Владимир ВОЛЬФ

ЛЯБДЯНСКАЯ СМУТА

Засек(C)реченная сага

(Порнографическая былина)

СЛЯП 1

В оны дни жила себе - провисала в звездных теснинах планета Лябда. И
произрастал на ней, окромя зелени и мясо-молочного скота, лябдянский люд -
справный, тучный, до работы, еды и промежного весьма охочий. В ситном
своем житие лиха не ведали: бабы-лябди справляли харч, любили мужей и что
ни год - на сносях; а мужик на Лябде плодился дебелый, может, и темный по
нынешней мерке, но тем и счастливый - кумекло варило, как с чугунами
обходиться, да бражничать в меру. Распашки всем хватало вдоволь, о тризнах
почти позабыли - помирать резону не было.

Все б в темя, да за теменем - Гельдып, царь-всегалакт, всехват и
прочим не гам. Лябда в табели царева стада числилась, но за кромешность
своего отшибного отдаления жалована была покоем и минулостью. А тем часом
сеча лютая шла по всему околотку. Рубились с аспидами, что из соседней
галактики повадились пузо и огузок парить на царевых звездах. Как засечка
с ними вышла, припомнить никто не мог - то ли Гельдып аспиденышу хвост
своим бронелетом ошпарил, то ли вспесились от качеств своих гадовых, одно
ясно - урон шел: аспид звезды пользовал, а коммунальных в мошну - кукиш...
Как на беду, владел аспид со своим косяком особым охранным секретом - ни
фугари, ни пыркошвары заморить гадов не могли, отчего царево войско имело
афронт и конфузию. Война - дело и так расходное, а тут - мужичий
контингент был вначале "непобедимым", опосля - "ограниченным", и чтоб не
стал он вовсе "легендарным", Гельдып издал два Указа.

Первый - о Великом Выскребном Призыве.

Второй - похитрее - о невозможности в сие геройское время рожать
девичий персонал.

Дотоле, пока аспид не канет, рожать только мужиков, цареву войску
приплод. А лейб-повитухам наказал: чтоб злым наваром бабский семяплод как
временно чуждый (от баб на войне проку-то мало) у всей рожающей половины
известь.

Об этих важностях на Лябде и не слыхивали. Аспид если и тревожил, то
по малой нужде, в сторонке, а с указырем заминка вышла - мачту еще с
прошлого урожая строить бросили. Темный народ, так и жил вне царевой
линии.

А уж когда глашатаи на Лябду припосадились, то варежку и разинули -
мужик-лябдяк что в крест, что накрест себя поперек шире, мускулом так и
арбузит. И объявили Призыв.

Лябдянским мужам разъегорили - война, мол, Гельдып (царь ваш, кстати)
зовет, а по случаю такому ликуйте и айда в метрополию, в учебку. Лябдяне,
однако, манатки паковать не спешили. Кутнули с недельку-другую, глашатаев
до зеленых аспидов захмелили, а опохмелившись, речили:

- Ежели чугунов скиберить, бронелет сбондарить иль кирюхи сварить,
так мы завсегда. А воевать у нас охотки никакой нету, извиняйте.

Глашатаи в треск: "Да вы!", "Да кто!". Облаяли всячески да с
перешибом:

- Ужо вас, лябдей лядовых, Гельдып дубиной-то приголубит!

Ладно, стерпели бы мужики...

Да обнаружилась оказия - по бражному делу один глашатай в спальницу к
вдовой лябде закатился. Та и возопияла. Мужики гуртом - туда.

- Ботву прими... - попросили и за ручки из избы вывели.

Да огорчили по лбу. Приятелям - под горячку добавили. Так глашатаи с
Лябды лататы дали.

Ну и еще с недельку по такому случаю отгуляли лябдяне.

Но не долго тешились. Черной тучей осел на Лябду царевый полк. Куда ж
с голым пузом супротив фугарей? Пришлось картуз ломать.

Попервой каратели задали березовой каши мужикам, опосля заголили им
лбы и в баржи - как распоследний скот - в учебку. Бабы и слезней, и
царапом на карателя шли, только докудахтались, что всех мальчонков, вплоть
до грудных, лишились. А полковник напослед сказал:

- Мужьем своим возгордитесь еще! Мы, ежели в бою их положим, то
геройски, не иначе. А соплячье ваше за мятеж в ироддом сдадим, молодая
гвардия вырастет. Скучать не надейтесь: с перволетки лейб-повитухи явятся,
впрыск производить, с ними - трахбат донор-жуанов на терку, и тогда, мать,
пошла-поехала - рожай мужиков, о девках забудь. Вы теперь солдатки, царева
воспроизвода матки...

И уволок, мерзавец, всех мужиков подчистую. Постолбычили бабы, разиня
рот и в небо глядючи - на выпушку газовую от бронелетов, и просекли
вконец, что за жизнь-черняк у них началась.

И возопияли тогда. Уже хором.

СЛЯП 2

А пока камнеюга зимняя не началась, случился рядом лихой человек
Хряпс, по полной выкладке - государев дезертир и охульник. Спешил, голова
пролетная, на сворованном бронелете "Шиш" с архаровцами своими меньшими -
с Тырлом и Фиськой.

Всем "Шиш" был хорош, в флагманах значился, да только во время
кумпаний гниды всякой от аспида набрался и замлел весь. Мля всю что ни
есть дерюгу сожрала, а экипаж и вовсе уела. Решил Хряпс мле измор учинить.
Морили уже с месяц, с перемириваниями, о курсе забыли, а потому и
оказались в лябдянской глуши.

Вдруг визгом-плачем бронелет стегнуло, да так, что даже мля
озадачилась. Хряпс зырь в лукошко просветное...

Видит: планета разбубонилась по курсу, а на ей бабы - стоймя и
вповалку, и грай стоит причитальный. Молвил тогда Хряпс, чешучись:

- Это, мля, нам подходит. Мужиков, видать, сволонтерили. Эта нам,
мля, передых тута будет...

Языком Хряпс был малость обделен. Да еще мля заела...

Приухабились они на Лябду и в чем мля не доела к бабьему народу
вышли. Раскимарились на свежачке, стоят, чешутся и щеря кажут. А к ним уже
лябди и чугуны с дрекольем - лавой - за карателя мня. Только сгонорились
враз. Узрели сквозь битую млей ряднуху все достоинства Хряпса, в коих он
буйно наделен был. А у Тырло и Фиськи - хочь поскромнее, но тоже -
гвардейского чину.

- Откудава будете, залетные? - выступила вперед Зеля - волоокая,
первая по тучности и навару солдатка Лябды. Супится, а сама от Хряпса глаз
отвесть не смеет.

- Дезертиры мы. На Указ наплевате, мля, ли... тьфу, ли... мля... -
заколдобило Хряпса, да не по тому изъяну.

Уж как ни гусарил, ни бардел в свой час, а красавы такой ни в жисть
не видывал. Знай, поперек все пер, грызла щербинил, а вот влюбляться
как-то не доводилось. А тут те - с первоглядки, аж дух заняло!

Выручил закоперщика Фиська, на треп охочий:

- Мы, ладушки, народ не опасный, разве ночью, да и то - на перине, да
и то - ежель напугать чем... Подхарчиться б нам с месяцок, фуражу для
ракетки, снемогла броневая - кипяточку просит - гниды царские на изжор
берут. А мы вам благодарны будем, а укормите жирно - так дважды...

Лябди - в румяны. Кто побойчей - сдачи:

- Ежели чуть мля не забодала, какая ж в вас корысть? Работы непочатый
край, кабы падеж не вышел!

- Не выйдет, - заверил Фиська, - нам Гельдып силы выпестовал!

И показал.

И действительно - у всех чугунов, что разладились, винты и схемы
подсупонили, в дело пустили, а чугуны уж сами - и дома починили, и поля
вспахали, и все протчее по хозяйству довершили. А дезертиры пошли
удовольствия делать.

Так лябдя за лябдей - сперва соседку за аморал, а потом, глядишь, и
сама - набекрень. Пыхнуло соломенное вдовство. Хряпс к Зельке припал,
искусился и сгинул, а Тырло с Фиськой, что ни ночь - на новом подворье. И
такие уж старательные, шебутные да веселые, что бабы за передворацию зла
не держали, пусть себе (дезертир он и здесь дезертир), только от завязки
береглись - надеялись, авось мужья воротятся. Поди тогда, разъясни, кто
запузырил.

- Болтун ты мой хромоустый! - потешалась над Хряпсом Зеля. - Лобызарь
кондовый...

И учила нежной лябдянской науке губами медовыми, телом - распахнутым
как пьяная ночь и теплый ветер. Любила яро, но дале избы не пущала,
боялась сглазу.

А неудельные, потому и моральные бабы в завидках злословили:

- Муж вживе уж за вымя-то потягает!

И хоть в доклад никто не целился, знали: был бы язык, а звонари
сыщутся. Впрочем, Тырло с Фиськой вскорости ихнюю обиду ликвидировали.

Воодушевленный коллектив греб гниду из "Шиша", белил по самые
подмышки известкой, чтоб мошкара впредь не лезла. Подумали, и красные
горохи домалевали. На манер комахи-коровки, токмо наизнанку. Фуражу для
растопки не пожалели, уж "Шиш"-то борта себе нагулял - и трепещет, и
огнеструем в грунт бьет от нетерпячки бродяжьей.

Минула зима. Камнеюга шла на убыль.

Как-то вечером Тырло с Фиськой до Зелькиной избы доковыляли. На
крыльце сидьмя, Хряпс зевал, шары чесал и тоскливую песню о миленьком, что