Чтение 4–й страницы книги ~Лабиринт~

теплые мысли о нем не воскресят его и его людей. Не знаю, смогу ли я
когда-нибудь отыскать еще одного такого друга, великолепно умевшего презирать
предрассудки и абстрактные понятия, выдуманные нищими мудрецами и якобы Ведущие
к созданию на земле Золотого века, царства добра.
А теперь Каро нет, и мир стал беднее, и я лишен моих верных помощников. И
полицейский сотник, что раньше кланялся, завидев меня за квартал, вошел вчера ко
мне в дом едва ли не как хозяин, лучась самодовольством и важностью. Оперируя
деликатными намеками, он рассказал мне о лидийце и вежливо, но достаточно грозно
предупредил, что в случае каких-либо осложнений, случись с лидийцем что плохое,
он уж мне... Проглотив это, я с видом оскорбленной невинности прикинул, сколько
же ему перепало от лидийца. Довольно много, если он так держался, забыв свои
прошлые страхи...
Вот и результат десятилетних трудов на поприще толкования снов. То, что мы с
Каро называли между собой "исцелением души", теперь, с его смертью, невозможно,
и мне пришлось отослать ни с чем трех набитых золотом клиентов. Обыкновенное
гадание, толкование примитивных снов мелких людишек до того бесперспективно и
малодоходно, что я бросил бы его, не объявись даже лидиец. Для человека моих
способностей это - неразумное разбазаривание по мелочам своего таланта. Итак?
Можно обратить в звонкую монету все написанные неосторожными людьми письма - мою
коллекцию, долго и кропотливо собиравшуюся по крупицам. Коллекцию, открывающую
мир слабостей, необдуманных влечений, скотской невоздержанности, предательства,
жалких потуг на незаслуженную славу. Она стоит немалых денег, если торговать
письмами в розницу, но как целое она еще дороже - материал для моего будущего
труда "Что есть человек". Труд этот должен неопровержимо доказать скотскую
сущность человека - в противовес потугам бродячих философов, прочащих человеку
божественное величие духа.
Эти глупцы смеют уверять, что человек станет лучше бога, но что такое бог? Я
хорошо знаю богов, мне приходилось иметь с ними дело. Боги - не более чем
уставшие актеры, которых ведет роль, жалкие куклы, обреченные разыгрывать До
бесконечности одни и те же приевшиеся сцены - до бесконечности, потому что боги
бессмертны. Люди мечтают о бессмертии, но я давно понял, о чем мечтают
бессмертные боги,- о смерти...
Никак нельзя продавать письма - иначе погибнет ненаписанный труд "Что есть
человек". Так что же, достать из тайника тяжелый мешок - и прочь с Крита? Мир
велик, в нем достаточно мест, где может найти себе приют толкователь снов, но
мне надоело быть толкователем. В силу своего таланта я хочу управлять событиями
и людьми, ибо познал все людские слабости, и это ставит меня неизмеримо выше
толпы. Но кто предоставит мне возможность властвовать там, в чужих землях, если
не удалось достичь этого на родине после десятилетних трудов? Места вокруг
сладкого пирога давно заняты, опоздавших прогоняют взашей, и стоит ли сердиться,
если сам поступал бы точно так же, покусись на твою долю затесавшийся с улицы
нахал? Сердиться нужно на самого себя.
Так ничего и не решив, я отправился прогуляться, и город, надоевший Кносс,
показался мне еще более пыльным, грязным и скучным. Возле дома лидийца ждали
своей очереди человек двадцать, я спокойно прошел мимо, старательно изображая
полнейшее равнодушие, спиной чувствуя, что они смотрят вслед с насмешкой и
разочарованием. Конечно, им хотелось бы поглазеть на нашу драку, растрепанные
бороды и набежавших полицейских, но такого удовольствия я этому сброду не
доставлю...
Возле заведения Валеда, где останавливаются заезжие торговцы, чтобы получить за
свои деньги все удовольствия, было шумно, как всегда. Свистели флейты, кружились
и выгибались танцовщицы, едва прикрытые прозрачной тканью, изображая
чувственность и веселье, звенели дутые браслеты, падали с плеч покрывала, а на
широкой галерее гомонили купцы, наслаждаясь короткой свободой,- дома не
разгуляешься, там разжиревшие жены будут лупить их метлами при закрытых дверях.
Я прошел бы мимо, но ко мне бросился одноглазый бактриец, верный Валедов слуга,
изгнанный из родных мест и лишенный уха наверняка не за благочестивую жизнь.
Оказывается, Валед ждал меня и велел доложить, как только я буду замечен
поблизости. Пренебрегать предложением не следовало. Правда, я не знал, как он
примет меня теперешнего, после смерти Каро многие стали меня избегать, считая,
что мои золотые дни позади.
Хотел бы я видеть честного содержателя дома для приезжих. Само это занятие и
честность - вещи несовместимые.
Разумеется, в любом таком заведении купец может беспрепятственно предаваться
всем порокам, какие только существуют, а если он захочет, ему выдумают новые, но
хитрый Ваяед, решив быть оригинальным, устроил еще тайные закутки - там могли
развлекаться женатые и замужние из почтенных семейств, там продавали, покупали и
выменивали ценные сведения полицейские у воров, воры у полицейских, шпионы
разных стран - друг у друга. Платой Валеду служили не только деньги, но и
львиная доля этих сведений, поэтому Валед прямо-таки необходим многим, в том
числе, разумеется, и мне.
Он сидел в своей комнатушке, толстый, огромный, похожий на старого обрюзгшего
борца. Никто не знал о нем ничего. Словно стена раскрылась двадцать лет назад, и
Валед вышел из трещины. Единственный человек, о прошлом которого не смог ничего
узнать даже я...
Тут же пребывал какой-то тип, по виду грек из портового города. Между ними
стояла девушка, и было ясно - грек расхваливает Валеду ее достоинства, а Валед
по своей всегдашней привычке напустил на рожу раздумье, но сам давно уже все
решил и думает только, как облапошить грека. Грек, по всему видно, тоже парень
не промах. Впрочем, особого ума для этого не требуется- в отличие от моего
ремесла законы торговли разработаны в незапамятные времена и не меняются с
начальной поры.
- О, вот и Рино! - заорал Валед с таким радостным видом, словно я пришел вернуть
ему крупный долг.- Мой многомудрый друг, что ты думаешь об этой девчонке? Боюсь
прогадать по своей непрактичности.
- Откуда? - спросил я грека.
- С Оловянных островов,- сказал грек.- Покупай, не сомневайся.
Я посмотрел на нее внимательно, она стояла, опустив руки, и покорно ждала - а
что ей еще оставалось? Женщина создана, чтобы быть игрушкой и вещью. Белокурая и
синеглазая, как все северянки, тоненькая, обыкновенная. Но было в ней какое-то
отличие, которого я не понял, потому что не стоило задумываться над такими
пустяками.
- Товар лицом, грек,- сказал я, сел рядом с Валедом и налил себе прекрасного
вина, за которое, разумеется, пошлины не платили сроду.
Грек привычно сдернул с девушки покрывало, она покраснела - как все они, когда
их впервые раздевают перед покупателем. Через месяц будет плясать в кисее и
искусно услаждать стряхнувших семейные и деловые заботы купцов. Даже
удовлетворения не чувствуешь, зная все наперед.
- Что ты посоветуешь? - спросил меня Валед.
- Ничего особенного,- решил я подыграть.- Да и вообще эти, с Оловянных островов,
плохо переносят наш климат.
Поторговавшись, сошлись на семидесяти драхмах.
- Понимаешь, Рино, у меня сейчас свободных денег нет...- сказал Валед.
Я прекрасно знал, что это означает,- деньги у него, разумеется, есть, но он
раздобыл для меня что-то интересное, и семьдесят драхм - цена тому. Поэтому я
беспрекословно заплатил греку, он выкатился, кланяясь, покупку отвели в то
крыло, где дрессируют новеньких, и я повернулся к Валеду.
- Вчера стража Лабиринта схватила еще одного отравителя. От него ничего не
добились.
- Ну, милый мой,- сказал я.- И за это я платил?
- Кто-то этой ночью пустил стрелу в Горгия. Промахнулся, и охрана сгоряча его
зарубила.
- Уже интереснее, но...
- И наконец,- сказал Валед.- Люди Пасифаи тайно подкупают солдат и войсковых
начальников в Фесте и Амнисе.
- Только солдат?
- Да,- сказал он.- Умная баба, но логика типично женская - что она добьется с
помощью нескольких подкупленных полков?
- Что ж, я платил не зря,- сказал я.- Игра переходит в новое качество...
Мы немного поговорили о Пасифае и ее яростном желании уничтожить Минотавра -
свой вечный позор. Мы говорили, называя вещи своими именами и не выбирая
выражений, так что наш разговор по сути являлся государственной изменой, за
которую по закону раздирают лошадьми на площади. Но подслушать нас здесь никто
не мог, а доносить друг на друга мы никогда не стали бы. Донос- пошлое оружие
слабого. Люди вроде нас с ним, даже став врагами, сражаться будут лишь с помощью
сложной и отточенной до бритвенной остроты интриги.
Пасифае не удастся уничтожить Минотавра с помощью подкупленных солдат - потому
что противостоят ей Минос и Горгий, их отборные войска и мощь дворцовых стен.
Тайну Минотавра, кроме богов, от которых, к сожалению, ничего не скроешь, знают
лишь три человека на свете - Минос, Горгий и я. Минос все придумал, Горгий - его
верный помощник. Ну, и лоскутки тайны известны мелким исполнителям, без этих
неизбежных издержек, мелких утечек информации в таком деле не обойтись. Что же
касается меня - я раскрыл тайну год назад, после напряженнейшей работы ума"
отсеивая из океана сплетен и болтовни крупицы истины, кропотливо отделяя правду
от лжи, сопоставляя, анализируя, исследуя неясности и темные места. И отыскав
разгадку, стад безгранично уважать Миноса - такие люди безусловно заслуживают
уважения, я сам не придумал бы лучше. Правда, и меня следует уважать - за то,
что я силой лишь собственного ума разгадал совершенное хитроумнейшим Миносом.
Яушел вскоре, зная, что Валеду не терпится добраться до новой покупки. Старая
история - неделю он от нее не отойдет, потом она ему надоест и отправится к
танцовщицам.
Стремление убраться подальше от городской пылищи привело меня в порт. Там дул
свежий ветер, а вот гама было побольше, чем в городе. Носильщики разгружали
прибывшие корабли и нагружали отходящие, повсюду шатались пьяные моряки, среди
которых было немало пиратов, шмыгали шустрые типы, предлагавшие ошейники для
рабов, заморские диковинки, травы, уносящие в мир грез, и молодых рабынь,
неизвестно каким образом добытых, а также драгоценности столь же сомнительного
происхождения и вообще все что угодно. Портовая полиция зорко наблюдала за этим
вавилонским столпотворением, изо всех сил заботясь о своем благополучии. Царских
соглядатаев и чужестранных шпионов здесь было, наверное, больше, чем на всем