Эдуард ГЕВОРКЯН

ВРЕМЕНА НЕГОДЯЕВ

Памяти Марины

ПРОЛОГ. 2014 ГОД: ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЮГО-ЗАПАДНУЮ ОКРАИНУ

Худой мальчик и тощая птица у его колена на темном столбе-постаменте.
Мальчик никуда не убежит, а птица никогда не взмахнет крыльями - они будут
стоять до тех пор, пока не рассыплется зеленым прахом густая бронзовая
плоть.

С утра и до конца дневных занятий Саркис обычно подолгу глядел в
окно, рассматривая скульптурную группу. В скучные дни он часто размышлял о
ней, прижав нос к стеклу.

Воздух сегодня чист, прозрачен. С большегрузных платформ уже два дня
ничего не распыляют. Темная пара на постаменте кажется совсем черной в
безоблачном московском небе. Саркис решил, что если этот пацан с цыпленком
вдруг исчезнут, то в воздушном пространстве останется невидимый, но
повторяющий их объем.

Интересно, подумал Саркис, где находится душа памятников и какая она?
Он часто влезал в факультативные программы старших групп, но об этом там
не было ни слова. Несколько раз к ним приходил высокий худой старик в
черном длинном одеянии с большим крестом на груди. На вопросы отвечал
неясно, глядя себе под ноги, словно ожидал подсказки снизу. Был на
занятиях и другой, в зеленой чалме. Говорил почти о том же, но другими
словами.

Душа человека - тайна. Есть ли подобие души у тех, кто создан по
образу и подобию имеющих душу? Ну, может, ток электрический или ржавчина
медленная? Те двое рассказывали, что душа человека уходит в рай или в ад.
Но куда деваются души вот этих, неживых, после разрушения?

Саркис цеплял мысль к мысли, из раздумий не вывел даже голос учителя,
сообщивший ему, что нос не лучший инструмент для резки стекла.

Кто-то хихикнул шутке, но Саркис даже не поднял головы. Сегодняшний
учитель был какой-то невзрачный, вялый коротышка, все смотрел на часы, а
на вопросы отвечал невпопад.

С фигур Саркис перевел взгляд на двор. Ограда, замыкавшая
пространство Лицея, черной каймой тянулась вдоль бывшей улицы. Заборчик
так себе: на первый взгляд и не ограда вовсе, а украшение. Покрытые черным
лаком прутья, круги, ветви сплетались в плотные стальные заросли.
Временами Саркису казалось, что это металлические корни. Там, внизу, под
землей, они напились соков такой ядовитой силы, что не выдержали, выперли
наружу и сплелись, застыв в смертных судорогах.

Карабкаться по ним удобно. Два раза подтянулся - и можно спрыгнуть на
ту сторону. Только и десяти метров не пройти! Пока будешь обходить
асфальтовые торосы, бугры и канавы, невесть откуда возникнут сычи,
дежурные из старших групп.

И вот тебя ведут сквозь трапезную, хотя не за ухо, и вроде бы ласково
руки лежат на твоих плечах, но все все понимают, одни опустили глаза к
керамическим плиткам пола, выложенным рыбками, а другие громко смеются,
подняв лица к потолку, где лепятся по углам гипсовые птицы.

Опустившие глаза - твои друзья.

Саркис еще не пробовал соскочить. Что зря дергаться! Конечно, если
тебя раз или два проводили сквозь трапезную, то меньше трясут сычи, да и
свои больше уважают. Но дальше Кольца никто не уходил, а соревноваться, у
кого длиннее джамп - скучно.

Перчатка старая, разношенная, средний палец часто заклинивает. Вот и
сейчас, Саркис чуть пошевелил пальцами, и блоки на дисплее посыпались
рядами, сбивая построение. Усеченная пирамида никак не становилась на
призму, чатка на дисплее перемещалась мелкими рывками, пирамида врезалась
в ограничительные столбики. С нормальной чаткой Саркису дел на шесть
минут, но эти упражнения для тупарей безумно надоели. Когда ему
исполнилось четыре года, отец пустил его к своему "вишапу", и с тех пор...
Впрочем, это было дома.

Учитель сидел прямо, но время от времени вздрагивал, просыпаясь.

Саркис глянул на стол Ули. Там дела шли полным ходом. Уля воткнулся в
игровую пирамиду и быстро орудовал чаткой. За несколько минут выстроил
дом, запрудил реку и теперь пытался утопить жильца в пруду. Жилец бегал,
увертываясь от зловещей синей кисти руки-чатки, нырнул в окно и исчез в
доме. Уля помахал чаткой, зафиксировал картинку и, подмигнув Саркису,
откинулся в кресле.

В который раз Саркис вызвал файл лицейской библиотеки и вывел нужную
карту на крупный план.

Маршрут до Садового Кольца он знал хорошо. Два месяца назад Герману
из соседней группы до Кольца оставалось метров сто, а дальше всех прошел
Богдан. Он на год всего старше Саркиса, а теперь уже сыч. Дежурные сычи
иногда и платформы водят. Богдан уже перебрался на ту сторону, но тут его
патруль и остановил.

Хорошая старая карта со всеми переулками, тупиками и проходами, сетью
улиц. Большой город был...

Саркис попал в Лицей в прошлом году. Отец долго объяснял, почему так
надо. Саркис понимал - отец занимает важный пост, все время в разъездах.
Они с мамой и его бы возили с собой, но для учебы это не годится. Конечно,
здесь, в Базмашене, и друзья, и хороший учитель, но оставить его не с кем.
А через несколько лет они его заберут. Пока надо терпеть, тем более - два
месяца каникулы, ну там еще что-нибудь придумаем. Ведь всегда можно
что-либо придумать, улыбнулся отец, а мать всхлипнула и вышла из комнаты.
Ну, ты мужчина, шепотом сказал отец, проводив ее взглядом, понимаешь, в
наше беспокойное время есть люди, которые хотели бы повлиять на
принимаемые решения, и для них нет ничего святого. Будет спокойнее, если
Саркис поучится в Лицее.

Потом он рассказал, как они познакомились с мамой в Москве во время
учебы, как весело тогда было в шумном большом городе. Сейчас там осталось
полмиллиона человек, но это ничего, через пару лет вернутся жители, и
снова город забурлит.

Вошла мать, сморкаясь в старое полотенце. Послушала их разговор. Ты
помнишь, спросила она отца, как мы в спешке паковали вещи, когда началась
эвакуация, а отец ответил - ну да, а трейлеры так и не пришли, все свалили
в вестибюле второго гуманитарного, и чемоданы, и ящик с книгами. Нет,
возразила мать, чемоданы мы все-таки прихватили, а ящик был неподъемный,
из-под фризера, я его, помнишь, синим шпагатом обвязала, не синим, а
коричневым, поправил отец, и вещи не бросили, а сложили аккуратно...

Саркис вполуха слушал родителей и медленно обводил глазами комнату,
прощаясь со старым карпетом на полу, с висящим на гвозде плюшевым
драконом, с большой хрустальной вазой...

И вот он стоит, окруженный такими же оробевшими шестилетками, а
вокруг ходят взрослые ребята, роняя непонятные слова и как бы не замечая
малышей. Саркиса тронул за рукав стоявший рядом светловолосый мальчик и
сказал, что его зовут Улав, ничего не надо бояться, а если сунутся, то он
ка-ак даст по мослам! Саркис приободрился и начал воинственно поглядывать
по сторонам. Но никто в большом чистом дворе им не угрожал. Несколько
двухэтажных длинных домов, много деревьев, ограда причудливая, но
несерьезная. Между домами поблескивает не то большая лужа, не то маленький
пруд. Похожая на бочку кирпичная башня этажей пять в высоту.

Начали разводить по группам. Саркис расстроился, увидев, что Улав
попал в другую. Впрочем, через несколько минут, когда их вели по тропинке
к одному из домов, Уля возник рядом, схватил за лацкан незнакомого
мальчика: "Ты что отстал от своих, беги, догоняй группу, вон они, ваши!"
Ведущий обернулся на шум, но Уля уже мирно шел рядом с Саркисом.

Они записались в одну комнату. Третьим у них оказался Петро, с ним
быстро сдружились. Потом начались занятия, потом Уля стал попадать в самые
разнообразные истории и надо было вызволять его. "Комната раздумий" на
втором этаже с появлением Ули в Лицее редко пустовала. Он, или еще кто с
его подкрута, хоть раз в неделю, да оказывался там. А когда он невесть
откуда добыл пакет с магниевым порошком и ночное небо над Лицеем лопнуло
жуткой вспышкой - терпение очередного учителя тоже лопнуло и Улю заточили
в "комнату раздумий" аж на три дня.

Это было невыносимо. Хотя к Уле, маячившему в круглом окошке
"комнаты" не прекращалось уважительное паломничество младших классов, было
решено освободить его из узилища. Магниевого порошка осталась щепотка, и
ее Саркис пустил на запал, ржавчину Петро соскреб с ограды, а пакетик с
алюминиевой пудрой они позаимствовали из набора красок во время занятий по
прикладным искусствам.

Все прошло блестяще. Термитная замазка выжгла по периметру не только
запоры в металлической двери, но и крепления косяка. И когда Уля пнул
дверь, она рухнула вместе с косяком и чуть не придавила освободителей.

Учителя долго осматривали преграду, павшую под соединенным напором
ума и силы, и оставили друзей в покое. Тем более что вскоре мальчики стали
играть в другие игры...