царица назначила свидание со своим любовником! - заливался старый негодяй.
- Хватайте его! Наш повелитель наградит нас всех за верцую службу!..
Солдаты набросились на Пертинакса и, несмотря на отчаянное сопротивление,
схватили и связали его.
- Почему ты думаешь, что это любовник? - обернулся Бренн к евнуху. -
Может, это обычный вор? Кто ты? - спросил он у Пертинакса, - и что тебе
нужно возле покоев царицы?
Пертинакс предпочел горделивое молчание лживым отговоркам.
- Конечно, любовник! - вопил Тирс. - А Хрисида - сводница! Это ясно, как
день!
Солдаты, обыскав юношу, нашли двух драгоценных скарабеев - подарки
Клеопатры. Тирс и Бренн тотчас узнали царские броши. Издав дружный возглас
изумления, они взглянули друг на друга; Бренн выхватил броши у солдата,
который обыскивал Пертинакса, и засунул их себе за пазуху.
- Не забудьте донести повелителю, что изловлен злодей с помощью вашего
недостойного слуги... - забормотал евнух, изогнувшись в льстивом поклоне.
Центурион швырнул ему монету.
- Антоний не забывает оказываемых ему услуг, - сказал он и добавил,
повернувшись к солдатам: - Ведите его в подземный каземат...
- Постойте! - выкрикнул вдруг юноша. - Не торопитесь! Выслушайте меня! Во
дворце зреет бунт!.. Рабы злоумышляют расправиться с Клеопатрой!..
- Он лжет! - завопил Тирс, смертельно побледнев. - Лжет, чтобы отвести от
себя подозрения! Проткните ему язык, доблестные воины!..
- Нет, - возразил Бренн, - наказание ему пускай назначит Антоний. Здесь
затронута его честь, и пусть он сам решает, как поступить с пленником.
Связанного Пертинакса повели по коридору; Хрисида, почти на грани
обморока, отперла маленьким ключиком мраморную дверь и без чувств упала на
руки ожидавшей ее Клеопатры. Тирс, глядя вслед пленнику и его конвоирам,
попробовал на зуб брошенную ему монету. 3лобно сплюнул: "Тьфу, фальшивая! -
и добавил шепотом: - Ничего, Октавиан заплатит мне за службу настоящим
золотом..."
Гай Октавий, после смерти Цезаря принявший имя Гай Юлий Цезарь Октавиан,
в эту ночь не спал. Большой дом богатого откупщика в пригороде Александрии,
который он избрал местом своей ставки, был ярко озарен огнями .множества
факелов. В дверях поминутно показывались курьеры, доставлявшие Октавиану
донесения от командиров легионов. Шли последние приготовления к утреннему
штурму. Войска, расположенные напротив канопских укреплений Антония,
передвигаясь на назначенные им позиции. Только что у Октавиана состоялось
совещание с легатами и начальниками конных отрядов; военные разошлись;
Октавиан вышел из дома на широкую полукруглую террасу, откуда мраморные
ступени спускались в ночной сад, и сел на скамью, устланную шкурами
леопардов.
Тотчас зазвучали мягкие звуки флейт и тамбуринов: внизу, где кончались
ступени, на окруженном миртами и пиниями открытом участке сада, замелькали
полуобнаженные фигуры танцовщиц. Цочь, полная звезд, раскинулась над
умолкнувшим Миром. В отдалении горели костры четвертого легиона. За ними
начинались земляные валы, наспех возведенные Антонием; сейчас там
происходили стычки. Шум сражения не долетал до Октавиаиа, слышался лишь
треск ночных цикад и затейливые рулады музыкантов.
Октавиану было едва за тридцать, однако это был уже прожженый политикан,
не брезговавший никакими, даже самыми грязными средствами, прошедший огонь
и воду междоусобных распрей, вспыхнувших в Риме сразу после убийства
Цезаря.
В своем завещании Цезарь объявил Октавиана своим приемным сыном и
наследником, однако за наследство, оставленное покойным диктатором,
пришлось бороться не только с его убийцами, но и с его верным другом и
соратником Марком Антонием. Первое время Октавиан, набираясь опыта
политической борьбы, маневрировал между обеими враждующими партиями, то
мирясь с оптиматами, то примыкая к Антонию. После разгрома Брута и Кассия,
возглавивших основные военные силы антицезэрианцев, Октавиан и Антоний
поделили между собой огромные территории, захваченные Римом. Но этот дележ
сулил только продолжение Гражданской войны, ибо Октавиан жаждал единоличной
власти. И лишь теперь, после длительной борьбы, он наконец вплотную подошел
к осуществлению своей заветной мечты. Завтра остатки армии его заклятого
врага будут разгромлены, и он под звуки победных труб въедет на золотой
колеснице в великий город, основанный Александром Македонским!
Октавиан закрыл глаза, представив себе эту упоительную картину. Неплохо
было бы, чтобы его колесницу встречали ликующие толпы горожан... Народная
радость очень украсила бы хронику его военных побед. Надо будет
распорядиться о выделении денег на организацию такой "радости"...
Неожиданно из задумчивости его вывели треск и шипение, раздавшиеся в
небе. В звездной черноте сверкал и рассыпал искры белый огненный шар,
который не спеша относило ветром на юго - запад, в сторону сражающихся. Это
греческий мудрец, которого прислал Октавиану спартанский тиран Еврикл,
выполнил свое обещание зажечь белый огонь и пустить его по воздуху над
осажденным городом.
С плоскогорья, расположенного неподалеку, один за другим взмыли в небо
громадные мешки, наполненные горячим воздухом; к ним были привязаны корзины
с горючей смесью, которая с треском вспыхивала, сверкала и шипела,
разбрасывая искры и огненные струи.
Уже около десятка шаров плыло в ночном небе. Зрелище было удивительное и
жутковатое, мерцающий свет этих новых лун озарял окрестности, и видно было,
как воины, лежавшие у костров, вскакивали и запрокидывали головы, провожая
их глазами.
На садовой дорожке, ведущей к террасе, возникла фигура легата гвардии
Цестия. Он остановился у ступеней. Октавиан сделал ему знак приблизиться.
- Мы уже было собрались распять грека как мошенника и шарлатана, - сказал
Цестий, рукой показывая на озаренное небо, - а он - смотри, Цезарь, - сумел
- таки зажечь свои колдовские огни!
- Пусть мятежники трепещут, - отозвался Октавиан, довольный, что его
назвали родовым именем его приемного отца. Он любил, когда его называли
Цезарем, и его приближенные знали об этом. - Как идет подготовка к штурму?
- продолжал он. - В готовности ли флот?
- Войска разведены по боевым позициям и в настоящее время отдыхают. Через
три часа боевые горны поднимут их и поведут в атаку. Флот, согласно твоему
приказу, продолжает держат блокаду гавани. За весь минувший день только
одно судно сумело прорваться к осажденным...
- Все - таки сумело! - раздраженно воскликнул Октавиан.
- Но это были не люди, а львы, Цезарь! Их корабль появился вскоре после
захода солнца и отбил атаку наших галер. Он поджег их горящими стрелами...
- Что это за судно? Пираты?
- Вряд ли. На его парусах начертаны странные варварские знаки... Скорее
всего, оно явилось из неведомых стран за Геркулесовыми Столбами.
- Морское патрулирование у входа в гавань необходимо усилить, - сказал
Октавиан. - Не то что корабль - лодка не должна проскочить ни из города, ни
в город. А завтра, когда Александрия будет в наших руках, мы выясним, что
это был за корабль...
- И еще одно, Цезарь... - добавил легат, сделав было движение удалиться.
- В чем дело?
- В лагере появился человек по имени Тирс...
- А, Тирс, царский евнух! - воскликнул Октавиан. - Он состоит у меня на
тайной службе и уже оказал мне некоторые услуги... Но как он оказался в
лагере в эту ночь?
- Он утверждает, что покинул Лохиа через подземный ход, который тянется
почти на два километра от дворца до Храма Тога у Канопских ворот. Мы
проверили его слова и действительно обнаружили в стене заброшенного Храма к
северу отсюда вход в древнее подземелье...
- Приведи его сюда, - приказал Октавиан.
- Слушаюсь, Цезарь, - с этими словами легат растворился в потемках.
В небе вспыхнуло еще два мерцающих шара. Громадными лунами поплыли они по
ночному своду, озаряя сад неверными, резкими и трепетными тенями. Среди них
не сразу можно было различить маленькую согбенную фигурку евнуха, спешащую
к террасе вдоль полосы миртовых деревьев.
Поднявшись по ступенькам, Тирс преклонил колени перед неподвижно сидевшим
римлянином.
- В Лохиа отсюда ведет подземный ход? - спросил Октавиан. - Почему ты
раньше не поставил меня в известность об этом? Мы бы уже давно захватили
Антония и его царственную любовницу!
- Я сам случайно узнал о его существовании, Цезарь, подслушав разговор
одной из служанок Клеопатры с ее дедом, дворцовым привратником Евдамидом...
Старик долго не хотел раскрывать мне тайну этого хода, пришлось приставить
к его горлу нож, чтобы он показал потайную дверь...
- Началось ли восстание слуг во дворце? - спросил Октавиан.
- Я сделал все, как ты мне велел, - ответил евнух. - Некоторых из
дворцовых рабов пришлось подкупить, другие поддались обещаниям получить
свободу, но лучше всяких уговоров подействовала на смутьянов возможность
поживиться драгоценностями в покоях царицы... В эти самые минуты, Цезарь,
когда я говорю с тобой, восстание в Лохиа началось! Дворцовая гвардия
уведена Антонием на городские укрепления, так что рабы возьмут Клеопатру
голыми руками... И ее голова на золотом подносе будет торжественно
поднесена тебе, когда ты завтра войдешь в город!
- Проклятье! - Октавиан сжал кулаки. - Я же не велел трогать царицу!
Бунтовщики должны были убить Антония. Это за его отрубленную голову я
обещал пять тысяч денариев!..
Римлянин в раздражении вскочил и приблизился к Тирсу, не встававшему с
колен.
- Клеопатра мне нужна живой! Толькой живой, ты это понял, евнух?