отослать его. И поэтому истязали себя оба. Поминутно то у него, то у нее
вдруг выплескивался наружу поток слов - и так же резко обрывался. Давно бы
следовало закончить, положить конец, подвести черту - и разойтись. Но нет,
они продолжали свой мучительно-бессмысленный разговор.
понятие. Мне, видимо, при рождении на лбу это написали, вожгли в мозг - будь
хитрым, ловким, умным, - и чересчур приспосабливающимся, примиримым. Тогда
как остальные не выдержали, я пытаюсь ненавистью оправдать себя, а на самом
деле - просто боюсь. Чего? Ангелов? Нет, неизвестности. Пойми, это болезнь,
нет, это мука быть здесь, говорить с тобою, поведывать тебе все это через
боль. А ведь ты сама должна понимать.
словами, было видеть, как там, на Буле, ты взглянула на меня - с тем, чтобы
причинить мне эту боль, чтобы унизить даже, а ведь я поступил, как требовало
этого от меня мое естество.
меня прийти к нему. Воздай людям по-своему, сказал он тогда мне, и я
спросила: как, Господи? И он сказал: будь свидетелем моим пред людьми. А с
сущностью своей языческой расстаться не хочешь, спросил он меня. Остаться
тою же хочешь? И я ответила: не хочу, Господи, возьми ее у меня. Но я ничего
не почувствовала, когда в то же мгновение облек он меня судьбою Шехины. И я
стала ею. Как древо, прогнулась ты под бременем этим, сказал он.
прежде, ибо требуем от тебя этого мы? Брось людей, брось тяготы мира на
растерзание и глумление нам, Архонтам мира сего, ибо не нуждается в
заступниках? А слов его не помнишь: "Горе миру от соблазнов, ибо надобно
придти соблазнам; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит"?
Человеку! Что же говорить о вас? Пауза. Рука его сжалась в кулак и сдвинула
чашу, из которой пролилось вино.
песнопениях и славословиях, забыли о людях. Любовь ваша к ним превратилась в
привычное сюсюканье, а нет ничего хуже привычки, ибо она есть зло меньшее.
Криком искричитесь, воплем извойтесь, а не заставите любить вас насильно,
гордецов вселенских! Так же, как люди верные, стойкие и благостные
удерживают в этом мире тебя, так и те люди, коих зовете вы мерзкими, греху
преданными и недостойными, удерживают здесь нас.
вражды и растления, вам по нутру хрипота в горле от несчетных споров,
утверждающих вашу хваленую святость, вы содействуете ложным проповедям и
лжепророкам.
мнение объявлять хулою и лаем небес! С миром покончить хотите? А миром
покончить не хотите?
они на земле? Недостойны они всяческой милости, предатели, но смерти
достойны!
Господина, кинулись по кустам, будто собаки алчные.
исправиться. И перестань корчить из себя праведницу. Ты наша.
исправить, что же тогда обращать меня, закосневшего? Лучше подумай,
основательно. хорошенько подумай - и вернись. Ты ведь Дитя Нуна. Тебя не
простят сейчас, пусть даже ты отречешься у всех на глазах. Но лучше быть
запоздавшей, чем подвергнуться всемирному позору.
но я есть. Люди, не ты, поймут меня. - Они не верят. Они не поймут.
дьяволам!
ушами, его языком. Он нашел хорошую заместительницу.
прародителя.
сердца и свое сердце разбередил.
душой - не живешь. И если не любишь людей - тоже не живешь. Пауза. И после
паузы он сказал, подойдя к ней:
внезапная судорога прошла по их телам, когда объятья разомкнулись, лица их
были спокойны и холодны.
ХОР
кто-нибудь из богов, на Олимпе живущих, с кружкою шлет золотою
отец-молневержец Ириду, чтобы для клятвы великой богов принесла издалека
многоимянную воду холодную, что из высокой и недоступной струится скалы. Под
землею пространной долго она из священной реки протекает средь ночи. Эта ж
одна из скалы вытекает на горе бессмертным. Если, свершив той водой
возлияние, ложною клятвой кто из богов поклянется, живущих на снежном
Олимпе, тот бездыханным лежит в продолжение целого года. Не приближается к
пище - амвросии с нектаром сладким, но без дыханья и речи лежит на
разостланном ложе. Сон непробудный, тяжелый и злой его душу объемлет.
Медленный год протечет, и болезнь прекращается эта. Но за одною бедою другая
является следом: девять он лет вдалеке от бессмертных богов обитает, ни на
собранья, ни на пиры никогда к ним не ходит. Девять лет напролет. На десятый
же год начинает вновь посещать он собранья богов, на Олимпе живущих.
x x x
сидя в своем огненном мире, наслаждался осознанием безмерной власти и своею
избранностью. Второй из всех Детей Нуна, он был избран князем мира, и его
вовсе не смущало то, что для другого носило бы название "на вторых ролях".
Он совсем об этом не думал, ему это даже не приходило в голову. И совсем не
думал он о хождении по костям своих предшественников, плясках на могилах и
прочих тому подобных неприятных вещах. Кебес даже гордился тем, что друга
его Сутеха провозгласили Сатаной, втайне завидуя ему, да и как не
завидовать, коли почетно это в глазах Семей Горы и Детей Нуна, почетно
олицетворять собой геройство и отвагу - пойти против Осириса, быть Тифоном.
Всяк захотел бы такой участи, но далеко не каждому дано удостоиться ее, ибо
не хватит ему воли и дерзости. Так думал он.
с огнем. Поэтому его мир прихотливо и странно сочетал в себе эти
привязанности своего хозяина, сливая воедино противоположное и отбрасывая
всяческие установления. Геральдическими цветами его мира были красный и
желтый. Геральдическим зверем - крокодил. Стихией - огонь. Символом -
вертикальный столп, опора, и лестница. Здесь были вулканы и реки лавы,
непрестанные пожары озаряли небо колышущимся, набатным сиянием, а треск,
вой, бушевание изменчивой стихии наполняли воздух. Олицетворением этого
дикого мира был его хозяин, бен Кебес.
потоков, в которых сновали и плавали гигантские и невозможные огненные
крокодилы, под небом цвета алого пожарища. Здесь не было ничего, кроме
возносящихся к закручивающемуся в свиток небу желтых столбов с редкими
настилами перекрытий того же цвета и лестниц, спешащих все к тем же небесам.
Эти грандиозные конструкции тянулись до самого горизонта и производили
впечатление чего-то фатально недоконченного, будто те, кто строил их,
бросили свое дело на полпути и разбежались - то ли из боязни, что все это
обрушится им на головы, то ли из-за страха поджариться до времени или
закоптиться в смрадном дыму. Мес с любопытством начал осматриваться, но
потом бросил: конструкции были утомительно однообразны. Полезнее было
отыскать самого хозяина этого огненного долгостроя.
доносящемуся с одной из площадок высоко наверху:
и ты вздыбился, праведный, и пожрал в великой спеси своей мировые светила, и
златую колесницу Ра, и млечный серп Хонсу, ты, который, землю ногами
попирающий, небосвод локтями распирающий, волосами звезды сметающий, стал
царем мира, крокодил великий!"
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Доставалов Александр
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Эриксон Стивен