мне эту вольность речи.

Колен стянул с ноги туфлю и швырнул ее в Николаса, а тот
как раз нагнулся, чтобы соскоблить крохотное пятнышко со своих
брюк; услышав звон разбитого стекла, он выпрямился.

-- О! Месье... -- с упреком сказал Николас, -- это окно
комнаты Месье!..

-- Ну что ж, ничего не поделаешь! -- сказал Колен. -- Не
надо будет проветривать... А тебе впредь наука -- не
рассусоливай, как идиот...

Он поскакал на одной ноге к двери отеля, Хлоя ему
помогала. Разбитое стекло уже начало отрастать. По краям рамы
образовалась тонкая кожица, переливающаяся, как опал, радужными
бликами изменчивых и смутных цветов.

XXVII

-- Ты хорошо спал? -- спросил Колен.

-- Неплохо, а ты? -- сказал Николас, бывший на сей раз в
штатском.

Хлоя зевнула и взяла кувшинчик с каперсиковым сиропом.

-- Мне мешало спать стекло, -- сказала она.

-- Оно не закрылось? -- спросил Николас.

-- Не совсем, -- сказала Хлоя. -- Родничок еще не совсем
зарос и пропускает потрясающий сквозняк. К утру у меня была
полная грудь этого снега...

-- Безобразие, -- сказал Николас. -- Ну и головомойку же я
им задам. Кстати, уезжаем сегодня?

-- Во второй половине дня, -- сказал Колен.

-- Надо будет переодеться в шоферскую форму, -- сказал
Николас.

-- Ох! Николас... -- сказал Колен. -- Если ты опять...
я...

-- Да, -- сказал Николас, -- но не сейчас.