Чтение 19–й страницы книги ~Охотник на вирусов~

"дракон", а может быть, "ведьма". То, что сейчас он прячется в своем
логове, не делает его безопасным. Скорее наоборот.

- По-моему, это у тебя от хронического недосыпания. Мрачные фантазии
на профессиональную тему, постепенно переходящие в параноидальный бред, -
нагло ухмыляется Пеночкин.

- Ну, хватит! - хлопаю я ладонью по лежащей сверху синей папке и
вздымаю крохотное облачко пыли. - Или ты мне сейчас все расскажешь, как на
духу, или...

Вскипевшая вода начинает выбрызгиваться из кружки, и я выключаю
кипятильник.

- Или. У тебя нет никаких доказательств, что это сделал именно я.
Если, конечно, в системе вообще что-то есть, кроме еще невыявленной ошибки
в протоколах, - тут же забирает он назад свое полупризнание. - Я, пожалуй,
тоже отопью кофейку. Наливай.

- Хорошо. Тогда расскажу я. Но учти, после того, как я изложу свою
легенду, вирус будет уничтожен. Даже если моя версия ошибочна.

Я высыпаю в каждую чашку по пакетику аэрофлотовского кофе и разливаю
кипяток.

- Никак не пойму, о каком вирусе ты говоришь, - кротким голосом
говорит Петя. - "Эллипс" исправно обсчитывает все задачи, ни одной жалобы
со стороны заказчиков не поступало...

Поздно. Примирения не будет. Что я ему, мальчик, которого можно
безнаказанно водить за нос?

- О вирусе по имени "Элли". Или, по-другому, о вирусе сознания.

Пеночкин, наконец-то, бледнеет. И даже поспешно ставит на стол чашку,
чтобы не расплескать кофе.

- Ты, я вижу, не терял даром времени, - кисло усмехается он. - Где
же, интересно, ты раскопал мои старые статьи? Тот ведомственный журнальчик
давно закрыт, да и тираж у него был мизерный.

Сказать, не сказать? А, теперь уже все равно.

- Истинные отношения между талантами и поклонниками таковы: вторые
всеми доступными им способами губят первых.

Пеночкин дважды подмигивает, соображая.

- А, Лариса Артемьевна...

- Продолжим. Эти статьи написаны пять-шесть лет назад. И все
последующие годы ты уточнял концепцию, прорабатывал ее в деталях и искал
пути экспериментальной проверки. Так?

Пеночкин молча пьет кофе.

- Поэтому не сделал карьеры, не посадил дерева, не родил сына и даже
не женился...

- Отчего же? Четыре года назад. Но быстро развелся. И квартира у меня
есть, как ты сам видел. Все же остальное - карьера, дерево... Я мечтал о
лесе, понимаешь? Потому что лес - моя колыбель, и могила - лес.

- Потому что ты стоишь на земле лишь одной ногой, - перефразирую я
следующую строчку стихотворения. - Это позволительно женщине, поэту,
пожалуй, даже неизбежно для женщины-поэта, но мужчине совершенно не
простительно. Впрочем, не будем отвлекаться. В конце концов, безуспешно
потыкавшись в двери ученых-бюрократов, от которых зависело проведение
весьма дорогостоящего эксперимента, и сменив пять или шесть мест работы...

- Семь на сегодняшний день.

- Ты вдруг пронюхал, что местный "Эллипс" лопнул, как проржавевший
обруч, и, рванул с низкого старта, предложил свои услуги системного
программиста.

- Не совсем так. Разрыв "кольца" - счастливая случайность.
Первоначально я планировал убирать лишнюю связь программным путем.
Соответствующий пакет был у меня почти готов.

- Ага. Не было бы счастья, да несчастье помогло. А как ты решил
вопрос с памятью? Тебе ведь ее требовалось - о-го-го!

- Тут мне опять повезло. ГИВЦ получил новые "Эльбрусы" с оптическими
стираемыми дисками, и библиотека обзавелась компьютером с программным ПЗУ.

- И ты, конечно, предложил свои услуги. За чисто символическую плату.

- Денег на программиста горсовет вообще не выделил. Пришлось на
общественных началах.

- То-то Лариса Артемьевна тебя так превозносит! Внакладе ты не
остался. Вопрос с постоянной памятью худо-бедно решился. Труднее было с
оперативной. Ее тебе требовалось много, очень много. Гораздо больше, чем
было у всех машин "Эллипса", вместе взятых.

- Не совсем так. Ты рассматриваешь мозг как гиперсуперкомпьютер, а
это неправильно.

- Кстати, как ты впрягал в одну повозку "Нейроны" и "еэски"? -
перебиваю Петю. Мне важны практические моменты, а не теоретические изыски.

- Программным путем преобразовывал двоичные компьютеры в нейронные.
Это оптимальный путь. Дело в том, что один-единственный нейрон способен
иногда распознавать целое слово. И, кроме того...

Пеночкин снимает очки, начинает жестикулировать, и я чувствую себя,
словно рыцарь, противник которого зазевался и неосторожно опустил щит.
Грудь его беззащитна, через минуту я нанесу неотразимый удар, но Петя все
еще не понимает этого.

- Таким образом, последние проблемы были решены как раз полгода
назад.

- Да. И я сразу же приступил к экспериментам.

Допив кофе, Пеночкин удовлетворенно крякает, надевает очки и
подмигивает. Мне становится скучно. Ну, а что еще от него можно было
ожидать? Неудачник - он и есть неудачник. Хорошим идеям следует держаться
от таких субъектов подальше.

- И ты хочешь сказать, что тебе удалось создать модель человека? С
помощью этих набитых БИСами, СБИСами и прочим полупроводниковым дерьмом
железных ящиков? Модель, обладающую пятью органами чувств, умеющую
смеяться и плакать, ненавидеть и любить? И размножаться? Да к тому же
заключающую в себе некую неуловимую субстанцию по имени "душа"?

Вот так вот. Нужно, нужно было поставить нахала на место.

- Нет, конечно, - спокойно возражает Пеночкин. - Моя цель была
гораздо скромнее: моделирование искусственного интеллекта, обладающего
сознанием. Ну, и некоторыми неотъемлемыми качествами разумного существа.

- Способностью к самоубийству? - Я на второе место поставил
возможность предсказывать будущее.

- Электронный оракул? В помощь гадалкам? А на первое?

- Речь. Борис Федорович Поршнев еще сорок с лишним лет показал, что
есть основной признак, отличающий человека от животных.

- А как насчет эмоций? Тебе удалось их смоделировать?

Я ставлю пустую чашечку на стол. Петя тут же сгребает кофейные
аксессуары и прячет их в тумбочку соседнего стола.

- Не знаю. Не думаю, - говорит он наконец. - Ну, конечно, же нет!

- Тогда это чудо-юдо, которое ты сотворил, - не человек. Это нелюдь,
Голем, Франкенштейн! И даже хуже. Последний-то был хоть из плоти и крови,
а твой...

- Но я не собирался создавать гомункулуса. Разве я говорил так?
Искусственное сознание - вот моя скромная цель.

Петя вновь усаживается напротив меня. Я пристально смотрю в его
наивные голубые глаза и молчу. Молчу так долго, что он, поежившись,
начинает отчаянно подмигивать мне чуть ли не раз в секунду. С частотой
один герц.

Сейчас я задам вопрос, на который он не сможет ответить, а потом... У
нас осталось ровно пятнадцать минут.

- Зачем? - тихо спрашиваю я. - Зачем ты это сделал?

Пеночкин недоуменно пожимает плечами и, поглядывая на меня, как на
первоклассника, не понимающего, для чего учить таблицу умножения, если
есть такие удобные и умные калькуляторы, говорит:

- Чтобы познать человека. Чтобы сделать первый шаг к выполнению
древнего завета: "Познай самого себя"!

Нервно подмигнув, Петя ждет возражений, но я молчу. Списав
затянувшуюся паузу на мою туповатость, Пеночкин вскакивает со стула и,
выписывая вокруг меня замысловатую орбиту, начинает с жаром объяснять:

- Понимаешь, этот вопрос относится к числу проклятых. Их, в общем-то,
не так и много. А скорее всего только один. "В чем смысл жизни человека" и
"Что есть человек" - это почти одно и то же, верно? Зная ответ на один из
этих вопросов, вполне можно вычислить ответ и на другой. Да и на все
остальные тоже. Но главная закавыка в чем? Нам не с кем сравнивать. В этом
вся и сложность, вся и трагедия бытия человеческого. Любая наука
начинается с классификации и сравнения, но человек - единствен и
неповторим. Нет на Земле другого подобного феномена!

Остановившись, чтобы перевести дух, Петя выжидающе смотрит на меня,
но я молчу. Я не собираюсь предлагать ему сравнивать между собой людей
разных времен и культур. А тем более замешивать сюда высших животных. В
логике ему не откажешь. Человек - единственное разумное существо на Земле.
В этом и ответ на мой дурацкий вопрос "зачем"?

- И это все? Эта эфемерная проблема - единственное, из-за чего ты
пошел на должностное преступление? - спрашиваю я, становясь напротив
Пеночкина.

- Единственная. Она и у человечества - единственная.

Мне надоедает смотреть в нахальные голубые глаза и, заложив руки за
спину, я прогуливаюсь между заваленными распечатками столами и
беспорядочно расставленными стульями.

- И что же будет, когда человечество получит ответ на этот проклятый
вопрос?

- Пессимист сказал бы - конец света. Оптимист - пробуждение истинного
человека, богочеловека. Понимаешь, да? Человек, познавший самого себя, -
это уже иное существо, чем-то неуловимо отличающееся от себя прежнего. А
может быть, и вполне уловимо. Новый человек...

- Или нелюдь. В человеке столько всего заложено... Не вылупится ли из