поскользнулся и окунулся с головой, что ничуть не умерило его энтузиазма.
Я одолжил ему карабин, чтобы он прострелил замок цепи, все еще сковывающей
меня и болтающейся в такт ходьбе, но он разломал цепь голыми руками, что
сэкономило нам один патрон. Спасибо Автору и на этом.
ни шквала огня, ни пикирующих на нас сверху боевых летательных аппаратов,
ощетиненных устрашающими шипами, ни даже внимательных снайперов,
свешивающихся на веревках с отвесных скал специально затем, чтобы в них
было легче целиться.
вертикальными стенами, здесь нам просто некуда деться. А засады нет.
Странно. Не узнаю моего Автора. Где враг? Мы с гарпийцем одолели бы его в
рукопашном бою. Я бы получил три-четыре раны в самые болезненные места, и
гарпиец - вон какой бык здоровый - вынес бы меня на себе к каким-нибудь
людям... Но нет. Я зря обманываю себя. Неприятности, конечно, будут,
только не теперь, а немного позже, где-нибудь ближе к середине рассказа...
покрываюсь непредусмотренным Автором холодным потом. Что если это повесть
или, не приведи господи, роман? Вот это страшно. Один раз я уже был героем
романа и на протяжении действия двадцать пять раз был убит, но выживал
всем назло, и двести пятьдесят раз убивал сам, и враги мои не выживали. Я
стрелял. Взрывал. Топил. Жег. Доводил до самоубийства. Я больше не хочу,
ты слышишь меня, Автор?
не из всепрощающих, а из склонных к кровавой уголовщине, вроде Баала или
Вицлипуцли. А мне хочется Его спросить: куда Он дел свой компьютер белой
сборки, аппарат, каких еще поискать? Сейчас Он долбит мой образ на
отвратительной клавиатуре пишущей машинки "Ижица", а прежде, бывало, я
торжественно и неторопливо выползал на свет из лазерного принтера, еще
тепленький и сразу на чистовике. Если этот Вицлипуцли довел свою эйтишку
до поломки, я как-нибудь переживу - но если Он толкнул ее из-за
безденежья?!.. Тогда Он будет вынужден сделать меня героем еще одного
романа. Я не хочу.
любовь к сильно пересеченным рельефам. Горы, горы... Почему опять горы?
Было это уже, не раз было. Нет, в предыдущих моих рождениях бывали не
только горы, случались, например, и джунгли, один раз был океан, один раз
- ледовая пустыня, а пустыня с песком, зноем и высохшими костями
неудачников - даже дважды. Но все-таки чаще всего - горы. Уверен, что
Автор знает о горах понаслышке и поэтому злоупотребляет геометрической
терминологией. По обе стороны каньона громоздятся утесы в виде пирамид,
призм и даже параллелепипедов, а на одной весьма странного вида скале
красуется авторское пояснение: "Скала в виде усеченного ромбододекаэдра".
Гарпиец, с пыхтеньем карабкающийся вверх, разглядев скалу и пояснение,
едва не срывается вниз и бурчит проклятия. Ему тоже кажется, что скалу
усекли как-то не так.
медленно. Автор при каждом удобном случае старается напомнить, как я устал
в борьбе с мировым Злом, и намекнуть, что то ли еще будет, поскольку
борьба только начинается. А вот если я разожму пальцы - что будет?
скалы, судорожно пытаясь нащупать опору для ног. Тщетно. Его ступни
скользили по гладкой стене. Он старался не смотреть вниз, зная, что если
взглянет туда, то упадет. Несколько метров, оставшиеся до верха каменной
стены, казались непреодолимым препятствием.
добраться до следующей зацепки, дальше будет гораздо проще, там не
зацепки, а целые ступени... Стиснув зубы, собрав в кулак всю свою волю,
Орк попробовал подтянуться на руках.
миллиметр. Пусть сведенные судорогой пальцы пока еще держат его на уступе
- он чувствовал, как с каждой секундой последние остатки сил покидают его
организм...
порядке. Чего нельзя сказать обо мне.
Сорвусь!
обрывом взад-вперед и почему-то кряхтит, будто ворочает неподъемные камни,
а затем принимается бурно ругаться, рычит, что пообломает кому-то все
отростки. Гарпийцы размножаются черенкованием, это всякий знает.
виноват, я ничего не могу с собой поделать!..
все равно последние фразы в текст не войдут, но не хочу травмировать
гарпийца. Гарпиец не в курсе, а я уже понял. В любой работе рано или
поздно наступает перерыв. Автор утомился создавать новый шедевр, встал с
кресла, размялся, а теперь, должно быть, ушел на кухню и делает плезир -
пьет чай и кофей.
невыносима, но теперь я твердо убежден в том, что мою хватку не сможет
разжать никто, даже я сам. Мордатый гарпиец с непроизносимым именем
мечется по обрыву, умоляет и грозит кому-то. Он может делать все, что
угодно, но не может спуститься и помочь мне, а тот, кто может мне помочь,
бросил меня и сбежал на кухню. Кажется, гарпиец начинает что-то
подозревать. Он не дурак, даром что с Гарпии, - а я-то в свое время понял
все окончательно лишь на третьем рассказе...
карабкаемся по почти отвесной стене, но в конце подъема силы оставляют
меня (наверно, Автор так и написал: "его оставили силы"), и гарпиец
буквально выталкивает меня наверх, кладет на большой плоский камень и
хлопочет. По-моему, он намерен сделать мне искусственное дыхание. Не
поломал бы ребер.
на дальнейшее развитие сюжета никак не повлияет.
(непроизносимое имя) не подведет. Будем держаться друг друга, ладно?
Мой путь борьбы со Злом вымощен костями ближних. Гарпиец рискует, очень
рискует. Но предупредить его об этом у меня нет возможности.
рассекает его зигзагообразной линией. На плато негде укрыться, здесь нас
прихлопнут еще вернее, чем в каньоне. Нужно выбираться отсюда, и чем
скорее, тем лучше. Но куда? И успеем ли?
нас мчится имперская боевая машина. Мы видны как на ладони и деваться нам
некуда. Мы и не пытаемся - какой смысл? Тот же опыт учит меня, что боевая
машина будет уничтожена. Кем? Вероятно, мною. Как - не знаю. Пусть об этом
позаботится Автор, мне все равно. Я чувствую сильнейшую апатию, ни о чем
не думаю и не желаю думать. Пусть за меня думают другие.
приближающейся боевой машине. Она похожа на устрашающих размеров танк,
разве что позади башни помещается бронированный короб, напоминающий бункер
сельскохозяйственного агрегата. Он предназначен для штурмовой пехоты. На
лобовой броне машины кишмя кишат шустрые механические "блохи", оснащенные
магнитными, нейтринными и ультраглюонными ловушками, необходимыми для
сбивания с толку неприятельских ракет и отчасти читателей.
приближалась. Под широкими гусеницами дрожала земля, бешено крутящиеся
катки глубоко вминали в почву тяжелые ребристые траки. Казалось, в облике
машины была воплощена неукротимая жажда убийства...
Вицлипуцли. Сейчас Он не жалеет красок, чтобы показать: на нас несется
нечто чудовищное и сейчас мне придется плохо. Но я-то знаю, что плохо
придется не мне, а танку. Читатель тоже это знает, но охотно вступает в
игру; он напоминает мне рыбу, которая прекрасно видит, что перед ней
плывет блесна, но не желает в это верить и бросается на блесну с разинутым
ртом. Автор прав. Тут важен бодрый стиль, украшенный одним-двумя
подобранными с пола эпитетами, - и никакой посторонней лирики. Читатель на
крючке, млеет и даже не трепыхается. Так и надо.
даже стихи. С рифмами у Него было все в порядке, а наивысшим достижением
явилась строка:
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Никитин Юрий
Сертаков Виталий
Шилова Юлия