Игоревски еще слышал, как Станкевич втолковывал Джойстону: "Да ну,
последнее сканирование тут проводилось три месяца назад, за это время...",
а тот ему отвечает: "А какого черта..." Потом оба вошли в краулер и
отключили ларингофоны. Игоревски же скоро стало не до них. На горизонте
танцевали миражи...
краулера. За это время квадрат АН8012 был объявлен зоной ЧП, ответственный
за него оператор сканирования получил выговор, а спасательный отряд
"Денеб" - приказ находится в повышенной готовности, резервные спутники
номер 11 и 17 произвели коррекцию орбиты, обеспечив постоянное наблюдение
и связь с АН8012. В общем на поверхности Марса мало что изменилось: за
месяц таких авралов бывает не меньше четырех. Марс не слишком
гостеприимная планета.
Джойстона. И, хотя ни один из них не мог видеть глаза спутника, каждый
догадался о мыслях другого.
мол: "Следуй за мной", и побежал туда, где должен был находиться
Игоревски. Бегать в тяжелых меховых шубах, унтах и респираторах не ахти
как удобно, поэтому прошло полминуты, прежде чем они обежали вокруг
краулера. Игоревски стоял метрах в трехстах от поверженной машины, на
самом краю того, что можно было бы назвать "зоной безопасности" (правило
двух снарядов, которые не падают в одну воронку, верно и для Марса) и
размахивал руками. Пустыня перед ним была девственно чиста, только на
горизонте крутилось несколько миражей.
песок и тяжело подпрыгивая. Игоревски стоял не замечая его и смотрел в
пески, пока тяжелая Джойстонова рука не легла ему на плече. Тогда
Игоревски вздрогнул.
в глубине души Джойстон был напуган.
светоотражающим фильтром глаза у Игоревски голубые и детские, но
предпочитал не помнить об этом.
уже тише: - Что значит никто?
неуверенный голос:
Станкевич.
они очень редко подходят так близко. Я понял так, что это была женщина?
зло прервал его: - Я сказал отвали.
направлению к краулеру. Пока они шли, Игоревски несколько раз оборачивался
и смотрел в красные пески.
выглядываешь? Имей ввиду, парень, тот кто погнался за миражом, теряет все.
сказать этим жестом.
слышал. Расскажи для коллекции.
от этой планеты ничего хорошего ждать не приходится. Кстати, как ты
думаешь, почему эта дрянь не фиксируется аппаратурой?
на сей счет и ни одна меня не устроила. Самая приемлемая, на мой взгляд,
гласит, что здешние миражи - это что-то вроде гипноза, который, якобы,
возникает из-за того, как песок отражает свет.
не толкнув обоих плечом. Джойстон посмотрел Игоревски в след и крикнул: -
А насчет миражей я тебе серьезно говорю - забудь!
только чуть поярче из-за разряженной атмосферы. Краулер сливался с
окружающей пустыней, напоминая большой валун наполовину увязший в песке,
железный метеорит, упавший на Марс сотни миллионов лет назад и вынесенный
на поверхность неведомыми песочными течениями. Во всяком случае, он был
столь же неподвижен и железен.
и у Станкевича с Джойстоном, была своя отдельная каюта, если только этим
гордым именем можно обозвать помещеньице, где с трудом можно сидеть, а
рослые люди типа Станкевича быстро выучиваются спать поджав ноги. Краулеры
могут катится через пустыню неделями и, без такой элементарной доли
комфорта, люди на борту успеют озвереть друг от друга прежде чем прибудут
куда-либо. Сейчас Игоревски был рад, что у него есть своя каюта.
дверью. Скомкал рубашку и штаны в сверток и, прижавши его к себе,
тихи-тихо скользнул на пол. В кабине тускло светило дежурное освещение.
Сиротливо темнели обзорные экраны. Стоя на одной ноге и пытаясь попасть
другой в штанину, Игоревски негромко шипел. Он никому не сказал, кто
приходил к нему сегодня днем, ему вовсе не хотелось, что бы над ним
смеялись или считали сумасшедшим. Еще больше он боялся, что смеяться будут
над ней. Но, конечно, он узнал ее. Не мог не узнать. Жаклин. Игоревски
помнил каждый изгиб ее тела, светлые волосы, родинку под мышкой...
респираторы и термокостюмы, та вдруг неожиданно громко скрипнула и на
несколько секунд Игоревски окаменел. Но ни один шорох не отозвался на этот
скрип, только масло еще изредка падало каплями из поврежденной
охладительной системы. "Так-так-так" - легонько заговорила дверь
переходной камеры. Щелк! - и захлопнулась. Игоревски пристегнул к поясу
блок питания термокостюма, фонарь, рацию и, на всякий случай, ракетницу.
"Я только посмотрю; нет ли ее там", - подумал он и уже не таясь толкнул
наружную дверь.
медленно водя фонарем с лева на право, Игоревски обозрел местность вокруг
краулера. Песок и песок. И с чего он взял, что кто-то будет ждать его
здесь? Игоревски щелкнул переключателем на стенке переходной камеры, и
цепь малых прожекторов загорелась вдоль борта краулера, освещая подбрюшье
механического чудища. Сам толком не понимая зачем, Игоревски повернулся и
стал спускаться по приваренной к борту лестнице. Может, Жаклин ждет его с
той стороны?
человек, любил танцы, увлекался археологией, ел, пил, спал - в общем жил -
и вдруг - нет. Даже тела не нашли. На Марсе такое часто случается.
Игоревски часто думал - увидь он тело Жаклин, ему было бы проще примирится
с идеей ее смерти.
обошел вокруг краулера. И замер. Следы, те самые, которые он искал сегодня
днем чтоб показать Джойстону и не нашел, теперь они были на месте.
Маленькие следы босых девичьих ног, такие изящные рядом с его унтами.
Безумие. Человек без термокостюма и респиратора проживет на Марсе не
дольше пяти минут. Но вот они. На красном песке отпечатался каждый
пальчик.
Фонарик высвечивал метров сто, а дальше пустыня терялась во мраке.
Игоревски неожиданно пришла в голову мысль, что фара на пневматике много
крат сильнее его фонаря. Три здоровенных мотоцикла стояли тут же, так что
ему не пришлось даже далеко ходить. Игоревски встал на приступку,
перекинул ногу и очутился в седле. Щелкнул стартером. Свет фары осветил
пустыню где-то на километр. След убегал и терялся среди дюн. Игоревски
погладил зажигание. Ласково погладил, почти нежно. "Один километр, -
подумал он. - Я проеду только один километр. И тут же вернусь." Игоревски
знал, что обманывает себя, но все же старательно делал вид, что верит
своим словам.