Им Договор ни к чему, и иные миры их не манят. Далеко на полудень, по слухам,
лежат обширные земли, населенные могущественными и многочисленнейшими
племенами. Там тоже не знают Договора -- то ли потому, что надеются на свои
поистине огромные силы, то ли южные чародеи утратили умение найти и открыть
Дверь. А может быть, в тех краях попросту нет никаких Дверей или они
расположены так, что лишь птица или крот могли бы ими воспользоваться? Может
быть. Есть ли смысл говорить о дальних краях, вести из которых приходят не
каждое десятилетие, и о живущих там народах со странными, неправдоподобными
обычаями? Пока мир еще не чересчур тесен, пусть дальние живут, как умеют.
целые миры, созданные ими неизвестно зачем. Прямой угрозы оттуда вроде бы нет,
но лишь потому, что Договор велит держаться от таких миров подальше. Никакой
кудесник, чародей или колдун, как ни называй того, кто способен открыть Дверь,
не должен даже заглядывать в эти миры. Там нет ничего полезного. Ступив по
неосторожности в такой мир, колдун не должен возвращаться -- его не примут.
Слишком велика опасность занести оттуда чужое страшное НЕЧТО, чтобы кто-нибудь
отважился нарушить запрет. Цена ошибки высока непомерно. Во всех мирах известен
простой и ясный закон: никто и никогда не должен открывать Дверь куда не
следует.
туманом висела рыжая пыль, мелким бесом брызгала кирпичная крошка. Иногда из
глубин продолбленной в стене ниши вываливался целый кирпич с присохшим пластом
раствора, гулко рушился на заляпанный настил деревянного "козла" и, если не
удерживался, летел вниз на кучу мусора. Тупое жало лома вбивалось в следующий
шов -- раз, другой. Кирпич упрямился, крошился почем зря и целиком идти не
хотел. Знамо дело: эту стенку клали летом, а если бы нынешней зимой, то забытую
нишу в примерзшей, не схватившейся кладке расковырял бы за какой-нибудь час и
тщедушный Агапыч, не то что Витюня.
задумчиво курил третью подряд "Лаки Страйк" и смотрел, как подсобник колупает
стену. Посмотреть было на что: Витюня трудился второй час с размеренностью
стенобитного тарана. За это время он ни секунды не отдохнул, не сказал ни
единого слова и только время от времени перехватывал поудобнее лом.
ладони, потопал валенками, зябко передернулся и сказал:
сказать, но еще не придумал -- что.
добавил, вложив в интонацию всю неприязнь пролетариата к любому начальству, а к
лишнему в особенности: -- Ходит, тудыть, зараза. Змей.
продолжал молча крушить кирпич.
когда еще к нам поднимется. Слышь?
и, тяжело спрыгнув с закачавшегося "козла", присел рядышком на пискнувшую
доску. Со стороны он походил на средних размеров йети, обряженного в телогрейку
и старую ушанку, а мелкий Агапыч -- на его детеныша. Верхняя пуговица Витюниной
телогрейки не застегивалась -- мешала толщина шеи. Крушить так крушить,
"курить" так "курить", все едино. Хотя Витюня никогда не курил прежде и не
собирался баловаться этим ни теперь, ни впредь. Вредно это. Иное дело перед
концом работы принять на грудь стопарик водки, ровно один, только чтобы тепло
побежало по организму, и занюхать ароматной хлебной корочкой, в крайнем случае
-- просто промерзлой рукавицей. Пьян не будешь, а все веселее жить. Но до
стопарика оставалось еще часа четыре, не меньше.
долбежки обошлось, -- жизнерадостно сообщил Агапыч, пуская дым через
нос-пуговку. -- ИнженерА, тудыть, начальнички... То дверь забудут, а то и
вентиляционную шахту, -- долби, Гаврила. И долбишь...
долбить приходилось всякий раз ему, а не Агапычу. Агапычу что -- он каменщик,
только и умеет наскакивать: что, мол, ты мне раствор как собаке кидаешь? А как
его еще кидать, спрашивается? Да и не кидают собакам раствор, нужен он им.
Витюнины кулаки. -- Это тебе, тудыть, не штанга. После лома иной раз так пальцы
скрючит, не знаешь, чем и разогнуть. Что, прихватило?
доске, хитренько заглядывал в глаза. По-видимому, еще не расстался с надеждой
разговорить Витюню.
он наконец. -- При мне дело было, в пятьдесят седьмом, тоже зимой. Знаешь, как
тогда строили? Леса -- ты, тудыть, хрен такие видал. Вот такенный трап,
носилки, и ты тащишь... Да. Ну так вот: летит это он, значит, с шестого этажа,
и лом у него в руке. Молча летит, вдумчиво. Этажа возле четвертого он, говорит,
и допер: а зачем мне лом?! И как начал его от себя отпихивать! Одна рука,
тудыть, пихает, другая, наоборот, вцепилась намертво и ни в какую. Так почти
что до самой земли с ломом и провоевал.
только да заикался потом с месяц. А лом рядом воткнулся.
Только и пользы, что силы невпроворот. Правильно тебя из института выгнали, вот
что я тебе по секрету скажу.
разболтанного "козла".
кладку на добрую пядь. -- У меня академка.
пошире, чем нужно, -- жалко, что ли? Ровная ниша, хорошая.
ударам -- по биту в секунду, как непременно съязвила бы Светка. Ну ладно. Вот,
скажем, лом. Простой инструмент из стали марки 45 или 60. Ничего сталь.
Варится, куется. Руками не согнуть, разве что о колено. Пожалуй, тонковат, да и
легковат, не по руке -- но на то он и лом, а не гриф от штанги. Что еще есть в
этом слове? Лом -- это то, что ломает, или то, что уже поломано? И так бывает,
и этак. Задумаешься, коли твоя фамилия Ломонос. Не Михайло Ломоносов, изволите
видеть, а Витюня Ломонос. Как в насмешку. Наградил родитель. Лом тут, правда,
ни при чем, а просто кто-то из предков, скорее всего, кому-то когда-то сломал
нос, вот и фамилия. Кстати, а Ломоносов согнул бы лом? Наверное. В узел-то он
вязал по случаю -- не то кочергу, не то случайного прохожего. Правильный был
мужик.
подвела. Семь лет назад благодаря ей Витюню провели считай без экзаменов в
институт Стали и Сплавов -- ему было все равно куда. На том удача и кончилась.
А где вожделенные победы на спартакиадах, универсиадах, олимпиадах?
Международные турниры? Где? Какое-то время они жили в розовых мечтах, но мечты
постепенно выцвели, а потом и вовсе куда-то исчезли. Остались будни, хруст в
позвонках, гулкое буханье штанги о помост, сто грамм после душа да телек в
общаге. Ходи на тренировки, не уклоняйся от соревнований, выжимай очки команде
-- за это тебя терпят и не гонят взашей.
командой Библиотечного института. -- Сила есть, мышцы наел, а настоящего
таланта к железу в тебе не вижу. Интеллект где, а? Под штангой мыслить надо, а
ты вечно сонный какой-то. Э, ты меня вообще слышишь, нет?..
среднем весе пришел он в институт -- уходил перворазрядником в полутяжелом, не
дотянув даже до кандидата в мастера. Спортивная карьера не удалась.
институте как-то незаметно отошел на второй план, а потом и вовсе забылся.
Пришлось попробовать учиться. На громоздкую фигуру Витюни, бессвязно лепечущего
что-то про футеровку и кислородное дутье, доцент Колобанов смотрел, как на
новые ворота: кто ты такой, добрый молодец? откуда взялся? кому нужен?
речи. Ближайшая перспектива вырисовывалась отчетливо, а где-то за нею туманно
маячил тугой мясистый шиш. Последние полгода учебы -- двадцать минут позора на
защите -- диплом в зубы -- и лети, голубь. А куда прикажете лететь? Трудиться
мастером на "Серпе и молоте"? Охранником у новорусского теневика? Витюня
понимал, что он слишком большая мишень. Рэкет -- нет навыка и не хочется.
колхозным полям? Вытаскивать из грязи трактора всегда успеется. Вышибалой в
казино? Один раз Витюня попробовал. Казино потрясло ощущением чего-то
инопланетного, глубоко иррационального. В первый же вечер, сообразуясь больше с
инстинктом, чем с инструкциями, он по ошибке вышиб кого-то не того и на
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Белов Вольф
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Шилова Юлия