Андрей ДАШКОВ
ТАКСИДЕРМИСТ
день она провела на кладбище под моросящим дождем, среди чужих людей,
имена которых сразу же забыла. Фигуры из черного картона, лоснящиеся и
мрачные... Лица она забыла тоже - на всех была написана одинаковая
вселенская скорбь. Но не всегда. Позже она заметила, что мужчины скользят
взглядами по ее ногам. Если совсем честно, это было приятно.
яму с глухим стуком упали первые комья жирной черной земли, Лидия поймала
себя на том, что совершенно равнодушна к этой смерти. Она оказалась здесь
от скуки. Сейчас ей пришло в голову, что развлечься можно было бы иначе.
Но не всегда выбираешь лучшее, а уж веселое - совсем редко...
роль. Может быть, ей просто было лень что-либо менять?..
не считать сиюминутных желаний. Тогда, например, Лидия испытывала острое
желание выпить.
котором не была никогда прежде. Первая же рюмка начала возвращать ее к
жизни. Она наслаждалась теплом, растекающимся по телу, и думала о том, как
все-таки мало надо сделать с человеком, чтобы он почувствовал себя почти
счастливым: сначала заморозить, а затем слегка отогреть...
лицом. Несколько раз они выпили вместе. После третьей рюмки Лидия сбилась
со счета... Она играла со своим новым знакомым в опасную игру, основанную
на одном проклятом свойстве человеческой природы: противоестественном
стремлении к плохим концовкам.
почти академический интерес, не омраченный ничем, даже сексом. Ничем,
кроме нескольких выпитых рюмок.
забытья, вызванного алкоголем или еще черт знает чем, и протрезвела
настолько, что испугалась, наконец, человека, сидевшего перед ней.
родившиеся мысли. - Что-нибудь не в порядке?
улыбку, и сама почувствовала, что улыбка получилась похожей на болезненную
гримасу.
столике у кресла.
он любовался одним из своих чучел, она воспользовалась паузой и попыталась
вспомнить, где он ее подцепил. В баре? Или прямо на улице? Наверное,
все-таки в баре... Как он себя называл? Таксидермист? Матерь божья, язык
можно сломать!.. Тогда ей показалось, что он просто выделывается. О, эти
проклятые умники! Она надеялась, что этот, по крайней мере, будет хорошо с
ней обращаться. И ей действительно не на что было жаловаться. Пока.
Впрочем, многого Лидия уже не помнила.
роскошного дома, возле которого он расплатился с таксистом. Еще она
помнила, как порвала платье, выходя из машины, и едва не заплакала от
обиды, хотя была уже очень пьяна.
Главное, что осталось целым твое тело...
сейчас она не могла понять, почему не убежала, не уехала, не позвала на
помощь, наконец? Ведь дурное предчувствие, охватившее ее, было настолько
острым, что прокололо плотное облако, окутавшее сознание после восьми
(примерно) выпитых рюмок.
таксидермиста и холеную руку с изящными пальцами, гладившими мертвую
шерсть. Даже слишком красив для того вонючего бара, в котором она
оказалась после похорон.
погибшего в автокатастрофе. Ничего, найдет себе третьего, - подумала Лидия
со злостью. Злилась она на саму себя. Интересно, что она уже успела
рассказать этому гладколицему красавчику? Впрочем, какая разница... Лидия
поправила волосы и провела по небу кончиком языка. Небо было горячим и
шершавым. Алкоголичка, - вынесла она себе приговор, подлежащий
обжалованию.
программой. Если забыть об остальном. Это остальное таилось пока в
закоулках ее памяти, но уже давало знать о себе, изредка всаживая в ее
мозг ледяные иголочки страха.
странным торжеством. Но она ошибалась.
Митчелл. Акустические системы, скрытые в обшитых тканью стенах, наполнили
комнату глубоким прозрачным звуком. В звуке Лидия немного разбиралась.
Этому научил ее бывший любовник. Музыка показалась ей смутно знакомой.
Струнный квартет. Где она могла его слышать? С видом человека, умеющего
проигрывать пари с самим собой, она отхлебнула из высокого бокала,
стоявшего перед ней на стеклянном кубе, и поморщилась. То ли от выпивки,
то ли от заунывных звуков струнного квартета.
рта, чтобы вывести из себя этого самовлюбленного болвана, сидевшего перед
ней.
момента, когда за нею захлопнулась входная дверь, и заканчивая той
секундой, когда в ее голове родилась первая относительно трезвая мысль.
Иголочки страха превратились в ледяную глыбу, плавающую в темном озере ее
неясных ощущений.
лестнице. При этом она опиралась на сильную уверенную руку таксидермиста,
вводившего ее в свой дом.
внушительных каменных постаментах. Вначале эти неясные тени показались ей
какими-то языческими идолами. Но идолы были всего лишь чучелами огромных
черных догов. Сидящие собаки выглядели поразительно живо. Лидия
отшатнулась, не поверив даже в их мертвую неподвижность. Таксидермист
засмеялся.
шерсти выглядели отвратительно, как лапки паука-альбиноса.
блестели. - Красота, остановленная во времени... Они никогда уже не
сдохнут и не сгниют. И никогда не примут некрасивых поз. Они красивы даже
сзади. К тому же, у чучел нет гениталий...
Таксидермист бросился к ней и помог принять вертикальное положение.
сдерживаемая ярость. - Это были мои любимые собаки. Я так любил их, что не
мог смириться с мыслью о такой некрасивой вещи, как смерть. Или старость.
Я не стал ждать...
исходивший от чучел.
прочность тонкие высокие каблуки своих туфель.
взятой напрокат из рекламы зубной пасты. Или врача-протезиста. До чего же
гладкая кожа! - с завистью подумала Лидия. - Мне бы такую кожу лет через
двадцать...
чучел. Но и мебель стоила столько, сколько Лидия не могла бы заработать за