тут же споткнулся о выложенный булыжниками бортик очага и замахал руками,
удерживая равновесие. -- Блин... Краем глаза, но видел! Ты что себе думал: те
уроды нас с тобой испугались? Щаз-з! Пацан вот так руки поднял -- ты бы видел,
что с воздухом сделалось! И тут же какой-то чувак -- шасть неизвестно откуда...
Ну тот, у которого на копье был хвост -- куцый такой, рысий вроде, помнишь?
Откуда он взялся, а?
и вот здрассьте! Я потом еще раз оглянулся, так вот: пацан себе стоит и руки
вот так держит, а воздух перед ним так и переливается, струями, знаешь,
такими... Что это, по-твоему?
шизанутые...
Туземцы умеют открывать проходы, чтоб я сдох. Пацан-то не прост, я это сразу
просек, еще когда он с убитых амулеты собирал. Ну и разведка кое-что дала... Он
тут в учениках колдуна ходит. Старый колдун того и гляди в ящик сыграет, так
вместо него ученики шаманят помалу. Один здоровый такой лоб, а второй -- вот
этот пацан, усек? Жаль, не вовремя драться пришлось, а то бы я на это шаманство
поглядел не без удовольствия...
орал как ненормальный: пойдем, мол, поможем?
и, опять приложившись о бортик, зашипел от боли и злости. -- Блин, а жить ты
хочешь? Пиво пить хочешь? С семгой? Одна радость, что туземцы народ в общем-то
благодарный, иначе нам тут давно бы уже кишки выпустили! Забыл уже, как тебя
хотели замочить? Ну и замочили бы -- не тогда, так сейчас! Стрелой какой-нибудь
отравленной или попросту придушили бы ночью. Шнурком. Святой Эльм помог да еще
та драка на горе. Думать-то надо иногда? Кумекалкой, блин, кумекать надо? Ты
теперь богатырь Вит-Юн, спаситель племени, сказочный герой, владеющий
непобедимым оружием, -- Юрик покосился на прислоненный в углу лом и прыснул, --
а я так, при тебе числюсь. Я этот выбор сразу просек: или ты герой, или труп, а
третьего не дано. Мне трупом быть что-то не хочется, понял? Назвался груздем --
соответствуй, понял? А то сожрут, как сыроежку...
лучше скажи: назад мы попадем или нет?
Точь-в-точь такой, как наш, только дикарский. Медный век. Я тут в кузню
заглянул...
не людоеды, это я точно выяснил. И язык у них, похоже, индоевропейский, учится
легко...
-- Кстати, я узнал, где мы находимся.
спрашиваю, что за горы?
-- Кажется, Северный. Вот языковой барьер доломаю, узнаю точнее. На востоке в
нескольких днях пути какая-то мамаша текучих вод, если я верно понял. Сойдет за
Обь. На западе сплошь леса, а южнее степи. Между всем этим хозяйством
меридионально лежит горный пояс шириной в самом узком месте в пять дней пути от
рассвета до заката и какой-то немыслимой длины. Где-то на севере он понижается,
изгибается и упирается в холодную горькую воду, а на юге -- черт его знает.
Урал типичный, скажешь нет?
способностями Юрика и блистательным словом "меридионально". -- А почему не
Москва?
москвичей всегда должно быть преимущество? Кто ты такой? -- Юрик фыркнул. --
Хотя да, для местных ты теперь непобедимый богатырь Вит-Юн, а я так, мимо
проходил...
плевать с высокого дуба. Лучше радуйся, что этот мир в общем такой же, а не
какой-нибудь дважды вывернутый, с пятью измерениями. А хоть бы и наш --
выбросило бы тебя, допустим, в Антарктиде, посмотрел бы я, как ты выжил бы там
в телогреечке... Повезло нам, ясно? Доступный силлогизм?
разбирался в старинной словесной экзотике. Например, он был убежден, что
отхожий промысел есть не что иное, как чистка отхожих мест, и недоумевал,
почему при царе, если верить рассказам бабки, этим делом занимались чуть ли не
целые уезды. Может, народу тогда было больше или питались не так?
том, о сем. Может, узнаю, какие у него на нас виды, да и пацана-шаманыша
повидать желательно. Сам прикинь, какой у меня авторитет будет без лома?
раздражал все сильнее, сам напрашиваясь на отказ. Вообще говоря, жизнь проста и
понятна, пока в нее не вмешиваются разные умники, которым неймется. Извилины у
них не в ту сторону закручены...
возмечтал вдруг Витюня в великой тоске и действительно зажмурился. Тут же
вспомнился каменщик Агапыч, мусолящий во рту всегдашнюю "Лаки Страйк",
маленький и временами вредный, как гриб-трутовик, и Витюня затруднился в выборе
-- кого предпочесть? Открыв наконец глаза, он не увидел ни того, ни другого и
оттого совсем расстроился.
так, попытка не пытка. А ты, штангист, хоть бы упражнений каких поделал, ну
поприседал бы там или ломом помахал -- чего инструмент стоит без дела? Может,
форму сохранишь, ох, чую, она нам понадобится...
нарочно кривлялся, паразит, то ли маялся тиком.
тщедушном теле старого колдуна -- две стихии, две вечно враждующие могучие силы
спорили, кому одержать верх на этот раз. И смерть побеждала, с трудом и
понемногу отвоевывая то, что считала принадлежащим ей по праву, что рано или
поздно все равно достанется ей. Смерть торопилась, не хотела ждать.
осенний лист, пожелтел, исхудал до того, что ребра просвечивали сквозь кожу, но
еще жил. Он бредил, метался на широкой постели из мягчайших лисьих шкур под
льняной холстиной, часто, не приходя в сознание, хрипло разговаривал с духами и
тенями предков, невнятно просил их о чем-то, а иногда по-стариковски ворчливо
бранился. Предки звали к себе. Духи отступились, не желая помочь. Обессилев,
старик на время затихал.
можжевельник, бросала в огонь тайные травы и корешки, отгоняя нечистых духов,
пособников смерти. Шептала заклинания против недугов, какие знала от дедушки, и
обычные наговоры баб-лекарок. Старуха Нуоли, слепая травница, варила особые
отвары, беззубо шамкала о том, что если уж не поможет ее лекарство, то не
поможет вообще ничего, трогала лоб и руки бредящего старика, удивлялась
затянувшемуся поединку жизни и смерти...
Оставив у двери горшок с похлебкой, плошку с козьим молоком, немного мяса или
рыбы, спешили уйти. Боялись... И Ер-Нан -- внук называется -- только раз пришел
навестить деда, и то навеселе...
следовало здесь показываться, и тут же выскочил, зажав нос. Не прикажи вождь
кормить больного -- соплеменники совсем забыли бы старого колдуна. Иногда
приносили и лепешку пополам с половой -- редкое лакомство в начале лета.
Спасибо Земле-Матери за обильный прошлогодний урожай, но все равно при прежнем
числе едоков хлеб давно кончился бы. Богатство племени не уменьшилось, а вот
людей сильно поубавилось.
горького настоя, и если старик не извергал все обратно, принималась кормить.
Несколько глотков похлебки или тюри из молока с размоченной лепешкой, с
нажеванным мясом, иногда с медом -- вот и вся еда. Бывало, старик упрямился,