Гарм ВИДАР
ЕРЕТИК
тишине было слышно только как огонь, словно голодный уличный пес, давясь и
фыркая, пожирает свою добычу.
на Магистра. Преподобный фон Вайль стоял спокойно, чуть расставив ноги,
обутые в запыленные походные сапоги и скрестив на груди огромные цепкие
руки. Бесформенная серая ряса, точно такая же как и всех Братьев
доблестного ордена "Гонителей Скверны", не могла спрятать крепкой
сухощавой фигуры Магистра, - фигуры скорее воина, а не монаха...
будто выбирая очередную жертву и с брезгливым выражением лица отвернулся,
и Бернар поспешно опустил голову, чтобы не встречаться с завораживающим
взглядом Великого Магистра.
опало в сытой истоме, упрятав дикую необузданную силу в тлеющие угли, -
будто когти затаившегося жуткого зверя в мягких подушечках коварных лап,
потенциально опасные внезапной силой и отсутствием жалости.
власти, и монахи-телохранители, построившись клином, рассекли толпу, как
хорошо отточенный боевой топор рассекает трухлявый пень. Бернар поспешно
шагнул вслед за Магистром в образовавшийся проход. Толпа, еще минуту назад
жаждавшая крови и алчно ликовавшая, молчала.
только грязный подол серой рясы впереди идущего Магистра.
Скверны!!!
кровью глазами в очередную кружку до краев наполненную старым красным
вином, Бернар краем уха улавливал восхищенный шепот за спиной:
зыбким призраком на коварную гладь вина, наполнявшего кружку, и из
венозно-кровавых глубин всплывал отражением Священного Костра, сквозь
пламя которого явственно угадывалось лицо проклятого еретика... И Бернар
вновь пил, пока не утопил окончательно в вине, то ли это лицо, то ли свое
собственное.
только, что вспыхнула драка и он бил кого-то по лицу кружкой, силясь
загнать это лицо обратно на дно. Потом били уже Бернара, но без особого
усердия: кому охота связываться с монахом.
или иначе, но очнулся он только под утро. Избитый, грязный, будто его
волоком протащили по улице. Одна рука покоилась среди нечистых вод сточной
канавы, а во второй Бернар сжимал ручку от кружки: остальная часть
посудины отсутствовала. Сердце стучало часто и не ровно, лоб был покрыт
испариной, и ноги - держали с трудом.
медленно неуверенными шагами побрел в Монастырь. На душе было еще более
мерзко, чем накануне, и рождающийся новый день тоже не сулил ничего
хорошего.
своим видом напоминаете - перебравшего накануне лавочника! - ворчливо
забубнил отец Зеро - седенький серенький мышастый старик, в жилах которого
наверняка уже не было крови ибо ее давно вытеснила черная желчь.
лицу подобающие постно-благочестивое выражение. - "Я и есть лавочник -
мясник..."
шевеля разбитыми губами.
сдержать свое слово. Всякому терпению когда-нибудь приходит конец...
служившей умывальней, был полон не очень свежей воды. Бернар опустился на
колени, лицом прямо в таз. На мгновение ему захотелось сделать глубокий
вдох прямо в воде и...
должен теперь делать. Вода текла по лицу, и со стороны могло показаться,
что это слезы... Но это была всего лишь вода.
тусклом свете слишком далеко расположенных друг от друга факелов, едва
угадывались покрытые зеленой плесенью стены, а своды и вовсе не были видны
во мраке. Человек оказываясь здесь ощущал себя вдавленным в грязный
покрытый плесень пол гнетущим прессом этого беспросветного мрака, тоски и
отчаянья.
Отсчитывая неумолимый ход времени. Подчеркивая безликое единообразие.
Перечеркивая все, что находится за стенами Монастыря: Свет, Жизнь, Мир.
такого же массивного стола. Писец-стенограф осторожно шевельнулся в своей
нише и вновь замер серым безликим истуканом...
ускользающим взглядом выцветших глаз: уличный торговец всякой
галантерейной мелочью, - по кличке Гнилушка. Здоровенный откормленный
монах, с изрытым оспой дряблым и тупым лицом похожим на плохо прожаренный
блин, почти впихнул мужичонку в "Исповедальню" и замер за его спиной серой
глыбой.
упорством заевшей граммофонной пластинки, без всяких эмоций
"прокручивалась" единственная мысль в мозгу убогого человечка.
ускользающий взгляд этого не лучшего представителя человечьей породы.
и "пожевал" пересохшими губами.
он брякнется на сырой грязный пол.
тренированным сознанием, превращая во прах несуразную толстую скорлупу,
под которой заживо было похоронено "Я" этого жалкого грязного маленького
человечка.
глаз потекли мутные слезы и прожгли на нечистом лице две светлые борозды.
Вдруг его всего передернуло и он чужим хриплым голосом завыл:
Нонсенс! Дырка от бублика. Все что осталось от Жизни, когда самой Жизни
уже нет, а возможно и не было никогда. Ибо скотское существование нельзя
назвать жизнью и Жизнь не есть скотское существование...
профиль, угадываемый в полумраке делал сходство с огромной серой крысой
просто мистическим.
и на его губах показалась пена...
словно бычьи туши... Гонители Скверны... Апологеты Единообразия... Серые
крысы... Если разум стерилен это еще не значит, что руки не обагрены
кровью...
которую никак невозможно было предугадать в этом жалком измученном
существе, распластанном на заплеванном истоптанном полу.
глазах отражались только равнодушные стены в грязных потеках.
смыть... Скорпионы в кольце огненном... - Стрелецки забился и захрипел, а
монах-конвоир равнодушно спросил: